Джеймс Джонс - Тонкая красная линия
— Сколько времени ты в армии, парень? — ухмыльнулся Долл. — Пора бы тебе знать, черт возьми, что оружие так не бросают. Когда-нибудь ты потеряешь его. — Он продолжал в упор смотреть на своих преследователей.
Солдат и сержант тоже глядели на него расширившимися глазами; их справедливое возмущение сменилось удивлением и недоумением. Его наигранное бесстрастие и явное отсутствие чувства вины поставило их в глупое положение. Оба вдруг сконфуженно улыбнулись, чувствуя неловкость от этой излюбленной во всех армиях выдумки бывалого, вороватого, развязного солдата, который подбирает все, что плохо лежит.
— Уж больно у тебя прилипчивые пальцы, — сказал сержант уже не так сердито и даже чуть улыбаясь.
— Все, что валяется без присмотра, — моя законная добыча, — весело ответил Долл, — как и всякого другого старого солдата. Скажите своему мальчику, чтобы он больше так не искушал людей.
Позади заулыбались и другие, глядя на незадачливого солдата. У него самого был пристыженный вид, словно он был виноват. Сержант обратился к нему:
— Слышишь, Дрейк. — Он усмехнулся. — Надо лучше беречь свое добро.
— Правильно. Надо, — подтвердил Долл. — А то оно у него не долго продержится. — Он повернулся и не спеша направился к двери. Никто ему не мешал.
Выйдя наружу, Долл остановился и облегченно вздохнул. У него так дрожали ноги, что пришлось прислониться к переборке. Если бы он вел себя как виноватый, каким он себя считал, его бы непременно избили. Но он не подал виду. Ловко выпутался, а виновным оказался солдат. Долл рассмеялся нервным смехом. Все это была одна большая ложь! Несмотря на испуг, он испытывал бурную радость и гордость. Он вдруг подумал, что в известном смысле был именно таким парнем, каким только что притворялся. Во всяком случае больше, чем прежде.
Однако пистолета он все еще не добыл. Долл взглянул на часы, с тревогой думая о том, как мало осталось времени. Он не хотел уходить с этой палубы, не хотел уходить далеко от своей роты. Его ноги еще немного дрожали, но он был горд тем, что победил, и начал подниматься по трапу на следующую палубу, исполненный чувства собственного достоинства.
С того момента, как он вступил на верхнюю палубу, все складывалось в его пользу. Он еще не успокоился после случившегося, и смелости у него поубавилось, но это не имело значения. Все складывалось для него и его цели как нельзя лучше, словно ему покровительствовал сам господь бог. Ведь приди он на минуту раньше или на минуту позже, все могло бы сложиться иначе. Но он явился ни раньше, ни позже и не перестал испытывать судьбу. Обстановка была отличная — именно такая, какую он представлял себе, задумывая это дело, и Долл мгновенно ее оценил.
Не пройдя и трех шагов, он увидел не один, а два пистолета, лежащие почти рядом на койке у самого трапа. Кругом не было ни души, кроме одного солдата, и, прежде чем Долл успел сделать еще один шаг, этот солдат встал и ушел в другой конец палубы, где, по-видимому, собрались все остальные.
Доллу оставалось только подойти, схватить один из пистолетов и надеть его. Он прошел с чужим пистолетом мимо рядов коек. На другом конце палубы вышел и спустился вниз по трапу, повернул налево и очутился в безопасности в расположении третьей роты. Рота еще не начала двигаться, и ничего не изменилось с тех пор, как он ее покинул. На этот раз Долл нарочно прошел мимо Тиллса и Мацци, чего не делал раньше, когда возвращался с пустыми руками с кормы.
Тиллс и Мацци не двинулись с места и по-прежнему сидели у переборки, обхватив колени руками и обливаясь потом. Долл остановился перед ними, держа руки на бедрах, правая рука лежала на пистолете. Они не могли его не заметить.
— Привет, красавчик, — сказал Мацци.
Тиллс ухмыльнулся:
— Мы видели, как ты недавно прокрался, когда возвращался с кормы. Когда Раскоряка поймал тебя. Где ты был?
Ни один, разумеется, не собирался упоминать о пистолете. Но Долла это не остановило. Он приподнял кобуру и несколько раз похлопал ею по бедру.
— Кое-где, — сказал он, выпятив губу и подняв бровь в высокомерной улыбке, — кое-где. Что вы скажете об этом?
— О чем? — простодушно спросил Мацци.
Долл опять презрительно улыбнулся, его глаза сияли.
— Ни о чем. Война, — насмешливо сказал он, повернулся на каблуках и пошел дальше, к своей койке. Он ожидал подобной реакции, но теперь ему было наплевать. Теперь у него был пистолет.
— Ну, что ты на это скажешь, умник? — спросил Тиллс, глядя вслед Доллу.
— То же, что и раньше, — невозмутимо ответил Мацци. — Этот парень болван.
— Но он все же достал пистолет!
— Значит, он болван с пистолетом.
— А ты умный, да без пистолета.
— Ну и что? — упорствовал Мацци. — Подумаешь, какой-то паршивый пистолет. Я…
— А я хотел бы иметь пистолет, — перебил Тиллс.
— … могу достать себе в любое время, когда захочу, — упрямо продолжал Мацци. — Этот парень шляется в поисках паршивого пистолета, а мы все ждем здесь, что нас разбомбят.
— Во всяком случае, когда сойдем на берег, у него будет пистолет, — настаивал Тиллс.
— Если сойдем…
— Что ж, если не сойдем, это не будет иметь никакого значения. Все-таки он что-то делал, а не сидел здесь, обливаясь потом, как мы с тобой.
— Брось, Тиллс, хватит, — решительно отрезал Мацци. — Охота тебе что-то делать, иди и делай.
— Вот и пойду, — сердито сказал Тиллс, вставая. Он было двинулся, но внезапно повернулся. На лице его появилось странное выражение. — А знаешь, у меня нет ни одного друга, — сказал он, — ни одного. Ни у меня, ни у тебя. — Тиллс обвел безумным, диким взглядом всю роту. — Никто в этой роте не имеет друзей. Ни один! А если нас убьют? — Голос Тиллса резко оборвался на этой вопросительной ноте, и его вопрос повис в воздухе, громкий и безответный, очень похожий на долго звучащий лязг и скрежет стали при ударе катера о корпус корабля. — Ни один, — тихо добавил он.
— У меня есть друзья, — сказал Мацци.
— У тебя есть друзья! — в бешенстве воскликнул Тиллс. — У тебя есть друзья! — Потом его голос ослаб и сник. — Пойду сыграю в покер. — Он повернулся и ушел.
Сначала Тиллс подошел к группе игроков во главе с Нелли Кумбсом. Нелли, худощавый, хрупкий блондин, как обычно, сам сдавал карты и снимал колоду, беря от десяти центов до четверти доллара с игрока. За это он снабжал игроков сигаретами. Кумбс никогда не разрешал сдавать никому, кроме себя. Тиллс не понимал, почему с ним играют, не понимал, почему играет он сам, особенно когда Нелли стали подозревать в нечестной игре. Всего в нескольких шагах от этой группы шла другая, нормальная игра, где сдавали по очереди, но Тиллс достал бумажник, вынул несколько банкнот и подсел к группе Нелли. Скорее бы кончилось это проклятое ожидание!
О том же думал и Долл. Охота за пистолетом полностью завладела им, и на время он совершенно забыл о возможности воздушных налетов. Оставив Мацци и Тиллса, он бродил по забитым солдатами проходам, пока не нашел Файфа и Большого Куина и не показал им пистолет. В отличие от Мацци и Тиллса, на них произвели большое впечатление его добыча, а также рассказ о том, как легко она досталась. Тем не менее, несмотря на свою радость, Долл не мог избавиться от гнетущей мысли о возможности воздушных налетов. Что, если после того, как он добыл этот проклятый пистолет, и после всех переживаний их все равно разбомбят? Эта мысль была невыносима. Черт, побери, может быть, ему так и не придется воспользоваться пистолетом? Сама мысль об этом пугала Долла и вызывала тягостное чувство бессмысленности и тщетности всего на свете.
Куин и Файф заикнулись было о том, что надо бы и им попытаться добыть пистолеты, раз это оказалось так легко. Однако Долл не поддержал их, как он выразился, из-за «элемента времени». «Следовало бы подумать об этом раньше», — сказал он. Долл не стал говорить им о втором пистолете, который видел наверху. В конце концов, ему самому пришлось долго искать и почему бы им не постараться? И к тому же, если наверху заметили пропажу пистолета, там, конечно, будут настороже. Это было бы опасно для его товарищей — он делает поистине доброе дело, не сообщая им о другом пистолете. Отговорив приятелей последовать его примеру, Долл направился к своей койке, чтобы проверить снаряжение — все равно больше делать было нечего. И вдруг он увидел перед собой растрепанные волосы, угрожающую фигуру и хитрое, безумное, хмурое лицо первого сержанта Уэлша.
— Откуда у тебя этот паршивый пистолет, Долл? — требовательно спросил тот, коварно усмехаясь.
Долл почувствовал растерянность и смущение. С таким трудом обретенная уверенность покинула его.
— Какой пистолет? — пробормотал он.
— Вот этот! — закричал Уэлш; шагнув вперед, он ухватился за кобуру и медленно подтянул Долла почти вплотную к себе, хитро и презрительно ухмыляясь прямо ему в лицо. Держась за кобуру, он стал легонько трясти Долла. — Вот этот пистолет, — повторял он, — этот.
