Сергей Мстиславский - Случай в лесу
— Беги вот так, прямо. — Мальчик показал рукой. — Обязательно на цепь напорешься. Панкратов за старшего. Ему и скажи.
Опять сквозь лес, по целине; хлещут, на бегу, ветви по щекам, как ни поворачивай, ни прячь голову, ни укрывай руками. Сквозь вязь древесных стволов замаячили люди. Вооруженные. Сбились тесной кучкой. Ваня крикнул, продираясь прямиком через заросли:
— Товарищ Панкратов... Нашли!
Бородатый колхозник, С винтовкой, обернулся, глянул через плечи окружавших его «истребителей».
— Кого?
— Диверсантов. Трое, в красноармейском, не русские. Точь-в-точь как Вася видал... Петя следить остался, а я за вами... Они тут недалеко уже, наверно... К просеке шли.
Кучка разомкнулась. Подбежавший Ваня увидел: в кольце колхозников два человека в красноармейской форме. Один из них, седоватый, приземистый, квадратный, рассмеялся коротким, хрипловатым смешком.
— Ну, вот видите. Все и разъяснилось. Нашлись прохвосты. А вы — на нас. Какие мы к чорту-дьяволу диверсанты? От макушки до пятки самые кровные русаки. Это тоже непорядок — своих без никакого повода за ворот хватать. Сейчас, слава тебе, христе-спасе, не то проклятое царское время, чтоб в каталажку тащить без всякой причины.
— Насчет поводу ты, христе-спасе, потише, между прочим, — морщась, сказал Панкратов и дал знак колхозникам.
Они тронулись с места за Ваней беглым шагом, уводя с собой и тех двух. Панкратов продолжал говорить на ходу:
— Парашютисты были? Факт. Трое? Факт. В красноармейской? В красноармейской...
— Ну, это еще требует доказательств, — перебил человек в красноармейской форме. — Кто это на лету определить мог? Что у него — бинокль заместо глазов? Мало ль кому что померещится... Документы при нас правильные. Люди сквозь фронт, жизни не щадя, к своим прорвались, а им, изволь видеть, такая встреча. За шиворот.
— За шиворот я тебя пока что не брал, — обрезал Панкратов. — Документ — документом, а человек — человеком. В штабе разберут... А вот что спиртным от тебя пахнет, — это вовсе непорядок.
— В чем грешен — в том грешен, — не смутясь, подмигнул квадратный. — Подвернулась по дороге оказия, использовали бутылочку. Рассказать?
Навстречу, по лесу — треск: очертя голову мчался Петька.
— Скорее, скорей! — крикнул он. — На просеке... в наушниках сидит, над ящиком — не по-нашему, по-немецки, наверное, разговаривает. Так и чешет.
— Четверо при задержанных! — крикнул Панкратов. — За нами выводи на просеку. Глаз не спускать: ежели шевельнутся бежать — бей! Остальные за мной. Натрепать вихор следовало бы, по старинке, Васькиным дозорным: что они — до пяти считать не умеют? Бегом, товарищи.
13
Шукур над микрофоном, усмехаясь одними глазами, договаривал взволнованным, совсем-совсем девичьим голосом, по-немецки:
— Дайте скорей, мотор будет сейчас исправлен, надо уходить в воздух, не теряя секунды. Тут недалеко деревня, могли заметить, куда мы сели. Перехожу на прием.
Он замолчал, вслушиваясь, и брови сдвинулись резко. Голос дошел, пришепетывающий и визгливый, с акцентом:
— Сейчас подойдет обер-лейтенант, я послал. Ты что, не узнала моего голоса, Клерхен? Я же предупреждал, что дежурю сегодня. Ты совсем цела? Обещание помнишь? Говори скорей, пока не подошел офицер. Перехожу на прием.
— Будь он трижды... — прошептал Шукур. — Какое там еще обещание?
Он поднял было глаза на Менгден, но сейчас же раздумал и наклонился к микрофону.
— Ради бога... поторопите господина обер-лейтенанта. В лесу шум... Кажется, идут... Скорей, все дело сорвется.
— Ответ! — прохрипел голос «оттуда».
— Ответ? Сам должен знать, что может ответить девушка...
Менгден сжала руки. Это ж Винфрид, там, в штабе, у микрофона.
— Придешь! — гавкнул язвительно голос. И, мгновенно, угас: в наушниках Шукура сухим шелестом зашуршал шепелявый, гнусавый тенор:
— Радист Менгден? Ефрейтор Бернгардт передал, что полковник убит? Позовите штурмана, я сообщу ему место посадки.
— Не могу, господин обер-лейтенант, — почти умоляюще прозвучал голос Шукура. — Он чинит мотор, мы не можем терять минуты... Штурман мне поручил... и Бернгардт заверит... Скорее, прошу вас, пока рация работает.
Молчание.
Или понял, ушел?
Шукур крикнул:
— Скорее же, ради бога! В лесу шум... Идут, кажется. Скорей! Штурман кричит, чтобы я шла к пулемету.
Колдунов шумно перевел дыхание — по лицу Шукура он понял: есть!
Шукур пригнулся совсем к микрофону.
— Повторите еще раз... Она такая трудная, эта русская топономия. Груше... как? Я не могу понять... Грушевицкое? Можно сломать язык. Я ищу по карте... Зюд-вест-вест от Норовки Грушевицкое... Нашла... Мотор кончили... Я кончаю передачу... Вы о нас скоро услышите.
Он сбросил наушники и выпрямился. Колдунов, довольный, потер руки.
— Ну, теперь держись. Переключаешься на наш штаб, Шукур?
Шукур кивнул.
— Перехожу на ключ. Шифром. Для верности.
Он метнул глазом на Менгден. Она подошла ближе.
— Что он вам сказал про меня, этот ефрейтор?
Шукур поморщился брезгливо.
— Не стоит повторять, — начал он. И обернулся рывком: ключ застучал под рукой Колдунова — Колдунов брал реванш.
14
— Руки вверх!
Десяток винтовочных дул: колхозники подходили бегом. Впереди, вприпрыжку, несся вихрастый мальчик. Он тоже кричал пронзительно и торжествующе:
— Руки вверх!
— Руки заняты, видишь. Куда я их подниму, — смеясь, крикнул навстречу подбегавшим Колдунов: он помогал Шукуру и Менгден свертывать рацию. — А, следопыт! Вот неотвязный. За это молодец. Поведешь нас, покажешь, как ближе выйти на Малоозерскую дорогу.
— Постой, ты... с Малыми Озерами. Вы тут чего делаете? — спросил, не опуская винтовки, Панкратов. — Откуда?
Колдунов засмеялся громче.
— В адресный стол заходили. Понимаешь, насчет одного адреса справиться. Куда посылку посылать.
Дошел нарастающий гул моторов. Шукур радостно ударил себя по бедрам.
— Пошли наши! Ну, главбаза... Получай с полной нагрузкой. И с нашею тарой.
Над лесом загудели бомбардировщики. Колдунов взглянул на свои браслетные часы.
— Вот это я понимаю: работа. При такой работе радостно и голову сложить.
Панкратов строго взглянул на Петьку.
— Ты тут чего ж это?
Петька пробормотал:
— Честное же слово... он по-немецки...
— Правильно, — кивнул, посмеиваясь, Шукур. — А как же иначе с немцами разговаривать: они только по-немецки справки дают. Ну, не вешай носа: из тебя толк будет. Только, понимаешь, разведчику больше мозгом ворочать надо. Не по каждому случаю, дорогой мой, караул кричать...
— А может, еще я и недаром караул кричал, — упрямо ответил мальчик. — Может, ты еще диверсантом окажешься. Из них тоже — ловкие попадаются...
Из лесу на просеку вышли еще шесть человек: четыре колхозника, двое в красноармейской одежде.
— Красноармейцы? — настороженно спросил Колдунов. — И без оружия? Как раз пара, Шукур.
— Мы их... — начал рядом с Колдуновым стоявший колхозник.
Но Панкратов остановил его жестом. Шестеро подходили уже. И один из красноармейцев — седоватый, квадратный, без шапки — крикнул:
— Взяли-таки диверсантов? Молодцы!
Шукур шевельнул скулами, и взгляд стал пристальным и пронзительным.
— Каких диверсантов?
— Не заливай! — засмеялся красноармеец, подмигивая. — С поличным попался. Это — что?
Он ткнул пальцем в сумку, висевшую через плечо Колдунова.
— Заграничная, фашистское изделие — сразу видать. А ну-ка, раскрой, сделай милость.
И раньше чем Колдунов успел ответить, он отщелкнул быстрыми, ловкими пальцами мудреный замок, откинул крышку.
— Подрывные! Ага! Ты это что же задумал, фашист окаянный? Да я тебя...
Он взмахнул рукой — и запрокинулся навзничь, сбитый могучим ударом Шукура. Второй «красноармеец» — молодой, горбоносый, высокий — пригнулся, как на прыжок. И в глазах — лютая, смертная, неугасимая злоба.
Винтовочные дула взметнулись.
— Стой! — крикнул Панкратов. — Ни с места!
И глухо:
— Почему сумка?
— Мы тут, неподалеку, труп парашютиста нашли, — сказал Колдунов. — С него сняли. Вон там, в прогалине.
— В прогалине? — Панкратов дал знак одному из колхозников. — А ну, Матвей, проверь быстрым манером, со своею пятеркой, что там. Забери с собой того паренька, что за ящиком заховался, пусть покажет, где именно.
Матвей тронул дулом винтовки плечо Менгден, присевшей на землю, за рацией; она сидела, отвернувшись спиной ко всем, и сердце колотилось, как бешеное. Что такое случилось? Почему в них только что целились? И лица у этих крестьян такие суровые и беспощадные: ведь только что, на полях, она видела таких же, и с винтовками тоже, и они улыбались, приветно махали руками, а женщина какая-то встречная бросила в машину, на ходу, пучок васильков. А эти грозятся... И эмигранты-парашютисты с ними, как свои...
