Богдан Сушинский - Река убиенных
«Неужели они с фюрером решили, что это «Воззвание» должен подготовить я?! — вдруг похолодело в груди Шелленберга, до которого только теперь дошло, зачем его собственно пригласили. — Но почему я? Ведь существует же Геббельс со всей его камарильей, всей пропагандистской и журналистской братией. Так какого дьявола?!»
— Высказывая эту идею, фюрер обратился к опыту начала войны на Западном фронте. А тогда, как вы помните, к воззванию были приложены лаконичные, но очень емкие сообщения Верховного командования вермахта. Теперь сообщений не будет, но будут факты, уверяющие, что в данном случае наша армия готова к победному маршу на Восток и что без этого натиска на Восток дальнейшая история Рейха немыслима; и будут сообщения министерства иностранных дел, предельно ясно доказывающие, что и сами русские уже готовы к броску на территорию Рейха и что наша главная военная цель — упредить нападение коммунистов на его священные границы. Не мешало бы также использовать в этом воззвании и столь же лаконичное, но емкое сообщение министерства внутренних дел, которое убеждало бы нас, с одной стороны, в единстве германского народа, его вере в фюрера и сплоченности вокруг него, а с другой стороны, в том, что к моменту нападения на нас Красной армии в Германии поднимут головы ее самые страшные враги — коммунисты и прочие жидомасоны, к деятельности которых германские власти до сих пор были предельно терпимы. Предельно… — подчеркнул Гиммлер, — многотерпимы. И когда я напомнил об этом фюреру, он высказал пожелание, чтобы в воззвании было использовано и мое сообщение как шефа германской полиции[5].
«То есть Гиммлер свое участие в подготовке «Воззвания» определил, — уяснил для себя Шелленберг. — Осталось выяснить, кто будет основным сочинителем воззвания. Хотя… Даже если он поручит это Гейдриху, тот все равно свалит сию работенку на меня. Но тогда я останусь еще и безвестным исполнителем этого приказа. Так что лучше уж пусть…»
— Подчеркиваю: все эти документы должны быть предельно убедительными и такими же… пропагандистски выразительными. И в этих материалах, и в самом «Воззвании» обязательно должны прозвучать тревога и решительность по поводу подрывной деятельности на территории Рейха Коммунистического интернационала, так называемого Коминтерна, — произнес Гиммлер именно так, как обычно произносили это слово дикторы советского радио. — Германцы должны осознать, что никто из них не сможет отсидеться в своем доме, не ощутив на себе воздействия коммунистической заразы, ибо уже сейчас она у каждого нашего порога.
Когда после этих слов он, наконец, остановил свой блуждающий взгляд на Гейдрихе, тот поневоле напрягся и его собственный взгляд напоминал взгляд загипнотизированного удавом кролика. И это Гейдрих, которого в рядах национал-социалистов давно именуют «человеком с железным сердцем». Тем более что ни для кого не было секретом, насколько близкими стали в последние дни отношения Гиммлера и Гейдриха.
Они и в самом деле оставались близкими, но все же психологически Гейдрих проигрывал Гиммлеру. И если в начале общего пути они поднимались к вершинам власти рейха, врастали в его корни и крону, как союзники и соратники, то уже в сороковом году у Гейдриха начали проявляться все признаки и симптомы психологии подчиненного, помощника и, что имело принципиальное значение, «человека на вторых ролях». Как в театре, когда у актера, который, убедительно заявив себя в амплуа характерного героя и актера, способного потянуть любую заглавную роль, вдруг постепенно начала развиваться психология «актера второго плана», а то и «актера массовки».
Словно бы вычитав мысли Шелленберга, рейхсфюрер СС вдруг резко перевел взгляд на него.
— Я понимаю, Вальтер, что вы не волшебник и что у вас нет опыта создания подобных «воззваний», вообще подобного рода значимых документов, — произнес он, давая понять, что давно, с самого начала их встречи, Шелленберг должен был уяснить для себя, почему он здесь и кому будет отведена роль жертвенного агнца. — Как понимаю и то, что сутки, которые отведены всем нам для сотворения этого судьбоносного документа, срок убийственный. Но попытайтесь сделать все возможное. Группенфюрер Гейдрих проследит за тем, чтобы вас обеспечили всеми необходимыми документами, причем сделали это сегодня же, в кратчайшие сроки. Так что не теряйте времени.
— Приступаю немедленно, — кротко ответил Шелленберг, содрогаясь от одной мысли, что буквально через несколько минут ему придется предстать перед чистым листом бумаги, на котором нужно будет начертать: «Воззвание к германскому народу». При этом никто не смог бы убедить его сейчас, что когда-нибудь в его голове появятся слова, достаточные для того, чтобы фюрер, вооружившись ими, мог предстать перед всем миром в образе человека, развязывающего новую мировую войну.
— Кстати, — не дал ему опомниться Гиммлер, — в ходе обсуждения этого вопроса фюрер пожелал, чтобы в «своем воззвании» он коснулся порядком всем нам поднадоевшего дела этого румына Хории Симы[6].
Услышав имя руководителя румынской фашистской организации «Железная гвардия», Гейдрих непроизвольно ударил ладонями по столу, почти у самых рук Шелленберга, и, откинувшись на спинку кресла, тотчас же повернулся вполоборота к Гиммлеру. Они все трое знали — как знал это и сам фюрер, — что все, что касается Хории Симы, самым непосредственным образом касается и лично его, Гейдриха, его профессиональных качеств, его карьеры, его государственного и политического реноме. Еще в прошлом году Гиммлер, Гейдрих и, что особенно важно, сам Гитлер были единодушны во мнении о том, что румынский диктатор маршал Антонеску — «не совсем тот человек», которого Германии хотелось бы видеть во главе союзной Румынии, когда речь пойдет о совместном выступлении против Советского Союза. В роли маршала, в роли главнокомандующего румынскими войсками — еще куда ни шло. Но только не в ипостаси главы государства.
Никто не мог усомниться, что у Румынии нет более подготовленного военачальника, как и в том, что Антонеску, несомненно, поддержит вступление Германии в войну против коммунистов. Но при любом раскладе политических сил и при любом исходе войны Антонеску так и останется всего лишь диктатором и румынским националистом, грезившим созданием Великой Румынии, от Дуная — до Крыма, а возможно, и предгорий Кавказа. Но в Берлине этого казалось мало. В его апартаментах считали, что сейчас «Великой Румынии» нужен еще и свой «великий дуче». И желательно не в настолько аляповатой копии, насколько он воспроизведен в образе его итальянского «оригинала».
— Вы, Гейдрих, понимаете, что всякое упоминание о руководителе «Железной гвардии» в таком документе, как воззвание, только усилит неприязнь Антонеску к Германии и лично к фюреру, — и в голосе Гиммлера впервые проявилась такая жестокость, которая сразу же определяла: «В этом вопросе я вам, господа из РСХА, не защитник. И к фюреру в виде просителя — не ходок».
— Что совершенно естественно, — так же жестко ответил «человек с железным сердцем».
— Но для нас это слишком опасно, поскольку неминуемо всплывет идиотская история с провалом путча «железногвардейцев» против Антонеску и бегство Хории Симы в Германию.
— Сейчас упоминание этого имени — крайне нежелательно, — почти прорычал Гейдрих, не понимая, как вообще «дело» Хории Симы могло возникнуть при решении такого вопроса, как появление «Воззвания к германскому народу». Почему Гиммлер допустил его появление и почему сразу же не разубедил фюрера в намерении извлекать на свет политический этот частный и давно неактуальный случай?
— Так должен ли я буду отговорить фюрера, отсоветовать ему прибегать к этому демаршу, или же пусть он совершает его? — неожиданно спросил Гиммлер, окончательно загнав этим обоих своих собеседников в логический тупик.
Гейдрих был поражен двурушничеством Гиммлера. И это он, рейхсфюрер СС, прямо замешанный в деле Симы, смеет выяснять у него, Гейдриха, стоит ли ему отговаривать фюрера?! Как будто у него есть выбор! Как будто он имеет право допустить, чтобы все, начиная от людей, которые будут готовить материалы для Шелленберга, бросились копаться в этой корзине с протухшим румынским политическим бельем. Еще раз открывая для себя всю бездарность не только руководства «Железной гвардии», но и руководства СС, руководства Главного управления имперской безопасности.
7
Из полученных им в штабе объяснений, Громов знал, что дот командира батальона майора Шелуденко находится во второй полосе укрепрайона и искать его следует в полутора километрах от села Подольская Каменица. Однако сейчас, после нападения германских десантников, эти объяснения уже мало помогали. Отправляясь в путь, он полностью полагался на водителя мотоцикла, и теперь отчаянно шел напрямик, каменистыми отрогами небольшой возвышенности, смутно представляя себе, в каком именно направлении он должен двигаться, и беззаботно радуясь тому, что сумел в этой стычке выжить.
