Александр Кононов - Рассказы о Чапаеве. — Матрос Железняк. [Сборник]
И в тот же миг из-за насыпи поднялись два человека. Лучи заходящего солнца блеснули на светлых пуговицах бушлатов. Два моряка — Железняков и Берг — подошли к бронепоезду. Они хорошо были видны сквозь смотровые щели амбразуры.
— Матросы! — пронеслось по бронепоезду. — Откуда они взялись?
Анатолий рукояткой маузера постучал по стальной обшивке одного из вагонов.
— Сдавайтесь! — крикнул он. — Вы окружены!
— Нас пять тысяч! — добавил Берг.
Бронепоезд ответил молчанием.
— Даем на размышление десять минут! — снова крикнул Анатолий, и, повернувшись к насыпи, добавил: «Пулеметы и гранаты — к бою!»
Лежащие за насыпью матросы переглянулись: гранат у них было очень мало, а пулеметов — ни одного.
Прошла минута, две, три… пять. Что происходило внутри бронепоезда? Сдастся ли он или придется вести неравный бой? Прошло еще три минуты. Но вот на землю упала узкая полоска света, дверь одного из вагонов приотворилась, затем широко распахнулась, и из вагона с поднятыми руками один за другим вышли солдаты и офицеры. Тотчас же открылись двери остальных вагонов…
Пленных окружила небольшая группа матросов.
— Это весь ваш отряд? — растерянно спросил один из офицеров.
— Каждый за сто — как раз пять тысяч будет! — ответил Железняков.
Через несколько часов бронепоезд вновь вышел на магистральную линию. Над головным вагоном в лучах холодного осеннего солнца ярко горел красный стяг.
Чугуев
Накинув бушлат, Анатолий вышел из вагона. Разгоряченные боем матросы, многие в одних тельняшках, прыгали на замерзшую землю и, жадно закуривая, вглядывались в едва различимые вдали домики города Чугуева.
Москве помощь матросов не понадобилась — в городе власть была уже в руках трудящихся. Но в других городах белогвардейцы поднимали головы.
Железнякова — теперь помощника командира захваченного им бронепоезда — направили из Москвы в Донбасс. Однако уже под Белгородом бронепоезд столкнулся с белогвардейскими частями, продвигавшимися на Дон. Там, на Дону, в городе Новочеркасске, генерал Каледин начал собирать войска, чтоб разгромить революцию.
Несколько дней бронепоезд почти не выходил из боев, уничтожив основную массу белогвардейцев, продвигавшихся на Дон.
Но теперь дело было гораздо сложнее. Там, под Белгородом, противник был в эшелонах, а здесь, в Чугуеве — небольшом городке, стоявшем на пути бронепоезда, — он хорошо подготовился к обороне. В Чугуеве находились юнкерские части, заседала городская дума. «Что делать? — размышлял Железняков. — Идти назад или в обход — глупо, штурмовать — мало сил…»
Но Чугуевские власти тоже медлили. То ли они не были уверены в своих силах, то ли выжидали чего-то.
И Железняков решился — в город был послан ультиматум: белым частям немедленно сложить оружие, ликвидировать городскую думу и всю власть передать трудящимся.
Ответ пришел не скоро. Лишь к вечеру, когда начал истекать срок ультиматума, к Железнякову явилась делегация городской думы.
— Мы обсуждали ваши предложения, — сказал один из членов делегации, — и, к сожалению, не можем полностью принять их…
— Срок истекает в двадцать три ноль-ноль, — резко перебил Железняков, — или вы принимаете ультиматум или…
— В таком случае мы просим ваших представителей пройти в город, — заторопился другой делегат. — Мы сами не можем решить этого вопроса. Пусть решит дума.
Идти в логово врага было опасно, озверевшие белогвардейцы могли пойти на все. Но другого выхода не было. Да и не такой был человек Анатолий Железняков, чтоб отступать перед опасностями.
Вместе с двумя матросами он отправился в город.
Перед уходом Анатолий сказал своему помощнику:
— Через час подгони бронепоезд по возможности ближе. Обо мне не беспокойся. Но если я не вернусь к двадцати трем — начинай обстрел. Бей только по центру города.
Темными безлюдными улицами, наглухо закрытыми ставнями встретил город трех революционных матросов. Но Анатолий знал — рабочие окраины не спали. И это придавало ему уверенность.
В центре города было оживленнее — сновали солдаты и юнкера, торопливо проходили или проезжали на извозчиках укутанные в шубы богатые чугуевцы.
В самом здании думы, в большом зале, было полно народу. Здесь собрались не только члены думы, но и вообще вся чугуевская знать — зажиточные горожане, купцы, офицеры, чиновники. Матросов они встретили злобными выкриками. Но Железняков не обратил на это внимания. Решительно пройдя в центр зала, он резко повернулся и спокойно сказал:
— Почему вы собрались здесь? Или, может быть, вы не знаете нашего ультиматума? Тогда я повторяю: немедленно сложить оружие и всю власть в городе передать в руки рабочих и солдатских депутатов!
Страшный шум покрыл последние слова Анатолия. Одни кричали, другие свистели, третьи улюлюкали. Многие требовали немедленно арестовать «матросню». Анатолий спокойно ждал. Но шум не прекращался — спокойствие матросов бесило Чугуевскую знать. Вдруг в зал вбежали юнкера и бросились к Железнякову.
— Сюда! — крикнул Анатолий товарищам и, вскочив на стул, поднял над головой гранату.
Юнкера застыли на месте. Шум сразу стих.
— Убив нас, вы все равно не спасете свою призрачную власть. Она обречена! — в наступившей тишине голос Железнякова звучал отчетливо, слова ложились спокойно и уверенно. — Вам не остановить революцию! — он замолчал. Кругом была удивительная тишина. Прошло несколько минут. В зале по-прежнему слышалось лишь напряженное дыхание нескольких десятков людей. Анатолий неподвижно стоял на стуле, держа над головой гранату.
Кто-то в дальнем углу, у двери, зашевелился, пытаясь выскользнуть из зала.
— Назад! — крикнул один из матросов, стоящих рядом с Железняковым, вскидывая винтовку.
И снова — тишина. Медленно тянутся минуты. Где-то, должно быть на городской башне, пробили часы. И в ту же секунду, совсем рядом с думой, разорвался снаряд. За ним — другой, третий…
— Слышите?! — крикнул Железняков, соскакивая со стула. Слышите? Это наши наступают!
Первыми сложили оружие юнкера, ворвавшиеся в зал.
А через час Железнякову доложили:
— Весь гарнизон сдался. Дума распущена. В городе установлена советская власть.
Чернорабочий революции
Путь на Донбасс был свободен. Но Анатолию не пришлось двигаться дальше — срочная телеграмма вызвала его в столицу.
4 января 1918 года Железняков во главе отряда матросов прибыл в Петроград. В Центральном Комитете большевиков его уже ждали.
— Партия знает вас, товарищ Железняков, и поручает вам ответственное дело, — высокий человек с небольшой острой бородкой и пристальным взглядом ясных серых глаз прошелся по комнате. — Завтра в Таврическом дворце открывается Учредительное собрание. Что такое Учредительное собрание, вы знаете. Это сборище меньшевиков, эсеров и прочих врагов советской власти. Поэтому все наши враги очень ждут завтрашний день. Нам известно, что на завтра намечено массовое выступление контрреволюции. Вашему отряду поручается охрана подступов Таврического дворца и несение его наружной и внутренней охраны.
Утром 5-го января в Таврическом дворце открылось Учредительное собрание. Но еще до его открытия на площади перед дворцом появилась враждебно настроенная толпа. Студенты из богатых семей, переодетые офицеры, лавочники и бывшие царские чиновники шли к Таврическому дворцу.
Железняков один вышел навстречу толпе. Высокий, широкоплечий, с тяжелым маузером в деревянной кобуре, он спокойно стоял и ждал.
— Кто вы такие и зачем здесь? — спросил он, когда толпа была уже близко.
— Мы пришли на охрану Учредительного собрания! — ответили из толпы. — И вообще — мы демонстрируем нашу силу!
— На охране нового революционного порядка стоят матросы, — ответил Железняков, — и вы нас не опрокинете. Поэтому, во избежание неприятностей, прошу разойтись. Быстро! Ну! — и он сделал шаг вперед.
Толпа попятилась.
А в это время в Таврическом дворце Яков Михайлович Свердлов читал написанную Лениным «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа».
Едва Свердлов кончил, как в зале поднялся страшный шум.
Депутаты Учредительного собрания отказались принять Декларацию. Они вообще отказывались признать советскую власть.
— В таком случае большевики покидают Учредительное собрание, — перекрывая шум, объявил Свердлов.
Проходя мимо Железнякова, Яков Михайлович тихо сказал:
— Оставайтесь здесь. Порядок должен быть сохранен, что бы ни произошло.
Часы тянулись удивительно медленно. Но заседанию не видно было конца. Один оратор сменял другого, выдвигались все новые и новые проекты уничтожения большевизма. Некоторые же считали, что с большевиками вообще уже покончено. Пробило полночь, а ораторы все говорили, говорили…
