Константин Семенов - Нас предала Родина
Борис не удивился: во сне он не удивлялся ничему.
— Ну, мой любопытный друг, что ты на этот раз хочешь узнать? Наверное, про самолеты, — кот зажмурился и сладко затянулся громадной сигарой. — Угадал?
— Зачем? Зачем это все было нужно?
— Конкретней, пожалуйста. Что — все?
— Ну, этот фарс с «неопознанными» самолетами?
— Фу, как мелко ты мыслишь, мой недалекий друг! — кот изобразил легкое недоумение и выпустил из пасти кольца дыма прямо в Бориса. — Когда в стране полный бардак, стоит ли удивляться таким мелочам. Ну, сдали кое у кого нервы. Ну, одни не знали, что делать, а другие. А другие… Другие ждали, когда эти, пардон, обосрутся. Не бери в голову — это все мелочи.
— Ничего себе мелочи! — Борис возмутился, но как-то вяло: после опостылевшей «Примы» запах настоящей гаванской сигары приятно кружил голову. — Аа-х! Да перестань, ты, не отвлекай! Мелочи? Понапугали кучу народа. Разрушили несколько домов, причем, абсолютно бессмысленно. Выставили себя идиотами перед всем миром. А результат? Дудаев теперь еще больше на коне, народ уверен, что от России хорошего ждать не приходится. Эх…
— Не волнуйся ты так, побереги нервы. Они тебе скоро очень понадобятся. Мелочи, Боренька, именно мелочи — поверь. Я же тебе толкую: в стране полный бардак. Бал правят самодурство, непрофессионализм, глупость и раздутое самомнение. Да еще мздоимство, алкоголизм и. … Да что я тебе это говорю! Сам что ли не знаешь? Маленький?
— Да понимаю! Но все-таки «неопознанные»…
— Прекрати! Дались тебе эти «неопознанные»! Один неумный дядя сказал — остальные повторяют. Что ты в самом деле! Сам что ли мало глупостей говоришь?
— Так то я, а это…
— А какая разница? Ты что считаешь, что там наверху какие-то особенные? Не такие как ты? Ну, Боря, я тебя не узнаю! Такие же! А зачастую даже и глупее, уж извини. Зато думают, что умнее всех. Разница только в том, что твою глупость повторит, в крайнем случае, сын, а глупость, сказанную главой государства — вся страна. Эх, Боря, то ли еще будет…
Кот замолчал и уставился куда-то вдаль, словно разглядывая это «то ли».
Выражение морды, еще недавно ехидное и самодовольное, у него при этом стало такое, что Бориса даже во сне прошиб холодный пот. Кот смотрел долго, очень долго, потом повернулся, снял фуражку и разорвал ее в мелкие клочки.
— А что… будет? — холодея, спросил Борис.
Кот вместо ответа снял бэйджик, показал его крупным планом, грустно ухмыльнулся и стукнул по нему лапой с выпущенными когтями. Бэйджик исчез.
— Не проси, не скажу — не станет тебе от этого легче, да и не готов ты еще, — кот помолчал. — Надо было срываться вам отсюда, Боря. Хоть куда, хоть в деревню, хоть в тайгу. Не скажу. Повторю — пока это мелочи. Да, убито несколько человек, пробиты несколько стен. Но это — ме-ло-чи!
Борис поежился, скудная растительность на его теле встала дыбом, а само тело покрылось «гусиной кожей».
— Ладно, не парься, может еще обойдется — я ведь тоже не всеведущ, — кот вдруг улыбнулся совсем по-человечески. — А знаешь, через много-много лет тебе никто не будет верить про эти самые «неопознанные».
— Как? — Борис мгновенно забыл и про ужас, и про все остальное.
— А вот так, мой недоверчивый друг! Большинству на хрен это будет нужно. Другим будет невыгодно вспоминать, и они будут врать, врать и врать. Третьи.… Третьи просто будут не в состоянии представить, что это возможно. Четвертые забудут, заставят себя забыть. Пятые…
— А я?
— Ты? — грустно вздохнул кот. — Ты не забудешь. И наберешься дурости рассказывать это и другим. И будешь нещадно за это бит. Причем, как водится, со всех сторон. Эх, Боря, Боря, хватит болтать, пожалуй. Давай-ка спать.
— Так я ж и так сплю, — удивился Борис.
— Не придирайся к словам, зануда! — кот выскочил из костюма, распушил шерсть и низким голосом запел:
Баю, баюшки, баю!
Спит Бориска на боку.
Ельцин спит,
И спит Дудаев
Спит и ты, мой друг.
Мяу-у-у-у!
Глава третья
Переговоры, переговоры, переговоры
— Да ладно уж, иди туда доедать, — сжалилась Ирина, и грустно улыбнулась. — А то назад пойдет.
Борис благодарно глянул на жену, схватил тарелку с недоеденным ужином и помчался в комнату, к телевизору. Передача задерживалась и могла начаться в любую минуту, вот Борис и бегал то на кухню проглотить пару кусков, то в комнату — убедиться, что еще не опоздал. А опаздывать сегодня нельзя было ну никак: должны были показывать пресс-конференцию по итогам переговоров Дудаева и Явлинского. Как такое пропустить? В воздухе буквально веяло большой кровью и, как всегда в такое время, хотелось верить в любое чудо. Буквально в любое, только бы остановились, только бы не перешли ту грань, когда уже все — поздно.
Сегодня вообще был насыщенный день. Борис включил телевизор, как только пришел с работы, даже чаю не выпил. Оказалось не зря: повторяли показ переговоров Дудаева и Грачева в Слепцовской. Съемка была явно протокольной, смонтированной: понять по ней, что там на самом деле происходило, нормальному человеку было так же трудно, как разобраться в хитросплетениях мировой экономики. Оба генерала сидели с непроницаемыми лицами игроков в покер, а когда говорили, создавалось впечатление, что разговаривают они на особом, только им известном языке. Намеки, многозначительность, недомолвки — обычная давно приевшаяся подковерная борьба.
Генералы изменились, только когда вышли к журналистам, словно в древнегреческом театре, сменив одни маски на другие. Теперь они демонстрировали дружелюбие и открытость. Грачев, явно кокетничая перед телекамерами, заявил:
— Мы поговорили откровенно, как генерал с генералом. Решили так: сначала передача пленных, потом — посмотрим, как пойдут дела.
Сделал театральную паузу, убедился, что все телекамеры направлены на него, и с видов триумфатора добавил:
— Самое главное, о чем мы договорились — ВОЙНЫ НЕ БУДЕТ!
И генералы под вспышки камер обменялись крепким солдатским рукопожатием.
Казалось бы, после сумасшедших событий последних дней, такое заявление министра обороны великой страны должно было бы полностью успокоить маленького человека, сидящего сейчас перед телевизором в неспокойном городе.
Казалось бы…
Но Борис никакого заметного успокоения не заметил. Что-то мешало.… То ли слишком неестественно бодрый вид Грачева, то ли несоответствующая моменту странная задумчивость Дудаева, то ли еще что. Слишком много в последнее время происходило диких, за гранью здравого смысла событий, и, казалось уже, что разыгрывается дурацкая пьеса абсурда, где никто — ни актеры, ни режиссеры — не знают, что запланировано в следующем акте.
Борис доел курицу, отнес тарелку на кухню, взял приготовленный чай, отрицательно покачал головой на немой вопрос Ирины.
— Мам-пап, а можно я тоже посмотрю? — спросил Славик с набитым ртом.
— А уроки ты уже все сделал? Что-то бабушка, помнится, говорила другое.
— Ну ма-ам-м, я потом сделаю, че ты. Я тоже хочу посмотреть, как Явлинский заложником станет. Папе можно, да…
— Никаких потом! — отрезала Ирина. — И не смей сравнивать себя с папой! Твое дело — учиться.
— Ага, учиться… — заныл Славик. — А на фига? Все равно скоро война начнется.
— С чего ты взял? — вмешался Борис. — Тебе что, Ельцин звонил?
— Все говорят.
— Кто — все?
— Все! Пацаны в школе. Абдулка говорит, что срываться всем пора, что, если бы они не были «лицами кавказкой национальности», давно бы уже в Россию сбежали бы. И вообще у нас уже полкласса в школу не ходит, а из русских, кроме меня, только Вовка и Марина с Викой остались.
— Подожди, — повернулась от плиты Ирина, — А Толик? Я же тебя в пятницу забирала? Ну, да — в пятницу. Толик был… и мама его.
— Толик уже три дня не ходит. Уехали, говорят.
Борис стиснул зубы. Как же тяжко это все слушать! И ведь виноват он, только он. Хотя.… Ну, куда ехать? Как? На какие шиши? Борис машинально вытащил сигарету, недоуменно повертел ее в руках, запихнул в карман. Повернулся и, сгорбившись, пошел в комнату, к телевизору.
С экрана на него глядел Джохар Дудаев. Президент республики Ичкерия выглядел усталым, но смотрел бодро, как бы говоря: «Ну, чего ты ноешь? Знал бы, сколько у меня проблем, и ничего — держусь. Мужчина не должен показывать слабость. Даже русский!» Вслух генерал говорил другое:
— … приветствуем благородный порыв Григория Явлинского, но оставлять в заложниках, даже добровольных, ни его, ни никого другого не собираемся.
— Господин Дудаев, — спросил фальцетом молодой нечесаный парень, — а как же тогда… ааа… понимать слова вашего начальника… ааа… Департамента информации и связи Мовлади Удугова? Цитирую… ааа: «Заложники нам не нужны, депутаты… аа… останутся в Грозном в качестве… ааа… гарантов безопасности».
