Сергей Богатко - Особая группа НКВД
Оба они — и капитан Кудряшов и капитан Румянцев — бывший бамовский пилот и бывший аэрофотосъемщик еще никогда не ступали на югославскую землю, но они отчетливо представляли себе, как там, в горной долине, измученные непрерывными боями, голодом и болезнями люди стоят у огня и напряженно прислушиваются, пытаясь определить по звуку — свой идет или чужой? Что несет им приближающийся из черноты ночи гул моторов: спасительную помощь от братьев по оружию, юга это подкрадывается враг, и на костры обрушится град фашистских бомб, огненными бичами ударят пулеметные очереди?
Штурману с высоты людей не разглядеть, и спешить он не имеет права. Кто там, внизу? Кем разложены костры — партизанами, или это гитлеровцы изобрели какую-нибудь новую дьявольскую ловушку? Конфигурация «конверта» соответствует условленной, но этого еще мало для опознания цели. Посмотрим, что покажет «запрос»… Штурман посылает дискретный сигнал-пароль бортовыми навигационными огнями, которые до этого были погашены: «тире — точка». Партизаны должны теперь показать отзыв сегодняшней ночи. Если его не последует или сигнал не совпадет, самолет-лидер будет продолжать поиск цели. Так уже случалось.
Но засветился, замигал глазок карманного фонарика: два длинных — один короткий. Свои! Теперь — разгрузка. На боевом курсе штурман открывает бомболюк, мешки проваливаются. Второй пилот Саденов и стрелки по команде выталкивают мешки из своих кабин. ПДМ уходят в темноту. Стрелок-радист докладывает командиру, что все парашюты раскрылись, грузы ложатся в цель.
Облегченный самолет-лидер набирает высоту и включает бортовой радиопередатчик «на привод». С этой минуты он становится видим в эфире, вся «эскадра» настраивает радиокомпасы на его волну и, если даже самолеты разбросало по трассе грозами, обледенением, зенитками, истребителями, они легко отыщут цель — «конверт». Но, разумеется, позывные «маяка» слышит и враг. Поспешат ли ночные хищники сюда или попытаются перехватить самолеты при возвращении?
Накануне в штабе предупредили: у люфтваффе появился модифицированный истребитель Фокке-Вульф 190 D-9. Двигатель мощностью 2240 л. с, с водно-метаноловым форсированием. Максимальная скорость — 760 км/час, потолок—12 500 метров. Четыре 20-мм пушки с электроприводом позволяют совершать несколько тысяч выстрелов в минуту, два 13-мм пулемета, управляемые ракеты «воздух-воздух». Настоящая лавина огня. Сверх того — бортовая радиолокационная станция, система распознавания «свой — чужой». Этот лучший немецкий поршневой истребитель стал поистине грозой для наших дальних бомбардировщиков.
Задача лидера еще не завершена. Он идет по «коробочке», его радиостанция продолжает созывать группу. Вот они, корабли. Первый выныривает сверху, пологой спиралью пробивая высокую облачность. Следующие выходят на «конверт» прямым курсом, со снижением. Поочередно разгружаются на площадку и отваливают в темноту, покачав на прощанье крыльями. Югославские товарищи, наверное, не видят этого — они заняты лихорадочной работой, — надо скорее убрать груз, пока не налетели стервятники. Теперь — все. Лидер тоже уходит, качнув крылом: прощайте, братья!..
Однажды огнем зениток был подбит самолет капитана Кравцова. Летчик сумел дотянуть машину до партизанского района и приказал экипажу покинуть бомбардировщик, однако сам командир и штурман Решетников не успели — машина рухнула, и оба погибли. Югославы похоронили их и передали на авиабазу, что отомстят за погибших.
Еще далеко была Красная Армия, а немало русских могил появилось на югославской земле. Когда советские самолеты, помогая партизанам, бомбили сосредоточившуюся для наступления фашистскую группировку в районе города Ниш, одна из машин была поражена зенитной артиллерией. Экипаж покинул горящий самолет. Штурман Румянцев видел, как гитлеровцы, подсветив прожекторами спускающихся на парашютах летчиков, расстреливали их в воздухе. Летчики ничем не могли помочь своим товарищам, а югославы, будучи в меньшинстве, тотчас поднялись в атаку. Их удар был так яростен и внезапен, что противник бежал с поля боя. Братья — славяне отбили у гитлеровцев тела погибших летчиков и похоронили с воинскими почестями.
Возвращение домой было сопряжено с еще большими опасностями: группа обнаружена противником. Топливо — на пределе. Время тяжелое, предрассветное. Командир то и дело опрашивал стрелков о самочувствии, чтобы не теряли бдительности, советовал принять по полтаблетки фенамина против сна, которые полковой врач выдал перед вылетом. Но и сам Кудряшов чувствовал упадок сил, вялость, тяжесть в голове, хоть и бодрился. Быть может, сейчас отдохнувшие истребители высланы за ними в погоню и появившиеся недавно наземные радиолокационные станции ведут их в темноте ночи на перехват.
Румянцев хорошо помнил, как недавно в этом же районе на бреющем, прижав уши, уходили от трех «мессеров». Казалось тогда, что положение безвыходное и спасения нет. Вот-вот истребитель вонзит трассирующие очереди в грузную тушу бомбардировщика. Кудряшов совершил то, что казалось невероятным. С ним бывало, что в простых ситуациях он совершал ошибки, но в миг опасности на него находило какое-то сверхъестественное озарение. В тот раз ушли…
Вдруг возглас стрелка-радиста: «Истребитель!» Резкий маневр, пулеметная очередь. «Где он?» «Командир, справа, выше нас, сзади истребитель». Еще вираж. И снова: «Истребитель атакует!» Новый маневр. Штурман приник к стеклу. Где же?.. Оказалось, от перенапряжения стрелок принял звезду за приближающийся самолет.
Никто не рассмеялся и не упрекнул воздушного стрелка за ошибку. Понимали: посидишь в его башенке десять часов, как заяц на слуху, — еще не такое померещится. Дома будем разбираться. Если врач скажет, что здоров и психика не «сдвинулась», то в столовой он, конечно, станет героем дня. Уж летчики его доймут и взыщут за все страхи. «Покажи, — скажут, — в которую звезду ты палил?», «Штурман, он тебе все звезды посшибал. Как ориентироваться будешь?» Но до дома еще надо долететь. Пока же все только вздохнули с облегчением.
Ночная атака обычно происходит внезапно. Немного позже — 19 августа — получили приказ сбросить парашютиста вблизи румынского города Брашева. С большой опаской шли в это место. Знали, что придется идти мимо крупного авиационного завода. И, хотя они вовсе не собирались тревожить этот завод, незаметно прошмыгнуть не удалось. Местное ПВО выслало пару дежурных перехватчиков.
Стрелок обнаружил сначала только одного. «Командир, истребитель атакует!» — успел он крикнуть и сделал это скорей по наитию, когда как-то нехорошо подмигнула ему звезда. Кудряшов среагировал мгновенно, огненная трасса «худого» прошла мимо, а старшина Медведев, уже заваливаясь на спину, с маневра всадил в «мессера» очередь. «Командир, истребитель горит!..»
— Кирдык пришел «худому»! — подтвердил Кусан Саденов, провожая взглядом падающий истребитель.
Объятый пламенем перехватчик ушел вниз и, врезавшись в землю, взорвался. Только тут они заметили второго, этот второй истребитель отвернул от них без боя. После того как партизаны прислали подтверждение, Медведева представили к ордену Красной Звезды.
Не дожидаясь подтверждения и награды, старшина в то же утро начертил на борту бомбардировщика — поближе к своей кабине — звезду, какие рисуют обычно истребители после победы в воздушном бою. Хотел даже с вызовом — светящейся краской, но командир не позволил.
Уже начинало светать, когда показались желанные облака. Под их прикрытием миновали линию фронта. Радист отбил донесение о выполнении задания.
— Штурман, сколько на твоем хронометре? — спрашивал командир скорей для того, чтобы проверить бдительность и, получив ответ, усмехался через силу. — Уж волк умылся, а кочеток пропел…
Все труднее было сопротивляться чувству вялой безмятежности. И только вышли к аэродрому, как близко в облаках пронеслись две тени — истребители. Пригляделись — наши. Но они разворачивались для атаки. Спешно был дан сигнал: «Я — свой!» Истребители разочарованно отвалили.
После этой встречи настроение экипажа превратилось в ликующее, сонливости как не бывало, хотелось петь.
Казалось, сейчас они могли бы, заправив баки, сразу пойти на новое задание. Но это была последняя вспышка энергии. На посадку пошли с ходу — горючее заканчивалось. Потом шагали по полю, еле переставляя ноги, точно все эти десять часов не сидели за рычагами, а таскали каменные глыбы. И первый вопрос на КП: «Все ли вернулись?» На этот раз — все.
Уже сидя на краю постели, штурман Румянцев почему-то стал вспоминать, кто из «бамовской эскадрильи» еще остался в живых. Раньше он не думал об этом, но час победы близился, и тем больнее воспринимались потери. Конечно, в масштабе войны их, бамовских летчиков, была лишь горстка. Но воевали отважно и умело. Они положили свои силы, свои жизни на чашу огненных весов. Каждого из них Родина удостоила высоких наград. Семерым бамовцам было присвоено звание Героя Советского Союза. К сожалению, не все возвращались с заданий. От иных даже могил не осталось — сгорели подобно падающим звездам. В холодных волнах Баренцева моря погасла жизнь Героя Василия Дончука. Не успел покинуть пылающий над Балтикой самолет Эрик Гептнер, Разбился в горах Трансильвании Павел Долгошенко. Они мечтали после войны вернуться на БАМ и завершить начатую ими трудную работу — Г. Иванов, П. Станкевич, А. Дворников, Г. Голембиовский, К. Сгуйте, В. Дзюбенко…
