Вадим Кожевников - Щит и меч. Книга первая
— Это вы открыли у Зубова артистическое дарование?
— Я, — кивнула она с гордостью. — Существует специальный «циркуляр фюрера» о поддержании в народе хорошего настроения, и в связи с этим предоставляется броня служителям искусства, «мастерам бицепса». Я отдала Зубова под покровительство этого циркуляра. И представьте, Зубов нравится публике. Но он очень дерзко ведет себя.
— На сцене?
— Нет.
— С вами?
— Нет, с немцами. — Добавила грустно: — Я каждый раз удивляюсь, когда вижу его.
— Почему?
— Ну, просто потому, что он всегда уходит как бы навстречу смерти.
Появился какой-то прохожий.
Эльза стала болтать по-немецки. Вайс вслушивался в ее речь: произношение было безукоризненным. У фонаря он еще раз внимательно взглянул ей в лицо. Ничего такого особенного — бледное, усталое. Чуть великоватый открытый лоб. Но огромные, казалось, самосветящиеся глаза скрадывали белизну лба. Губы мягкие, большие, но красиво очерченные. Тяжеловатый подбородок со шрамом. А голос! Голос у нее очень разный: то глухой, то глубокий, грудной, то резкий, отрывистый.
Подошли к четырехэтажному невзрачному дому, вход со двора. Пахнуло помоями. Лестница темная. Дверь Эльза открыла своим ключом. Длинный коридор. Комната рядом с кухней — крохотная, стол, стул, деревянная кровать, даже нет шкафа.
Сбросив на спинку стула бобриковый жакет, развязав платок, она вдруг обрушила на плечи копну блестящих ярко-рыжих волос. Предупредила шепотом:
— Крашенные. Так вульгарней. — Приказала: — Ложитесь, спите. Я вас разбужу. Снимите китель, я пойду с ним на кухню, выглажу. — Объяснила: — Вещественное доказательство для соседей. — Усмехнулась иронически: — А то, знаете, подозрительно, ни разу не приводила мужчин. Я погашу свет.
— Зачем? — спросил Вайс.
— Затем, что вы должны все-таки поспать.
Эльза вернулась не скоро. Она легла рядом с Иоганном, накрылась жакеткой, придвинулась поближе, спросила:
— Вы хотите мне еще что-нибудь сказать?
Он шептал ей на ухо то, что считал необходимым дополнительно передать в Центр, от его дыхания шевелилась прядка ее волос. И вдруг девушка засмеялась. Он подумал, что она смеется над ним: считает сведения недостоверными или уже устаревшими, но она объяснила: «Щекотно», — и он осторожно убрал прядку с ее уха. И когда снова зашептал, он несколько раз нечаянно коснулся ее уха губами, но она ничего не сказала: или не заметила, или не сочла нужным заметить. А потом пришла ее очередь говорить, он повернулся к ней спиной, и теперь она шептала ему в самое ухо, строго начальнически. Сегодня она, так и быть, примет устную информацию, но на будущее он должен сам все зашифровывать. О «почтовых ящиках» он получит указание позже. Схему расположения баз горючего пусть нанесет сейчас же: она может понадобиться Зубову.
— Все?
— Все! — сказала девушка.
Иоганн вытянулся и, глядя на свисающие клочья белой бумаги, которой был оклеен потолок, спросил:
— А просто так поговорить можно?
— Чуть-чуть…
— Пристают?
— Конечно. Но у меня документ рейхскомендатуры: контактироваться с представителями армии запрещено. Носительница инфекции.
— Какой?
— Туберкулез. А вы что думали?
— Это правда? — спросил Иоганн.
— Конечно. Всегда была здоровой, а тут открылся процесс.
— Но надо лечиться.
— После войны — обязательно. Но хватит на эту тему. — Спросила: — медаль вместе с «легендой» получили?
— Ну вот еще! — обиделся Иоганн. — За боевой подвиг. Они дали.
— А из дома награды есть?
— Нет, только от немцев.
— Поздравляю, — сказала она. — Герой!
— Рассчитываю на унтер-офицерское звание.
— Карьерист! Еще немного — и станете генералом или штурмбаннфюрером. — Но тут же она серьезно предупредила: — Не торопитесь быстро выдвигаться, я их знаю: завистливые доносят друг на друга. Самая большая опасность — это быстрый успех.
— Вы рассудительны, как старушка.
— Ну, хватит, — прервала она. — Хватит! — Наклонилась и невольно прижавшись к Иоганну, взяла со стула сигареты.
Иоганн пробормотал:
— Странно, лежу на постели с девушкой…
По ее лицу пробежала усмешка.
— Одному ухажеру я едва руку не вывернула из сустава, чтобы больше не лез…
— А кто у вас был инструктором дзюдо? — простодушно осведомился Иоганн.
— Здрасте, — шепот ее звучал негодующе. — Вы не в меру любопытны. — Сказала огорченно: — А я о вас лучше думала.
— А что вы вообще обо мне думали?
— Ничего. Просто полагала: будет более солидный товарищ. — И снова наклонилась, погасила окурок. — Слушайте и запомните: нет ни вас, ни меня. И ничего для нас нет и не будет, пока есть все это, — ее белая рука в темноте как будто раздвинула стены комнатушки. — Поняли? — И уже ласковее: — Пожалуйста…
Они еще поговорили немного.
— Пора спать, — сказала Эльза, и наступила тишина.
Он долго лежал, вжавшись в стенку, с закрытыми глазами, но так и не уснул. Вскочил, как только Эльза дотронулась до него, чтобы разбудить. Лицо у нее было еще бледнее, чем вчера, под глазами синие тени. Она вяло подала Иоганну руку.
— Не знаю, как буду сегодня выступать в варьете. Я так устала! Привыкла быть одна, а тут вдруг то Зубов, то вы. И потом снова оставаться одной…
— Мне тоже будет потом… — Иоганн запнулся, — скучновато.
Эльза вышла проводить его.
В кухне у плиты толпились женщины. Услышав шаги, они все разом обернулись.
Эльза вскинула руки на плечи Иоганна, прильнула к его губам, а потом легонько подтолкнула в спину.
Иоганн машинально запоминал дорогу к дому Эльзы, приметы сами собой вчеканивались в его сознание. Он думал об этой девушке…
В «Гранд-отеле» он взял у портье свои свертки, вышел к контрольно-пропускному пункту, предъявил документы. Его усадили в попутную машину, и всего с одной пересадкой он добрался до подразделения.
27
Штейнглиц сочувственно отнесся к мотивам, которыми Вайс объяснил свое опоздание.
— Иметь постоянную любовницу гигиеничней, чем бегать каждый раз к новой девке.
— Но я по-настоящему влюблен, господин майор.
— Сентиментальность — наша национальная ахиллесова пята.
Лансдорф остался доволен покупками, но причину опоздания признал неуважительной.
— Женщину мужчины выдумали для того, чтобы оправдывать свои глупости.
Лансдорф произнес наставительно:
— Нам нужны люди молчаливые и решительные, которые умеют в одиночестве довольствоваться незаметной деятельностью и быть постоянными.
Иоганн живо согласился:
— О, эти прекрасные мысли Фридриха Ницше, как ничто другое, соответствуют и моему идеалу.
А сам подумал: «Вот это ловко получилось! Молодец я, запомнил. Не верил, что пригодится, а вот, оказывается, пригодилось».
Костяное лицо Лансдорфа, казалось, стало еще более твердым. Он подошел к Вайсу, оглядел его так, будто собирался примерить на него что-то.
— Вы его любите?
— Он добавил перца в нашу кровь!
— Как? Повторите! — Лансдорф поднял сухой палец. — Отлично! Безмерная способность к властолюбию и столь же безмерная способность к подчинению и послушанию — в этом мощь германской нации.
Вайс щелкнул каблуками, вздернул подбородок и осведомился угодливо:
— Какие будут дальнейшие приказания, господин Лансдорф?
Дитриху доложить о причинах опоздания не удалось по той причине, что капитан за это время поссорился со своим шофером — смазливым малым с капризным, безвольным ртом, а теперь помирился с ним, и ему было не до Вайса. Курт, шофер Дитриха, собирал вещи капитана, и капитан суетливо помогал ему, видимо очень довольный, что примирение состоялось. Вайсу он сказал, чтобы тот приготовился к поездке, с ними поедет и Курт: он, Дитрих, не выносит одиночества…
Шел дождь со снегом. Едва успев коснуться земли, снег таял. И все было грязным. И небо в грязных низких тучах, и земля в грязных лужах, и раскисшее от грязи шоссе, и цвета земли вода в речках, и стекла машины, заляпанные грязью.
Дитрих сел рядом с шофером, и Вайс вольготно расположился на заднем сиденье. Свет едва проникал в машину сквозь забрызганные грязью стекла. Сумрачно, клонит в сон. И Вайс дремал и думал о своей связной, которую даже мысленно был обязан называть Эльзой: этого требуют правила конспирации.
…Машина догнала танковую часть. Танки шли один за другим с равными интервалами. Башенные люки открыты, из них торчат головы командиров машин. Иоганн прильнул к окну. Еще думая о девушке, еще мысленно слыша ее приглушенный шепот, он машинально запоминал номера машин, эмблемы на броне, количество белых колец на стволах орудий, обозначающих подбитые цели.
К корме танков привязаны бревна. Значит, эти танки будут участвовать в операции на заболоченной местности.
