Геннадий Семенихин - Жили два друга
…В субботу Демин привез Зарему домой. Осунувшаяся и похудевшая, она расхаживала по маленькой комнатке, стирала с подоконников пыль, отчитывала мужа за невымытую посуду, придирчиво расспрашивала, как он принимал в их жилище Батурина и Оленина.
– Так прямо и посадил за стол?
– Так и посадил.
– И скатертью его не накрыл.
– Уй, какой негодник! Когда я о Батурине думаю, мне даже страшно становится. Это же классик нашего времени, дважды лауреат. А ты даже принять его как следует не удосужился.
Демин невесело ухмыльнулся. Зареме показалось, что он обиделся, он стоял в дверях и смотрел на нее грустными глазами. И она не выдержала этого взгляда. Она подбежала к мужу, прижалась к нему и зашептала:
– Ну ладно, ладно, давай мириться. Ты же знаешь, что я понарошке. Я тобой очень горжусь. Ты у меня самый смелый, самый умный. И журналом я горжусь, в котором ты повесть напечатал. Никогда не думала, что типографская краска лучше самых тонких духов. А скажи, – продолжала она, зажмуривая от счастья глаза, – когда ты описывал Фатьму Амиранову, ты кого имел в виду? Меня?
– Тебя.
– А зачем же ты меня кинул в огонь?
– Чтобы долго жила.
Вся пунцовая от счастья, она обняла Демина.
– Слушай, как я тебя люблю! – зашептала она. – И очень, очень хочу, чтобы ты написал еще книгу – большую-пребольшую, и чтобы она была еще интересней этой повести. Ты напишешь такую книгу?
– Напишу, Зарема, – солгал Демин.
Глава пятая
Прошло несколько лет, но Демин такой книги не написал. Время от времени в газетах и журналах появлялись публицистические статьи, подписанные его именем, но наполовину воссозданные за него редакционными работниками, которые считали, что править Демина одно удовольствие – со всеми замечаниями соглашается и даже половину гонорара отдает.
Но Демин не только старательно корпел над публицистическими статьями – он года два в мучительной тишине высиживал свою повесть. Одной Заре разрешалось заходить в его вместительный кабинет в новой двухкомнатной квартире. Среди ночи на цыпочках вторгалась она в эту комнату, подкрадывалась внезапно и, вырастая за его спиной, нежно дышала в лицо.
– Я не буду заглядывать в твои страницы, Коля, – доверчиво говорила она, – ведь это все равно что сердце подслушивать. Зачем? Я знаю, что придет время, и ты сам прочтешь. Я и другое знаю, что эта книга будет лучше первой… Ведь мы жили тогда в примусном захолустье, а теперь у нас две большие комнаты почти в сорок метров. Телевизор, радиоприемник, пылесос. А любить? Люблю я тебя еще больше. Так что попробуй не написать, имея такой полный сервис, – смеясь, заканчивала она.
Острым своим плечом чувствовал Демин ее мягкую грудь и думал о том, как это хорошо, что есть на земле Зарема, большая, доверчивая, преданная и все понимающая. А что бы было, если бы ее не было? Нужна ли тогда ему жизнь!
Одна ошибка не всегда влечет за собой другую, но, пустив порою глубокие корни, она начисто отрезает человеку пути для ее исправления. Повесть Демина по два-три раза издавалась из года в год. Самые разные издательства страны выпускали ее. Сорок шесть раз вышла она за границей, и у Николая тоскливо замирало сердце когда он рассматривал нарядные суперобложки: «Как хорошо, что Леня не видит моего позора!»
Демин уже привык к тому, что почти во всех литературных обзорах упоминалась его фамилия. Он понимал: единственная возможность восстановить потерянную честь – написать новую книгу, уже свою, по-настоящему свою. Ведь мечтал же он когда-то стать литератором.
И Демин настойчиво долго работал. Когда были готовы первые сто страниц, он прочитал их и поник в отчаянии: сюжет не сплетался, люди были какие-то мертвые, без чувств и страстей. И все-таки он рискнул и отдал эти сто страниц Виталию Федоровичу Оленину. Тот одолел их за один вечер и утром спросил:
– Батурину читать не давал?
– Нет, – ответил не без удивления Демин, – а что?
– Вот и правильно сделал. Старик бы ужасно расстроился. Понимаешь, Коля, я тебе, как брат брату, напрямик выскажусь. Твоя первая повесть и эти сто страниц – небо и земля. Там ты летаешь, здесь – ползаешь. Равнодушное описательство, и не больше. Да и вообще материала здесь на рассказ. Хочешь помогу?
С помощью Оленина Демин превратил сто холодных страниц в короткий рассказ, и он появился в «Восходе», не вызвав ни у кого особых восторгов. Один лишь Батурин похлопал его по плечу при встрече.
– А все-таки хорошо! Хоть это и не «Ветер от винта», конечно, но рассказик основан на живом эпизоде. Хорошо, что не молчишь. Дерзай и дальше.
Но дальше «дерзать» вообще стало невмоготу. Демин почувствовал, что он подобен пересохшему колодцу, в котором воды никогда не будет. Он, как и раньше, писал стихи, но они оставались неоконченными, и он их никому не показывал. Был единственный человек, которому он решался читать эти строки, – Зарема. Она садилась рядом на широкий мягкий диван, подбирала под себя ноги и внимательно слушала его чуть надтреснутый голос. А Демин читал с тоской, о причинах которой Зара никогда не могла бы догадаться. И стихи у него были тоскливые.
Заблудился я в жизни, как в чаще,
Вот и горько и больно до слез,
Хоть бы горсточку прежнего счастья
Мне бы ветер осенний принес
Что мне делать, куда идти?
Перепутаны все пути
Низко-низко тучи плывут,
Поспешая в чужие края,
И в себя, как последний салют,
Из нагана выстрелю я.
– Ну как?
– Хорошо, – не совсем уверенно отвечала Зарема, – только почему твои стихи такие мрачные?
– А я их для новой повести написал, о неудачливом поэте, который замышляет самоубийство, но потом видит, что мир прекрасен и не обязательно быть в нем паршивым рифмоплетом, – невесело пошутил Демин и вдруг похлопал жену по плечу. – Послушай, Зарка, а ну все к черту: и стихи, и прозу. Посмотри, какое лето за окном. Июль вовсю бушует, а мы в городе паримся. Давай на крымское побережье махнем. И не в какой-нибудь писательский Дом творчества, а в самый обыкновенный профсоюзный, где и знать-то тебя никто не будет. Я поработаю, тебе тоже полезно позагорать и покупаться, а то опять покашливать стала. Едем?
– Едем, едем, – встрепенулась Зарема.
Глава шестая
Перед двухэтажным светлым коттеджем стояли пионеры. Мальчики и девочки, по виду семиклассники, выстроились у входа в левое крыло здания, совсем как на торжественной линейке. Были они в белых блузках и синих шапочках. Стоявший на правом фланге толстощекий паренек поднес к губам горн, а другой ударил в барабан.
И тогда пионеры дружными звонкими голосами стали выкрикивать заранее отрепетированный текст.
– Горячий пионерский привет военному летчику и писателю Николаю Прокофьевичу Демину, автору нашей любимой книги «Ветер от винта».
Из-за кустов магнолии выскочил запыхавшийся сторож, тощебородый, в белых парусиновых брюках и красной футболке, сердито закричал:
– Кто вас пустил на территорию! Отдыхающих перебаламутите.
Но было уже поздно. На крыльцо вышел светловолосый человек в тенниске, обнажающей сильные загорелые руки, за ним высокая черноглазая женщина с длинной, ниже пояса, косой. Несмотря на жару, на ее плечи был наброшен теплый шарф – Зару с утра знобило.
– Здравствуйте, гвардейцы! – смеясь, окликнул пионеров Николай. – Вольно!
Строй смешался, и пионеры мгновенно окружили скамейку, на которую сели Демин и Зара.
– Ну вот, теперь расспрашивайте, о чем хотели.
Пионеры один за другим стали задавать заранее намеченные вопросы.
– Товарищ Демин, нам очень нравится ваша повесть «Ветер от винта», – пропищала тоненькая девочка с ямочками на подбородке.
– Мы всегда будем брать пример с ваших героев, – прибавил толстощекий паренек с горном.
– А скажите, товарищ Демин, в образе главного героя вы имели в виду себя или нет? – спросил третий.
– Над чем вы работаете сейчас, товарищ Демин?
– А какие черты вы считаете обязательными для летчика?
– Товарищ Демин, – заученно начал толстяк, который, вероятно, был в этой группе старшим, – вас, одного из наших любимых писателей, мы приглашаем на сбор и просим рассказать о том, как вы работали над своей книгой.
– Спасибо, ребята, на сбор я приеду, – согласился он, – но про книгу ничего рассказывать не буду. Я вам лучше, ребята, о войне расскажу. О том, как с товарищами в бой ходил, как они летали и погибали, как врага громили. А теперь до свидания… потому что… – он не договорил. В эту минуту Зарема встала со скамейки и быстро пошла к крыльцу. Взбежав по ступенькам, она на мгновение остановилась, захлебнувшись сильным порывом кашля, а потом скрылась за дверью. Торопливо попрощавшись с пионерами, Николай побежал за ней.
В большой комнате Заремы не было. Она сидела на веранде, освещенной палящим полуденным солнцем, и прикрывала рот шарфом. Преодолевая приступы кашля, она виноватым голосом заговорила:
