Виктор Некрасов - Вторая ночь
— Да какое там здорово… Просто…
— Ясно. Зрение хорошее?
— Ничего.
— И ночью хорошо видишь?
— Вижу…
— Значит, этих троих — Антонова, Тугиева, Богорада — я беру с собой. А остальных веди на задание. Ох уж этот мне Сутырин — всю жизнь мечтал с ним воевать. Только чтоб к двенадцати все уже на месте были.
— А мы и за час управимся. — Петренко встал. — Дома еще ужинать будем.
— Ну все. Собирай людей. А вы трое — за мной!
Капитан вылез из землянки, осмотрелся и направился к яблоням. Солнце уже село, и в воздухе пахло сыростью. Группа солдат, устроившись под пушкой, вполголоса пела какую-то украинскую песню. Над пушкой сохли кальсоны и рубашки. Откуда-то очень издалека доносилась гармошка.
— «Тиха украинская ночь, прозрачно небо, звезды блещут…» Садись, ребята. Закуривай.
Капитан сел под яблоню, ту самую, где было выцарапано «Б. Р. С», и вытащил пачку «Казбека». Антонов даже языком щелкнул:
— Откуда это у вас, товарищ капитан?
— А ты не спрашивай, закуривай. Подарили люди добрые.
Антонов подмигнул Леньке: знаем, мол, что это за люди.
— А эту штуку придется тебе чем-нибудь замотать, — Капитан указал на Ленькин бинт.
— Можно и вообще скинуть.
— Не скинуть, а замотать, я сказал. В темноте как фонарь светит. К немцам сейчас пойдем. Прямо в логово ихнее. Ты вот вблизи их никогда не видал. Надо ж посмотреть, правда?
— Надо, — без особой уверенности ответил Ленька.
Капитан улыбнулся.
— Ну, не к самим немцам, но, в общем, поближе к ним. Завтра предполагается операция маленькая, ну и Нам с вами надо на двух участках проверить, нету ли полей минных. И провернуться должны как можно быстрее, чтоб вторая рота успела сделать проходы. Бурлин придет сюда к двенадцати — значит, в нашем распоряжении три, максимум четыре часа. Ясно?
— Ясно, — ответил Антонов. — А далеко идти?
— Сейчас узнаешь. Возьмешь Тугиева, я — Богорада. Твой участок — дорога на Голую Долину, мой — левее, где разрыв между рощами. От передовой до немцев — метров триста: значит, до мин — метров двести — двести пятьдесят. За три часа должны успеть. Каждому взять по две гранаты РГД и проверить автоматы. Финки тоже с собой взять. На все это даю пятнадцать минут. Сбор здесь, у яблони. Шагом марш!
Все трое пошли в землянку.
— Ты за ним следи, за капитаном, — шепотом сказал Антонов. — Он знаешь какой? Обязательно во что-нибудь впутается.
— Как это впутается? — не понял Ленька.
— А уж придумает как. «Языка» захочет притащить или что-нибудь в этом роде. Так ты не давай. Время, говори, истекает, рота ждет.
— Да он же и сам знает, что ждет.
— Знать-то знает, но и я его знаю. Ты думаешь, из штаба приказали именно ему идти? Сказали — послать офицера, вот и все, а он возьми да и сам. Шило у него в одном месте торчит.
Когда вернулись к яблоне, капитан сидел в той же позе, только с картой на коленях, и что-то мерил на ней циркулем.
— Ну что, все готово?
— Все, товарищ капитан.
— Пошли тогда.
— Это вам. — Антонов протянул две гранаты. — Свеженькие, краской еще пахнут.
Капитан подвесил гранаты на пояс, заправил гимнастерку и протянул руку Тугиеву, затем Антонову.
— Ни пуха ни пера.
— Вам того же, — улыбнулся Антонов. Тугиев, как всегда, молчал. — И помните, что Бурлин в двенадцать придет.
— Помню. А что?
— А ничего. Просто так. — Антонов опять улыбнулся и пожал Леньке руку. — Навалило на тебя сегодня, только держись.
Они расстались и пошли в разные стороны: Антонов с Тугиевым мимо пушек по дороге, Ленька с капитаном — прямо через кустарник.
8Почему Орлик выбрал Богорада, а не кого-либо из более опытных ребят, он и сам не знал. Когда шел из расположения батальона на передовую, он твердо решил — Антонова послать с Тугиевым, а Петрова с Вахрушевым. В разведке они бывали не один раз, ребята все опытные, бывалые, сталинградцы. Да и сам-то он вовсе не собирался идти — дивинженер так и сказал (Антонов был прав): «Пошлите кого-нибудь из командиров рот, или нет, даже из командиров взводов, только потолковее». А вот пришел в землянку, глянул на Богорада — стоит смущенный, мнется, и с коньяком этим самым умора, — как-то само собой в голову пришло: а почему не послать его? «Ей-Богу, может, и неплохой разведчик получится — парень расторопный, сообразительный, как будто не трус, а с разведчиками сейчас как раз особенно туго стало, из солдат только Вахрушев и Тугиев остались. Надо и им смену готовить. Возьму да пошлю».
И тут же вдруг захотелось и самому пойти. «Прослежу-ка за Богорадом, как он там со всем этим делом справляется. Да и вообще, осточертели все эти землянки да блиндажи для начальства, будь они трижды прокляты». Так и решил — с собой Богорада взять, а Антонова с Тугиевым послать.
Сейчас они шли через кустарник — до передовой было около километра, — и где-то, невидимые, заливались кузнечики, и над самой головой стремительно проносились ласточки.
— «Мессера»… — улыбнулся Ленька. — Может, и дождь будет, больно низко летают. — И, пройдя несколько шагов, добавил: — Давно дождя не было. Земля вишь как потрескалась.
Дождей действительно давно уже не было — с той ночи, пожалуй, когда Ленька попал в батальон. Трава совсем выгорела, стала сухой и желтой. Ленька наклонился, взял горсть сухой земли и растер ее между пальцами.
— Вон и червяк похудел. Посмотри, какой стал. — Он протянул руку капитану и пересыпал ему в ладонь сухую, как порошок, землю. — Дать ему, что ли, напиться из фляжки?
Орлик посмотрел на часы.
— Присядем-ка. Подождем, пока совсем стемнеет. — Он почувствовал, что с Леньки соскочила его обычная скованность, и захотелось поговорить с ним.
— Что ж, подождем… — Ленька с готовностью согласился и сел под кустом, поджав ноги по-турецки.
Орлик сел рядом и, стянув сапог, стал перематывать портянку.
— Тихо как, а? — шепотом, очевидно чтобы не нарушить этой самой тишины, сказал Ленька, и тут же, как будто нарочно, совсем рядом щелкнул миномет, и мина, просвистев над их головами, разорвалась где-то позади.
Капитан глянул уголком глаза на Леньку.
— Не боишься уже?
— Кого?
— Да мин.
— Мин? — Ленька пожал плечами, потом спросил: — А вы?
Капитан улыбнулся.
— Я с ними давно уже знаком. Вот здесь вот, — он хлопнул себя по ноге, чуть выше колена, — три осколка берегу… А первые недели на фронте кланялся довольно-таки усердно.
— А вы давно воюете?
— С самого начала. С июня сорок первого.
— И теперь совсем уже не боитесь?
— Чего?
— Ну вот идти сейчас на задание хотя бы…
Орлик опять улыбнулся.
— А ты хитер, я вижу, в контратаку перешел. Ну как тебе сказать. — Он стал подыскивать подходящее объяснение, но никак не мог найти. — И да и нет как-то…
— Вот и я так думаю. Шел вот и думал. Человек, ведь он не хочет умирать, правда? А раз не хочет, то это уж наверное боится. Правда?
— Ну, допустим, что так…
— А идти надо, вот как нам сейчас с вами. А может, нас убьют или покалечат, а мы все-таки идем. И вообще…
Ленька вдруг умолк, поймал муравья и стал его рассматривать.
— Что — вообще?
— Ну так, вообще… Воюешь вот, воюешь, а с кем и не знаешь…
— То есть как это — не знаешь? — Орлик даже удивился. — Два года воюем, а ты и не знаешь?
— Ну не то что не знаю… Знаю, конечно. Знаю, что есть Гитлер, фашисты, что они хотят всю Россию завоевать и весь мир… Но раньше, лет сто или двести назад, не так было, правда? Сойдутся два войска и дерутся. Он тебя, а ты его — кто кого. А теперь… — Ленька сдунул муравья с ладони и посмотрел, куда он упал. — Убило вот недавно у нас Сучкова. Когда минное поле ставили. Вы его знаете, высокий такой, с нашего взвода. Прилетела мина и убила. А он живого фрица ближе как за триста метров никогда не видел. Да и я тоже…
— Ну, это счастье успеешь еще увидеть, — сказал Орлик и с силой всунул ногу в тонкий хромовый сапог, но тут же вытянул ее. — А ну, дай-ка мне свой ножик знаменитый, торчит там пакость какая-то, гвоздь, что ли…
Ленька вынул нож, открыл отвертку и протянул капитану:
— Этим лучше всего.
Капитан стал возиться с гвоздем, и Ленька умолк. А ему хотелось еще о многом поговорить. Ну что это за война? Все с воздуха прилетает. Вот сейчас хотя бы: кругом тишина, красота, ласточки летают, жучки разные ползают, и вдруг откуда ни возьмись прилетает кусок железа — и прямо в тебя. И даже неизвестно, кто выстрелил… Или минное поле… Прячешь в землю ящики с толом и старательно-старательно их маскируешь травой, веточками там разными, и все это, чтоб обмануть. А потом сами подрываемся, как в тридцать третьем полку два дня назад… И вообще, когда самая первая, самая-самая первая война произошла? Лет тысячу назад, или две, или больше?.. И еще хотелось Леньке сказать о другом. О том, что идет он вот сейчас вместе с ним, с капитаном, на свое первое задание, и, конечно же, ему страшно, но пусть капитан не беспокоится, он выполнит любое его приказание, даже больше, а если они столкнутся вдруг с немцами… Пусть, пусть столкнутся, он даже хочет этого — он не подкачает, он с любым фрицем справится, он видел, когда шел на фронт, в одном селе повешенных немцами партизан, пять человек, и среди них девушка, совсем молоденькая девушка, лет семнадцати-восемнадцати, не больше… И еще о многом хотел сказать и спросить Ленька, именно здесь, в лесу, когда рядом никого нет, только они вдвоем с капитаном, но капитан не слушал его, старательно всовывал ногу в сапог, а потом встал и веселым своим голосом сказал:
