Константин Эрендженов - Сын охотника
Хара приподнялся на локтях и начал тихо звать собак:
– Балтык, Балтык! Цохор, Цохор! Галзан, Галзан!
Потом охотник присел и стал звать маленькую:
– Коти, Коти!
Услышав свою кличку, собачка подняла уши и завиляла хвостиком.
Время от времени Хара потягивал аркан, на другом конце которого был привязан кусок мяса. Наконец, собачка бросилась на мясо. Хара дернул сильнее, собачка наступила лапками, но не успела оторвать кусочек – аркан отдернулся. Так Коти подошла совсем близко к Харе. Тот погладил ее по головке и отдал мясо. Потом почесал за ухом. После этого собачка и сама потерлась о ногу доброго человека.
Большие псы, увидев, что их дозорная беспечно играет с неизвестными людьми, тоже стали приближаться к ним.
– Эй, Балтык, Галзан, Цохор! Ступайте домой! – с напускной строгостью прикрикнул на собак Хара, поднимаясь с места.
Собаки покорно повернули назад. Хара с Мергеном подошли к отаре. Вслед за ними, ласкаясь то к одному, то к другому, бежала Коти. Хара обошел отару. Овцы спокойно спали. Вдруг он заметил лежавшую с краю овцу с талисманом на шее. Рядом с талисманом висел маленький колокольчик. Хара осторожно снял колокольчик, чтобы овца с испугу не подняла трезвон. Потом он приласкал овцу, поднял ее и взвалил на плечи. Держа овцу за ноги, Хара пошел к своему хотону. Мерген молча нес за отцом аркан из верблюжьей шерсти, который теперь казался ему волшебным.
Услышав их шаги, собаки вновь прибежали к ним. Но Хара строгим голосом вновь повторил свой приказ:
– Балтык, Галзан, Цохор! Молчать! Домой!
И те снова повиновались.
Отойдя от отары на полверсты, Хара снял с плеч овцу, взял у Мергена аркан, привязал один конец за ее шею и повел на поводу. Мерген подгонял овцу сзади. Когда они отошли от отары на достаточное расстояние, овца уже сама бежала за ними без понукания.
Было далеко за полночь, когда охотники возвратились домой. Хара привязал овцу к телеге и пошел с сыном отсыпаться после необычной охоты. Заходя в кибитку, отец спросил:
– Ну что, охотник, понял, как разговаривать со злыми собаками?..
– Если бы сам не был рядом с вами, никогда бы не поверил, – ответил Мерген.
В хотоне раньше всех встают женщины. Они рано начинают утреннюю дойку. Поэтому они первыми и увидели овцу, привязанную к телеге возле жилища Хары. Овца жалобно блеяла, рвалась к своему стаду. Вскоре поднялись мужчины. Удивленные, соседи стали собираться возле приблудной овцы.
– Ой, да это священная овца. Смотрите – на шее талисман. Не трогайте ее, будет грех. Надо найти хозяина, – громче всех говорил старик Церен.
От этого шума проснулся Хара и вышел к людям.
– Вчера вечером услышал: жалобно блеет чья-то овца, Взял аркан и привязал, а то, думаю, собаки угонят в степь. На шее рядом с талисманом висел вот этот колокольчик. – Хара достал из кармана серебристый колокольчик и повесил его на шею овцы.
Церен подошел к овце и твердо сказал:
– Говорил же я вам, что это священная овца. Раз есть талисман да еще колокольчик – это точно священная. – Потом, повернувшись к охотнику, добавил —. Хара, счастье само к тебе пришло. Недаром говорят: «К лежащему верблюду прикатывает перекати-поле и само попадает в рот». Особенно хорошо то, что она белая. Священное животное белой масти принадлежит богу. Человек богобоязненный непременно отдал бы эту овцу в жертву бурханам. Но ты у нас безбожник.
Все утро в хотоне только и было разговору, что о священной овце, приблудившейся к жилищу Бурулова. Все старики и старухи, мужчины и женщины, даже дети по-своему толковали эту новость. Вскоре необычайная весть разнеслась и за пределы селения.
А в соседнем хотоне, где жил чабан Манджи, все утро люди толковали о пропаже священной овцы зайсанга Цеди. Она была избалована и привыкла каждое утро пить молоко из подойника. Доярки считали это счастьем для себя. И вот овца пропала.
Больше всех переживал сам чабан Манджи. Он, как огня, боялся гнева зайсанга и всех встречных спрашивал, не видел ли кто священную овцу? Но никто ничего не знал. Манджи в отчаянье пошел по балкам: может, туда утащили ее волки. Но ни в одной из ближних балок не было никаких признаков растерзанной овцы. В другие места отправилась жена чабана с детьми. Им помогали однохотонцы, но нигде не находили пропажи.
– Словно в преисподнюю провалилась! – со слезами говорил Манджи. – Теперь мне житья не будет от зайсанга.
У каждого встречного он просил совета, что делать.
Некоторые говорили:
– Это неспроста! Из-за этого может случиться большая беда.
Другие советовали срочно сообщить хозяину.
– Нет, лучше пусть сам еще поищет. Уж если не будет надежды, тогда сообщи хозяину, – возражали третьи.
Нашлись и такие, что советовали идти в хурул, чтобы зурхачи[2] с помощью священной книги по ходу небесных светил предсказал, куда делась овца.
А богомольные старики нашептывали:
– Место, где исчезла священная овца, проклято, оно принесет нам несчастье, надо немедленно отсюда откочевать. К утру эту низинку займут дьяволы…
Наконец о пропаже священной овцы узнал сам хозяин. Он рассвирепел и вызвал Бадаша.
– Немедленно запряги в тачанку пару чалых! Нашу священную овцу съели Хара Бурулов и чабан Манджи! Слышишь? Сожрали! – орал он так, будто бы во всем был виноват Бадаш, – Пропало мое счастье. Манджи сегодня не приходил к тебе?
– Нет, не приходил! – испуганно сказал Бадаш и побежал исполнять приказ Цеди.
В мгновение ока он запряг пару чалых в тачанку и подкатил к дому хозяина. Тот вскочил в тачанку и крикнул:
– Гони!
Чалые рванулись с места. Голосисто зазвенели колокольчики под дугой. И вскоре они подкатили к кошаре чабана Манджи. Два быстроногих мальчугана помчались в степь, где Манджи пас отару. Но тот, заметив возле загона тачанку хозяина, уже бежал со всех ног к дому. Подойдя к хозяину, чабан снял шапку и подобострастно поздоровался. Все собравшиеся сочувственно смотрели на провинившегося чабана.
– Что ты пресмыкаешься? Жир священной овцы распирает твое брюхо! Подойди поближе! – закричал Цедя.
Манджи побледнел еще пуще.
– Хара Бурулов приходил ночью?
– Нет, не приходил! – едва слышно промямлил чабан.
– Ты спускал собак с цепей?
– Я передал Харе ваше указание. А вчера поздно вечером спустил с цепей Балтыка, Галзана и Цохора. Если бы он приходил ночыо, его разорвали бы ваши собаки. Но в эту ночь собаки почти совсем не лаяли, – сообщил Манджи, отирая вспотевший от ужаса лоб.
– Теперь понятно, как ты выполнял мой приказ. Собак ты и не отвязывал. А священную овцу сам отдал тому безбожнику! – закричал Цедя и железной тростью ударил Манджи по спине.
– Ваше степенство! Клянусь тремя своими детьми, я вашей овцы не отдавал! – взмолился Манджи.
Многие из присутствующих отворачивались, видя, как глумится богач над своим работником. А кузнец, человек прямой и неробкий, громко заявил:
– Цедя, забываешься! Бить не имеешь права!
Но Цедя от лютости никого, кроме чабана, не замечал и продолжал наседать:
– Мои собаки никого к отаре не допустят, если их спустить с цепей. Куда же делась овца?
– Пусть разразит меня гром, пусть лягнет меня верблюд! Хара действительно не приходил, – униженно клялся Манджи, размазывая по щекам слезы.
Вместе с ним ревмя ревели его жена и дети.
– Где моя овца? Говори, паршивая собака! Я свою священную овцу не променяю на целую отару. Говори, почему ты не спустил на ночь собак!
– Видит бог, собаки были отпущены! – твердил Манджи.
– Ступай к тачанке! – крикнул Цедя и снова замахнулся тростью.
Но кузнец схватил его за руку и так посмотрел в глаза, что Цедя скрипнул зубами, но трость опустил.
Манджи глазами дал знать жене, чтоб она до его возвращения пасла отару, а сам направился к тачанке. Когда хозяин сел на свое место, Манджи примостился на облучке рядом с Бадашем, который, крепко натянув вожжи, еле сдерживал лошадей.
– Гони к Харе Бурулову! – приказал хозяин.
Пара чалых рванула с места и помчалась, словно пожар по летней ковыльной степи.
Хара кормил овцу, когда заметил мчащуюся тачанку. Он вошел в кибитку и спокойно сказал:
– Едет Цедя, приберите немного в доме!
А сам взял берданку, вышел из кибитки и, присев на телегу, начал чистить оружие. Рядом блеяла священная овца.
– Мерген, принеси шомпол! – окликнул Хара сына.
А когда Мерген вернулся с шомполом, Хара сказал:
– Видишь, сам Цедя катит к нам. Он думает, что его собаки искусали меня, и хочет посмотреть, как я корчусь от укусов. Ты не уходи никуда, сиди здесь, послушаешь, что он скажет.
Пара чалых неслась по хотону во весь опор. Но, подъезжая к жилищу Хары, кони замедлили бег и остановились возле старой телеги, к которой была привязана овца.
– Смотри, Манджи как из гроба вышел, видно, досталось ему из-за этой овцы, – вздохнул Хара сочувственно.
Манджи соскочил на землю и хотел помочь хозяину сойти с тачанки. Но тот толкнул его в грудь тростью и слез сам. Хара и Мерген с достоинством поздоровались.
