Петр Капица - В море погасли огни
Водолазы заняли здание семилетки на острове Декабристов и стали учиться вылезать через торпедные аппараты подводных лодок. Но удалось ли им действовать в тылу у противника, Сиванов не знал. Я решил побывать в отряде.
Рота особого назначения
2 декабря. На Голодае, невдалеке от памятника декабристам, я нахожу школу, в которой разместилась рота особого назначения. У проходной будки мое удостоверение проверил дежурный. Его помощник, белобрысый невысокий матрос в сером водолазном свитере и брезентовых штанах, заправленных в кирзовые сапоги, повел меня к начальнику.
Двор, по которому мы шли, был аккуратно выметен и походил на хорошо надраенную палубу. В стороне виднелись грядки белокочанной капусты, а за ними — хорошо перепаханное поле. Чувствовалось, что здесь обитают не лентяи, а люди, знающие цену земле.
Вид командира отряда меня поразил. Это был морячина сказочного калибра: ростом около двух метров, плечистый, с крепкой загорелой шеей и мощным торсом. Он один, казалось, заполнил добрую половину бывшей учительской. Протянув широкую ладонь, похожую на ковш экскаватора, он представился:
— Капитан-лейтенант Прохватилов… Иван Васильевич! Седайте, пригласил он. — Снедать будем.
На вид Прохватилову было лет тридцать пять. Курносое, по-крестьянски грубоватое лицо и серые глаза с украинской хитринкой располагали к себе.
«Весит не менее ста двадцати килограммов, — подумалось мне. — Это действительно тяжелый водолаз!» И тут я разглядел, что в комнате присутствует еще один человек, с такими же четырьмя звездочками на погонах. Небольшой, с землисто — серым, одутловатым лицом, он был неприметен рядом с богатырем.
— Заместитель по политической части капитан Маценко, — отрекомендовался он.
Вскоре на столе появился противень с беломясыми поджаренными птицами, обложенными золотистым картофелем, кружками моркови и свеклы.
— Голуби, что ли? — поинтересовался я.
— Ни-и, — ответил Прохватилов на родной «мове». — Их треба исты як рыбу, тогда воны вкусные, а если як мясо, то смак не тот.
— Ага, видно, нырки или чайки? — догадался я.
— Воны! — подтвердил Прохватилов. — За войну всего попробовали. Мне ж одного пайка мало. А блокадного — на ползуба не хватало. Все перепробовал, даже ворон и… как видите, при довоенном весе остался.
Меня, оказывается, угощали чайками, обжиравшимися глушенной при обстрелах салакой. За лето птицы так потучнели, что почти не летали над заливом, а больше отсиживались на отмелях. Их без труда можно было добыть из мелкокалиберки. По вкусу раскормленные чайки не уступали курятине, но сильно отдавали рыбой.
Пока я ковырялся с одной беломясой тушкой, водолаз расправился с четырьмя. Под его крепкими челюстями только похрустывали птичьи косточки. Маценко не притронулся к жаркому, он небольшими глотками пил чай.
Поужинав, я попросил рассказать о каких-нибудь операциях отряда, которые сейчас уже не являются тайной.
— Операций интересных прошло много, — сказал Прохватилов. Он старался говорить чисто по-русски, но в речь все же врывались украинские словечки. Но кое-что даже от меня в секрете держат. Ведь самое трудное было отряд сохранить, особенно — в сорок первом году. Один в телефонную трубку требует: «Немедля построить бойцов и форсированным ходом отправить на пополнение в стрелковый полк. За неисполнение — расстрел». А кто он, этот крикун, — я не вижу. Флотским звоню, А оттуда голос еще грозней: «Не сметь! Сохранить водолазов для флота!» И тоже расстрелом грозится. Потом звонок, из третьего места. Всем мои хлопцы нужны. Вижу, так и так расстрела не избежать, вызываю связиста и по секрету приказываю: «Оборвать телефонные провода и сделать вид, что не можете найти обрыв». Только такой хитростью и удалось сохранить отряд.
Помню еще один случай, в ту же осень, — продолжал Иван Васильевич. Генерал Жуков на Ленинградский фронт прибыл и круто гайки завернул. Начальнику нашего разведотдела приказал лично высадиться на южный берег Ладожского озера и подготовить плацдарм для десанта в тылу у немцев.
Наш Наум Соломонович небольшой, щуплый, он прежде только с заграничной агентурой дело имел, для рукопашного боя не приспособлен. Пришлось мне с ним пойти. Взяли с собой двадцать пять хлопцев, которые холостые, не женатые. На Ладоге шторм, холодина. Хорошо, догадались два костра на горе развести, чтобы они были для катеров ориентировочным створом. Пошли на двух «каэмках» и, поглядывая на костры, точно высадились в назначенное место. Немцев на берегу не оказалось. Они днем сидели в засаде у камышей, а ночью на гору поднимались. Там у них огневые точки и укрытия были. Между озером и горой получилась не просматриваемая, мертвая зона.
Я приметил, десантник своих сухарей и махорки никогда не подмочит, а рации то и дело из строя выходили. Так случилось и в этот раз, не доглядели и подмочили. Катерники, конечно, передали, что мы благополучно высадились, а с суши по радио связи не наладили.
Замаскировались мы под обрывами. Отсюда решили сигналы подавать нашим. Утром высмотрели, какие огневые точки надо уничтожить, и стали ждать. Еще одна штормовая ночь прошла, — никто на наши сигналы не ответил. И на третью ночь ни одного огонька на озере. Что делать? У нас еда на исходе. Одежда не просыхает, многие кашляют. Решили с боем прорываться к своим. Один наш водолаз на канале в Шлиссельбурге работал. Он там все ходы и выходы знал.
Разобрали мы патроны и гранаты и двинулись к Шлиссельбургскому каналу. Я с нашим проводником впереди, остальные за мной. Решили втихую пройти, без стрельбы, чтобы противника не всполошить. Взял я в правую руку гранату без запала. Подберусь к часовому, тюкну по каске, он и обмирает, добавлять не надо. Но в одном месте немцы все же нас приметили, «хальт» кричат и пароль требуют. Пришлось по ним огонь открыть и врукопашную кинуться.
Покалечили мы их в ту ночь немало. Но и нашим досталось: трех Мальцев насмерть уложили и нескольких сильно поранили. Но мы их всех вынесли и к своим прорвались.
Оказалось, десантники не догадались костров зажечь. В штормовую ночь заблудились на озере и стали высаживаться совсем в другой стороне. А там на засаду нарвались. В общем, провалили операцию. И хотели свою вину на нас свалить: мол, никаких сигналов не подавали. Нас потом на допросы вызывали и у бойцов спрашивали: не струсили ли мы? Не умышленно ли рацию из строя вывели? А наши водолазы молодцы, в один голос твердили: «Без рации можно было согласованно действовать, надо умных людей на операцию подбирать». Их хотели за дерзость наказать, но обошлось.
— Ну, а на подводных лодках удалось забрасывать в тыл немцам разведчиков? — поинтересовался я.
— Чего не знаю, того не знаю. Брали у нас опытных хлопцев и не говорили зачем. А спрашивать не полагалось. Некоторые пропадали, а некоторые возвращались, но помалкивали. Хороший разведчик языка не распускает.
— А как под Петергофом действовали?
— Об этом можно рассказать, сам участвовал. Еще в сорок первом году почти на траверзе Петергофа затонул пароходишко. Он хоть и небольшой был, а место мелковатое: кормой уперся в дно, а нос остался из воды торчать. На второй год в носу этого пароходишка мои хлопцы устроили наблюдательный пост. Ночью проберутся под водой в носовую часть и сутки наблюдают в просверленные дыры. Немцам и невдомек, шо за ними из воды следят. Как-то осенью сорок второго хлопцы мне докладывают: «Фрицы у петергофской пристани закопошились. В три смены с огнями работают». Я до начальства. «Так и так, говорю, какую то пакость хвашисты замышляют». — «На пакости они мастера, — говорит начальник. — Ты слыхал, как на фарватер они мины засылают? Когда дует береговой ветер, берут старые шлюпки, грузят в них мины, просверливают в днище дыры с таким расчетом, шоб, продрейфовав до фарватера, набрали воды и затонули. Может, сейчас фрицы похитрей сооружение запускать собираются. Пошли своих легких водолазов в Петергоф, пусть вблизи посмотрят. А заодно проверят: на месте ли стоит главная фигура фонтанов — Самсон, разрывающий пасть льву. Ходит слух, что немцы его распилили и в Германию отправили». «Есть, говорю, будет исполнено».
Послал я катер с «тузиком» под Петергоф. Мои хлопцы на «тузике» до отмели добрались, там его затопили и решили по каналу к самому дворцу дойти. Да не тут-то было. Немцы завалили канал всяким железным хламом: покореженными трубами, железными койками, сетками. Все же хлопцы далеко прошли и разглядели — Самсона на месте нет. И льва не осталось. Пусто. Потом они в темноте к пристани подобрались. Видят — прожектор светит, немецкие саперы сваи вбивают, новый настил делают. А на берегу у них что-то грудами наложено. Но не разглядишь — брезентом прикрыто, а рядом часовой ходит. «Видно, мины для нас приготовлены», — доложил мне старшина.
