Виктор Пашкевич - Над рекой Березой
Сперва их не били: полицаи надеялись, что они сами обо всем расскажут. Но мальчишки стояли на своем — они и в глаза не видели полицая в тот вечер.
Зато потом Мелика и Витальку зверски избили до потери сознания. Но и это не помогло полицаям. Тогда по приказу Кабакова дома Бутвиловских и Запольских тщательно обыскали, перерыли все в сараях, на чердаках, в погребах. И тоже безрезультатно. А утром ребят отпустили, предварительно всыпая им по десять плетей.
После этого случая исчез из города полицай Димка. Его арестовало гестапо…
— Вот откуда у нас пистолет и карабин, — заключил свой рассказ Мелик.
Мы теперь совсем по-иному смотрели на нашего друга. Такие ребята, как он и Виталий Запольский, нам подойдут. Надо только договориться о совместных действиях, а потом, возможно, всем вместе двинуться в партизаны.
— Вот что, Мелик, приводи сюда Витальку, и мы все имеете обсудим, что нам делать дальше, — сказал Саша. — Я считаю, что наша четверка сможет кое-что придумать. Мы уйм расскажем о себе. Не думай, что мы все это время сидели и ничего не делали. Может, побольше вашего страху натерпелись.
Саша идет искать партизан
Спорили до хрипоты. Особенно горячились Саша и Мелик.
— Надо идти на озеро Палик искать отряд. Партизаны должны взять нас к себе, — доказывал Мелик.
— Всем сразу уходить в лес нельзя. Из города надо выбираться по одному. И не в один день. Иначе донесут в гестапо, что ушли и партизаны, и тогда наших не помилуют. Я не хочу, чтобы из-за меня расстреляли отца и тетку, — решительно заявил Саша.
— По-твоему, выходит, что я должен первый идти в лес и месяц болтаться там, пока вы все не соберетесь. А жить где? А что есть? — не унимался Мелик.
— Тебя первого пока еще никто не посылает. Но твой план неподходящий.
Конец этому спору положил рассудительный Виталька Запольский.
— Надо послать Сашу в деревню Селец. Там живет его дядя, он и поможет связаться с партизанским отрядом. Саша расскажет командиру о нашей группе и получит указание, как нам дальше действовать.
На том и порешили. Каждый старался дать какой-нибудь совет Саше, а тот только улыбался.
— Не бойтесь, хлопцы. Все сделаю, как надо. Если нас не захотят принять в отряд, скажу: «Как хотите, товарищ командир, а мы все равно придем и будем воевать вместе с вами. Оружие у нас есть, а надо будет, достанем еще».
— Правильно, Саша. Так и говори. А то найдется какой-нибудь умник и скажет: «Вам надо на печи сидеть и книжечки читать». Хватит, начитались. Сейчас не до книжек, — все еще не мог успокоиться Мелик.
А назавтра, чуть свет, Саша уже шагал в небольшую деревню, окруженную болотами, озерами и дремучими лесами. Там, как говорили в народе, обосновался партизанский отряд Дяди Коли. В Сашиной шапке-ушанке были зашиты документы убитого гитлеровского офицера. Они должны были служить вещественным доказательством боевой деятельности группы борисовских пионеров.
Комиссар пробирается в город
А в это время, пробираясь лесными тропами и топкими болотами, в Борисов спешил невысокий пожилой человек. Одет он был в потрепанную ватную куртку и серые хлопчатобумажные брюки, на ногах старые сапоги. Человек очень устал. На его изможденном осунувшемся лице резко обострились скулы, густые, черные с проседью, когда-то красивые волосы выбивались из-под шапки. Человек хромал и опирался на палку, которую, видимо, выломал в лесу.
Трудно было в этом обессиленном, истощенном человеке узнать комиссара танкового батальона Андрея Константиновича Соломатина, служившего до 1940 года в Борисове в одной из механизированных частей.
А 22 июня батальон Соломатина принял неравный бой с фашистами на западной границе.
До самого Днепра отступал Соломатин со своими бойцами, ведя беспрерывные бои с гитлеровцами. Но ни одна пуля, ни один осколок снаряда или мины не задели его.
Самое страшное случилось возле Быхова, на берегу Днепра, во время переправы, когда неподалеку разорвалась большая бомба. Комиссар был контужен и потерял сознание. Пришел он в себя на третьи сутки в доме местного жителя, который подобрал Соломатина после ожесточенного боя. Части Красной Армии к тому времени отошли на противоположную сторону реки, а на правобережье уже хозяйничали оккупанты.
Старик-крестьянин вместе с внучкой Марийкой десять дней и ночей выхаживали контуженого и почти оглохшего комиссара, укрывая его в погребе и на чердаке. А потом старик раздобыл где-то штатскую одежду и проводил комиссара в сторону фронта.
Около двух недель ходил Андрей Соломатин возле Днепра, по переправиться так и не смог. Тогда он решил вернуться в Борисов, где надеялся на первое время укрыться у своих друзей и родственников жены, окрепнуть, сколотить вооруженную группу и еще раз попытаться перейти линию фронта.
От Днепра Соломатин шел долго, около трех недель. В попадавшиеся на пути деревни и поселки он почти не заходил. Не хотел рисковать. Гитлеровцы при обыске могли обнаружить партийный билет, зашитый в подкладку ватника. И тогда… Поэтому питался в основном картошкой, которую собирал на полях, а спал на сыром мху, накрывшись еловыми ветками.
На двенадцатый день своих скитаний, километрах в десяти от Борисова, Соломатин, окончательно обессиленный, присел передохнуть под стог сена. Хотелось только одного — спать. Но и этого не мог себе позволить комиссар. Он с трудом поднялся и, грузно опираясь на палку, медленно побрел в сторону города, с которым на протяжении двенадцати лет была связана его судьба. Там он, молодой рабочий, начинал службу в армии, там же его принимали в партию, а потом направили учиться…
В Борисове у Соломатина было много друзей. Где они теперь, что делают? Этого комиссар не знал.
С тревожными мыслями, обходя заградительные посты жандармерии и полиции, под покровом ночи входил Андрей Константинович в город. Вскоре на западной окраине Борисова он постучал в окно небольшого домика по Первомайской улице.
Ночной разговор
По осторожному стуку в ставню можно было догадаться, что к нам пришел кто-то из близких или хорошо знакомых людей. Мелькнула тревожная мысль: «Неужели вернулся Саша? Почему так быстро? Что случилось?»
Я мигом соскочил с постели и побежал открывать дверь. На пороге стоял изможденный, заросший густой щетиной Андрей Константинович Соломатин. Для меня он всегда был олицетворением мужества. Я часто любовался его медалью «За отвагу», которую он получил за героизм на войне с белофиннами, и втайне мечтал когда-нибудь заслужить такую же награду.
С дядей Андреем, как я его называл, мы не виделись года полтора. Мой отец часто его вспоминал и беспокоился о судьбе своего друга. И вот он перед нами, живой, хоть и совсем обессиленный.
— Андрюша, дорогой, откуда ты?! — вскрикнула мать, узнав Соломатина.
— Посмотри, хорошо ли закрыты ставни, а то кто-нибудь увидит, что зашел к вам, беды не оберетесь, — попросил Соломатин.
При тусклом свете керосиновой лампы Андрей Константинович внимательно оглядел комнату, остановил взгляд на двух младших братьях и сестренке, спавших на большой кровати возле печки.
— А где же Леонид Васильевич?
— Жив-здоров. Утром должен быть дома. Он работает во вторую смену на канифольной фабрике. Фашисты собираются ее восстановить.
Со слезами на глазах мать рассказывала Соломатину том, как наша семья эвакуировалась и как вынуждена была возвратиться обратно в город, где гитлеровцы каждый дет расстреливают и вешают людей.
— Ты не можешь себе представить, Андрей, какую чудовищную расправу учинили оккупанты над еврейским населением. Ни в чем не повинных людей согнали в концлагерь разграбили их дома, несколько дней морили голодом, а потом всех расстреляли на полигоне. Не пощадили никого, ни детей, ни женщин, ни стариков… Рассказывают, что земля на том месте, где их расстреляли, несколько дней дышала и стонала. Лужи крови стояли на месте казни. Фашисты — не люди, это дикие звери, которых надо беспощадно уничтожать. Неужели у нас не хватит сил это сделать, Андрей? — просила мать. — Вот ты, военный человек, оказался не в армии. И мой Леонид, и много других здоровых мужчин, вместо того чтобы быть на фронте, дома сидят.
Не знала еще тогда мать, что коммунист Леонид Орлов является одним из активных участников Борисовского партийного подполья, которое уже развернуло антифашистскую работу в городе, формирует боевые группы и готовит их к борьбе с врагом. О своем участии в подполье отец, конечно никому дома не говорил.
— Разгромить фашизм, Таня, у нашего государства сил хватит. Временные неудачи — не поражение. А то, что я и некоторые другие военные оказались не на фронте, еще ни о чем не говорит. Найдем дело и здесь, — ответил Соломатин.
Потом, немного подумав, спросил:
