Богдан Сушинский - Стоять в огне
Гауптштурмфюрер многозначительно посмотрел на Витовта. Тот молча кивнул и приказал солдатам выбирать себе напарников.
– Этого, – показал Штубер на русоголового здоровяка, – использовать не более пятнадцати минут. Он нужен мне свежим.
– Яволь, господин гауптштурмфюрер.
«А что, неплохо звучит – гладиаторы! – думал он, поднимаясь на башню. – В конце концов, все мы здесь гладиаторы. Только вряд ли среди высокородной публики, наблюдающей за нашими боями, найдется хотя бы один человек, который бы жестом холеной руки решился отвести от моего горла меч победителя. На этой арене каждый принимает смерть как заслуженную награду».
Пока денщик, Ганс Крюгер, не принес ужин, Штубер стоял у бойницы, откуда виден был закоулок с «ареной», и наблюдал за тренировкой. Группа его «рыцарей» состояла сейчас в основном из русских и украинских эмигрантов времен Гражданской войны, которые уже по нескольку лет были агентами абвера или гестапо. Только шестерых он навербовал среди полицаев и тех, что добровольно сдались в плен. Однако этим людям Штубер пока что не очень-то доверял. Поэтому особенно внимательно приглядывался именно к ним.
Со здоровяком, реакцию которого он только что проверял, сражался сейчас агент по кличке Звонарь. Штубер знал, что он отлично владеет пистолетом и всеми видами холодного оружия. А вот в рукопашной был плох – это стало очевидным сразу. Небольшого роста, худощавый, Звонарь вообще мало походил на человека, уже десяток лет числившегося разведчиком абвера. Тем не менее в штабе Ранке его ценили: хыладнокровен, владеет немецким, русским и украинским, легко маскируется под местных крестьян. В то же время в операциях отличается особой жестокостью. Доподлинно известно, что иногда он уничтожал даже женщин, с которыми случалось провести ночь, маниакально не желая оставлять после себя каких-либо свидетелей. В любом деле.
Тем временем Звонарь, используя различные приемы, пытался сбить своего противника с ног, но разозлившийся пленный прижался к стене и упрямо защищался, стараясь достать увертливого агента своими гигантскими кулачищами. Неудивительно, что через две-три минуты их схватка, как и большинство других, уже напоминала драку в пивнушке.
– Фельдфебель! – гаркнул Штубер, у которого, наконец, лопнуло терпение. – Прекратите этот пьянчужный мордобой! Следите за техникой проведения боевых приемов! Если после занятий хоть один из пленных способен будет стоять на ногах, то в дальнейшем технику всех приемов будем отрабатывать лично на вас!
7
– Что за визит? Кого это вы привезли? – шагнул Беркут к ефрейтору. Краем глаза он следил, как Готванюк медленно, чертовски медленно, приближается к стоящим у заднего борта Лесичу и солдату. Старик узнал его. И даже не скрывал этого. Но им обоим повезло: в эти минуты солдат не видел лица арестованного.
– Приказано доставить сюда этого старика, – ответил ефрейтор. – Это его дом, господин оберштурмфюрер СС.
– Кто именно приказал? Теперь гестапо уже само развозит арестованных по домам?
– Приказал гауптштурмфюрер СС Штубер.
– Кто-кто?! – почти изумленно переспросил Громов. – Как вы назвали его фамилию?
– Именно так: Штубер.
– Штубер?! – но, спохватившись, тотчас же пробормотал: – Ах, да-да. Знаю, знаю такого гауптштурмфюрера. Приходилось встречаться.
Тем временем Готванюк уже оказался возле Лесича.
– Что, старик, доигрался? – злорадно усмехнулся он, заглядывая в кузов. Свой карабин Готванюк держал на плече, как дубину. Солдат, конвоировавший старика, что-то буркнул в ответ и нетерпеливо посмотрел на ефрейтора, ожидая приказаний. Этого было достаточно, чтобы Готванюк успел ударить его прикладом по голове. В тот же миг сильнейшим ударом в сонную артерию Беркут сбил с ног ефрейтора и бросился в кабину к водителю.
– Спокойно. Не двигаться! Жить хочешь?
– Да, господин… – водитель хотел оторвать руки от руля, на который прилег отдохнуть, но не смог.
Чуть запоздав, рванул дверцу и Мазовецкий.
– Присмотри за этим! – бросил ему Беркут, оставляя кабину.
Второй удар прикладом солдат, конвоировавший Лесича, получил уже лежа на земле, когда пытался подняться. К тому же Костенко штыком добил ефрейтора и вместе с Коларом тоже подбежал к машине.
– Что произошло? Зачем вас сюда привезли? – взволнованно спросил Беркут у Лесича.
– Куда же еще? Домой ведь.
– Да? Домой? За какие услуги?
Лесич недоумевающе взглянул на Беркута и молча достал из-за пазухи конверт с письмом Штубера.
– Не понял.
– Письмо. От их офицера, – кивнул на ефрейтора, еще дергавшегося в конвульсиях у подножки машины. – Для тебя писано.
– Для меня?! – Беркут повертел конверт в руках, однако вынимать письмо не стал. Для чтения у него просто не было сейчас времени. – Собрать оружие – и в машину, – приказал бойцам. – Вы, отец, тоже с нами.
– Куда с вами? Наездился. Хватит.
– В машину, – не резко, но достаточно твердо приказал Беркут. – Потом поговорим. Все немедленно в машину! Трупы с собой.
Немного потоптавшись, Лесич с тоской взглянул на свой дом, на порог которого так и не ступил, и молча повиновался.
Беркут проследил, чтобы старику помогли забраться в кузов, и сел рядом с водителем.
– Разворачивайся. И помни наш уговор: будешь умным останешься жив.
– Это правда?
Беркут искоса взглянул на него и поиграл на весу пистолетом.
– Вы ведь немец? Разве не так? – с надеждой в голосе спросил солдат. Он был еще совсем юным, вероятно из последнего призыва. Глядя на него, Громов вспомнил водителя той первой вражеской машины, которую он захватил в начале войны. Того он тоже помиловал. И никогда не жалел об этом. Интересно, как сложилась его судьба?
– Да, немец. Разворачивайся. – А когда шофер завел мотор и развернулся, добавил: – Ты что ж, подумал, что оберштурмфюрер СС может оказаться партизаном? Это ваш гауптштурмфюрер Штубер – предатель. Он освободил старика, потому что сам давно снюхался с партизанами. Я – из службы безопасности и получил приказ перехватить вашу машину, а Штубера арестовать. Ефрейтор и солдат, очевидно, тоже предатели.
– Господи, неужели они тоже?
– Это выяснит гестапо. Выезжай на шоссе и двигайся в направлении Подольска.
– Яволь, господин оберштурмфюрер. Я не знаком с господином Штубером. Меня лишь недавно прикомандировали к гарнизону крепости.
– Гарнизону крепости? Какой… крепости?
– Разве вы не знаете? Штубер и весь его отряд располагаются в Подольской крепости. Они там уже несколько недель.
– Да? Ну да, да, конечно, – понял свою ошибку Беркут. – Вижу, ты хороший солдат и лишь поэтому признаюсь тебе: я только что из Берлина. И пока еще не успел толком ознакомиться со здешней обстановкой.
Доехав по шоссе до первого проселка, он приказал водителю свернуть к лесу.
Тот испуганно взглянул на оберштурмфюрера. Успокоенность, появившаяся после обстоятельных объяснений офицера, сразу сменилась подозрением и страхом. Он еще мог как-то объяснить для себя, почему оберштурмфюрер так свободно владеет русским языком – в отряде Штубера тоже было несколько немцев, хорошо говоривших по-русски. Но этот приказ свернуть в лес…
– Не поедем же мы в город с трупами, – снова нетерпеливо объяснил Беркут. – Операция совершенно секретная. Тела придется оставить в лесу. Потом ты повезешь нас в крепость. Там мы арестуем Штубера – и в гестапо. Не исключено, что за эту операцию ты получишь отпуск.
Беркуту хотелось, чтобы водитель вел себя смирно и не мешал ему сосредоточиться. Трупы же в самом деле следовало завезти подальше в лес, присоединив к ним и труп водителя. Таков закон войны.
* * *Проехав километра два по лесной дороге, Беркут решил остановиться у стоявшего чуть в стороне старого колодца с обвалившимся срубом. Неподалеку отсюда, на склоне балки, его группа заложила в прошлом году свой первый лагерь. Правда, пробыли они там всего месяц, так как вскоре пришлось уходить в глубь леса. Тем не менее он считал эти места чуть ли не родными. Что ни говори, из этих мест они выходили на свои первые операции и сюда же счастливо возвращались… Вот только возвращались, правда, не все.
– Сверни к колодцу, – приказал водителю.
– Яволь, господин оберштурмфюрер, – покорно ответил тот. А когда партизаны спрыгнули с машины, старался держаться поближе к нему. Сейчас он не доверял ни людям в форме полицаев, ни даже унтер-офицеру…
– Колар, отвечаешь за водителя, – приказал Беркут, отходя к срубу. – Мазовецкий, Готванюк и Костенко, похороните убитых. А мы, Клим Васильевич, – обратился к Лесичу, – пока что присядем здесь, на сруб, и прочтем послание твоего добродетеля-эсэсовца. Не так уж часто приходят к нам в лес письма. Особенно из гестапо…
– Да я хоть и не читал, а знаю, о чем там, – проговорил Лесич. – Этот шваб велел передать, что допрашивать тебя не будет, пытать – тоже, просто хочет поговорить. Обещает, что в день переговоров тебя никто не тронет.
