Сергей Фрёлих - Генерал Власов: Русские и немцы между Гитлером и Сталиным
Теперь Шапошников делает направо кругом и первым направляется к двери, ведущей в помещение Поскребышева. Власов покидает помещение последним. У него неприятное чувство, что взгляд всемогущего покоится на его спине. Следует короткое прощание с Поскребышевым. Власов смотрит на стенные часы и видит, что прошло почти два часа с того момента, как он в первый раз в жизни вошел в рабочий кабинет Сталина. Мысли перегоняют одна другую в его мозгу. Он уже формулирует в голове приказы, которые он в сотрудничестве с Шапошниковым и Василевским должен будет издать.
Власов не помнит, как он выбрался из Кремля. Теперь он уже сидит в кабинете Василевского. Начинается работа. Часы показывают уже 4 часа утра. Чашки с горячим чаем стоят на столе, в пепельницах горы окурков. О сне думать не приходится, хотя Власов в нем очень нуждается: лихорадка вернулась, то есть правильнее сказать, он опять её чувствует. Голова тяжелая, в висках колотится, но ничего нельзя поделать — 20-ую армию нужно поставить на ноги. Она будет создана, и она вместе с другими армиями начнет наступление. И будет она под командой генерала Власова сражаться так, как до сих пор ни одна русская армия не сражалась. По рекомендации Жукова он причислен к выдающимся военачальникам Советского Союза в самые критические времена для страны, когда силы врага подошли вплотную к воротам Москвы. Задача Власова, как он ее понимает, состоит в том, чтобы защитить столицу государства, сердце России, от врага.
Успехи при защите Москвы
Власов немедленно приступил к формированию 20-й армии, используя для этого наличные резервы. Что же тогда поступило в его распоряжение? Дружины рабочих, которые были созваны местными советами и райкомами Москвы. Они были вроде народного ополчения и состояли из молодежи и пожилых. К ним присоединились два военных училища и, как ядро будущей армии, бригады, только что прибывшие из Сибири. Эти два полка были превосходно подготовлены: хорошие стрелки, настоящие сибирские стрелки. Они были дисциплинированы и хорошо вооружены, а главное — одеты по-зимнему, в овчинных полушубках и валенках. В конце концов, Власов мог рассчитывать и на заключенных. Если они заявляли о своем желании вступить в армию добровольцами, то их отпускали и направляли в штрафные батальоны, действовавшие на самых опасных участках фронта.
Недостаточное военное обучение этой собранной со всех концов массы усиленно дополнялось изо дня в день, невзирая на походы и бои. Эта армия, вместе с соседней 30-й и другими соединениями, должна была из Москвы приступить к контр-удару против немцев на стыке, который образовался между советскими армиями, отступавшими с юга и севера столицы. При этом ударе Власов применяет с большим успехом тактический прием. Подкатывающие советские танки, для которых глубокий снежный покров не представляет препятствия, тянут на тросе каждый до десяти саней, на которых сидит пехота. Этот способ дает возможность осуществить быстрое и для врага неожиданное продвижение частей, так как они при этом не используют сети дорог. Немецкие части, наоборот, были беспомощны в глубоком снегу, имея возможность действовать, только пользуясь дорогами.
Миф о непобедимости немцев опровергается первыми советскими успехами, особенно взятием в плен сравнительно большого числа немецких солдат. Немецкое наступление не только останавливается, но и отбрасывается примерно на 200 километров. В суровую зиму 1941—42 годов советские войска были хорошо одеты, в то время как в прямой противоположности немецкие солдаты были в легких шинелях и ботинках, так называемых «кнобельбехерах». Эта обувь оказалась совсем непригодной: железные подковы на каблуках и подошвы, подбитые гвоздями с большими шляпками действовали при температуре минус 20 градусов по Цельсию как необычайные охладители и проводники холода. Это влекло за собой частые случаи отмораживания ног и другие повреждения. В такой же мере страдали водители немецких легковых машин, где пол, в который упирались их ноги, был стальной. На подошвах русских сапог не было гвоздей. В русской коннице всадники обматывали металлические стремена тряпками или соломой, чтобы не соприкасаться с металлом.
Немедленно явиться в Кремль
После решительных побед молодой 20-ой армии Власова, из Кремля приходит новый приказ — ему надлежит немедленно явиться к Сталину. Описание этого второго посещения берется из записей того же зондерфюрера Бормана.
«На следующий день Власов едет в Москву. У него еще есть время отправиться на свою частную квартиру, чтобы привести себя в порядок. Навестить свою семью он не может, так как она в порядке принятых эвакуационных мер покинула столицу. После этого Власов посещает Оперативное отделение Главного Штаба, чтобы узнать причину нового вызова Сталина. С Шапошниковым говорить нельзя, он занят. Василевский все же как будто лучше информирован, он как-то по-особенному любезен и внимателен. Это хороший знак. Если бы Власову грозило что-либо недоброе, эта хитрая лиса вела бы себя совсем по-другому. Но, конечно, и Василевский не может точно знать — каковы намерения Сталина. Не в обычае хозяина в Кремле высказываться по таким вопросам. Но у Василевского хороший нюх на то, что совершается. Он оставил бы Власова без внимания, если бы командиру 20-ой армии грозила опасность. Во всяком случае поведение этого человека хороший признак для Власова.
Почти в 11 часов вечера перед входной дверью дома Власова стоит большая машина. Власов спешит вниз и садится в нее. Они мчатся в Кремль. Сегодня, как и в первый раз, машина останавливается у Спасских ворот. Однако на этот раз последнюю часть пути генерал проходит пешком. Своего адъютанта Власов оставил в машине, и теперь его сопровождает офицер кремлевской стражи.
Поскребышев и на этот раз весьма вежлив. Этот хитрец ни на секунду не снимает маски безразличия. «Прошу вас подождать еще десять минут. Пожалуйста, садитесь, располагайтесь!»
Власов садится, но, конечно, он неспокоен. В голове у него неотвратимо мысли о той загадке, которая может стать решающей в его жизни. Неужели Сталин, невзирая на величайшие военные трудности для Советского Союза, может решиться прогнать или устранить своих лучших, военачальников? Кажется, такую вещь нельзя себе даже представить. Но ведь уже пришлось пережить столько неожиданностей, что надо быть готовым ко всему. Слышится звонок. Поскребышев встает и делает жест рукой в направлении двери, говорит: «Товарищ генерал, Хозяин ожидает вас». Власов тоже поднимается, подтягивается и большими, подчеркнуто спокойными шагами направляется к двери, за которой через несколько минут решится его судьба. Генерал твердо верит, что, что бы ни случилось, следующие полчаса будут представлять собой поворотный пункт в его жизни. Тяжелая дверь бесшумно закрывается за ним, и, как и тогда, он стоит в нескольких шагах от Сталина, однако, с весьма значительной разницей: на этот раз ему приказано одному явиться к всемогущему.
Сталин делает шаг ему навстречу и подает Власову руку. Диктатор и генерал пристально смотрят друг на друга — один как бы из засады, другой испытующе.
«Садитесь, Власов!» Сам Сталин, как обычно, садится в конце главного стола и движением руки показывает Власову сесть слева от него. Генерал выполняет это, но вытягивается по-строевому. Одно мгновение диктатор молчит, потом он поворачивается целиком в сторону Власова и без обиняков сразу задает ему ряд вопросов: «Скажите, пожалуйста, почему вы больше не наступаете? Что с вами? Что мешает вам продолжать наступление? Почему вы не прислали мне исчерпывающего доклада? Скажите, почему я вынужден лично вас вызывать? Вы считаете это правильным?» Сталин задает эти вопросы без передышки, не давая генералу возможности ответить на каждый из них.
Власов устрашен таким резким выпадом. Тон всемогущего не даст надежды на благополучный исход. Сталин кажется раздраженным, типичным признаком чего является факт, что он больше не стесняется своего произношения и отнюдь не скрывает своего грузинского акцента. Власов удивляется, как плохо Сталин говорит по-русски… Сталин перестает говорить, и Власов, воспользовавшись этой паузой, приступает к первому ответу:
«Товарищ нарком! У меня слишком мало людей, у меня нет танков. Мне нужны подкрепления и оружие!»
Сталин морщит лоб: «Вы все жалуетесь на одно и то же. А что вы сделали сами? Вероятнее всего, вообще ничего, совсем ничего! Вот, по крайней мере, генерал Голиков предложил мобилизовать местное население и включить его в свои подразделения. А что сделали вы? Ничего!»
При таком настроении хозяина Власов в значительной мере теряет бодрость. Но при упоминании имени Голикова и задуманных им мер, генерал Власов чувствует, что его шансы увеличиваются. «Товарищ нарком, генерал-лейтенант Голиков предлагает то, что я уже осуществил некоторое время тому назад, встретив, однако, при этом противодействие со стороны Особого Отдела. Мне даже грозили там рядом неприятностей!»
