Игорь Шелест - Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла.
— Пошли, Надюша, — Тамарин потянул девушку.
Она с огорчением оторвалась от стекла:
— Вот было бы чудно: проскакать с тобой на перекладных из Ленинграда в Москву!
От «Китайского дворца» молодые люди вышли на широкую липовую аллею, пересекающую Верхний парк. И здесь, как и повсюду, в этот ясный день продирались сквозь листву солнечные жгуты, разбрасывали причудливые рыжие пятна, поджигали вдруг выпорхнувшую из тени бабочку или шмеля… Где-то вдалеке кукушка чуть слышно вздумала отсчитывать кому-то годы: ку-ку, ку-ку… — смолкла. Ах, лето — чудная пора кипящей жизни! И солнце — не ты ли кровь горячишь?!
И вдруг Жос спросил:
— Надя, скажи как на духу: тебе не приходилось слышать от прохожих: «Господи, какая же прелесть!»?
Надя наморщила нос:
— Что-то не припомню…
Он заглянул ей в глаза серьёзно:
— Знаю, тебе говорили не раз… если не вслух, то про себя, и ты чувствовала это… Потому что это — твой воздух, кислород, которым ты дышишь, не замечая.
Она ответила с тихой улыбкой:
— Ты говоришь так, будто огорчаешься, что я делала вид, словно не слышу.
Жос поцеловал завитки её волос и ласково привлёк её к себе, но вдруг обернулся. Надя рассмеялась — позади растянулась группа туристов. Приподнявшись на цыпочки, Надя поцеловала его, сразу отогнав с его лица хмурь и заставив улыбнуться.
Среди льнущих друг к другу лип, дубов и чёрной ольхи стали возникать заботливо ухоженные полянки, лужайки. Жос и Надя прошли каких-нибудь двести шагов и, выйдя на большое поле, увидели в отдалении трехъярусное величавое здание, похожее на храм, с колоннами, увенчанное колоколообразным куполом.
— А вот и павильон Катальной горки — ещё одно замечательное творение Антонио Ринальди, — сказал Тамарин.
Надя удивилась:
— А где же сама горка?
— Не сохранилась. Для екатерининских времён это было любопытное инженерное сооружение: длинный, в полверсты, деревянный настил, возвышающийся на множестве столбов. Начиналась горка от павильона с высоты десяти сажен и спускалась вдоль этой поляны сюда, к лесу. Катались на тележках, оснащённых роликами, и это было любимое развлечение придворной знати. К середине прошлого века горка пришла в ветхость, её разобрали. А павильон, как видишь, сохранился и поныне во всей своей красе. Возле него-то нас и ждёт жёлтая «Волга» с удивительно симпатичным гидом-таксистом.
* * *На обратном пути к Петродворцу Тамарин нет-нет и заглядывал в путеводитель. А Надя внимательно слушала пояснения шофёра, задавала вопросы: почему Петергоф называется Петергофом; когда он возник; сколько лет продолжалось строительство загородной резиденции Петра; кем был намечен проект первоначальной застройки; сохранились ли наброски, сделанные, как она слышала, рукой самого Петра; кто намечал разбивку парков, указал места расположения дворцов?
И на все эти вопросы, она, к некоторому своему удивлению, но и восхищению тоже, получила от таксиста-гида исчерпывающий ответ.
— Когда войдёте во дворец, — предупредил таксист, — обратите внимание на фотографии развалин, обгорелых, зияющих проломами стен без крыши. Нелегко поверить глазам своим, во что превратили Большой Петергофский дворец фашисты при своём отступлении. Потом, когда вы станете переходить из зала в зал, вы поймаете себя на мысли, что восхищаетесь не только интерьерами в их первозданном виде, но и уменьем мастеров нашего времени, воссоздавших все это из пепла с такой любовью и блеском. Словом, У вас будет чем от души восхититься!
Машина медленно двигалась по Красному проспекту Петродворца вдоль высокой решётчатой ограды Верхнего парка. Жос и Надя разглядывали бьющие в отдалении фонтаны, раскинувшийся за ними жёлто-оранжевый дворец, пышно-торжественный, своей центральной частью взметнувшийся повыше, сниженный на крыльях и снова взявший ввысь по краям яркими флигелями с золотым сиянием своих четырехгранных куполов. Надя вздохнула:
— Двадцать второй год живу на свете, а до сегодняшнего дня ничегошеньки этого не видывала!
Шофёр мотнул головой:
— Завидую вам. Экую-то радость нынче испытаете!.. Ведь первое впечатление самое незабываемое и счастливое… Наверно, потому, что воспринимается не умом, а сердцем!
— Что за фонтаны!.. — воскликнула Надя.
— Это только начало, — улыбнулся таксист, — то-то вы всплеснёте руками, увидя Большой грот с каскадами, всю перспективу Нижнего парка с Морским каналом!.. А будете любоваться могучим Самсоном — вспомните: он ведь создан в честь победы русских над Карлом XII в Полтавской битве в день святого Самсония 27 июля 1709 года — и воссоздан нашим ленинградским скульптором профессором Симоновым…
— Воссоздан?.. Ведь он был изваян знаменитым скульптором Козловским…
— Козловским — в 1801 году. До него, в 1735-м, Карлом Растрелли — отцом того, великого… Но первый Самсон был свинцовый и быстро пришёл в негодность. Козловский же создал своего Самсона из бронзы, и его шедевр стоял бы веки вечные, если б его не украли фашисты…
Вот мы и приехали, — сказал таксист, притормаживая. — Не поленитесь пройти по знаменитой Марлинской аллее, полюбуйтесь на самые старинные фонтаны — Адама и Еву — первая четверть восемнадцатого века!.. Эх, и завидую я вам!.. С каким бы восторгом и я пробежался с вами…
— За чем же дело?
— Работа, план. Да, вот что ещё хотел сказать: добираться отсюда до Ленинграда удобнее на «Метеоре». 30 минут — и вы у Зимнего дворца. Итак, в час добрый!.. Счастья вам и радости, друзья!
Глава вторая
Сказочное путешествие! — Надя откинулась на спинку скамьи у памятника Петру Великому. — Спасибо тебе, Жос!
— Тебе понравилось?
— Очень!
— И мне чертовски!
Тёмной громадой, весь в зеленовато-пепельных наплывах, как в пене и пыли, «кумир на бронзовом коне» вскинулся будто в самую синь неба. Некоторое время молодые люди глядели молча, потом Надя, как бы про себя, очень тихо прочла:
О мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой бездной,
На высоте, уздой железной
Россию поднял на дыбы?
— А ты знаешь, как ленинградцы спасли его во время блокады? — спросил Тамарин. — Что за народ?! Гибли от артиллерийских обстрелов, бомбёжек, от голода и холода, а памятник спасли… У самих в чём душа теплилась, а все же достало сил засыпать его горой песка… Вот как любили свой город!.. Да и сейчас любят: я был здесь в конце мая и изумился, увидев вокруг этой гениально вырубленной скалы целое море тюльпанов: будто тысячи алых сердец, тянувшихся к нему! Как мне хочется подарить тебе охапку цветов!
— Добрый мой, не бери в голову: что стало бы с гладиолусами, если б купили их утром?.. Пока не устроились в гостинице, покупать цветы безрассудно.
— О! Ты мне напомнила, — Тамарин взглянул на часы, — через полчаса буду звонить в представительство… А вдруг не получится?! Что тогда?.. Возвращаться ночным поездом в Москву?
Надя весело вскинула брови:
— Зачем?! Будем сидеть здесь, под копытами «Медного всадника»… Или вон там, на гранитном спуске к Неве, у сфинксов!..
— Браво! А я-то, я!.. Убогий обыватель… Только вот… боюсь, как бы ты не простудилась: августовские ночи под утро и туманны, и зело свежи.
Но Надя увлеклась «идеей»:
— Ночь при звёздах у невских сфинксов… Читаем друг другу стихи… «Люблю тебя, Петра творенье. Люблю твой строгий, стройный вид, Невы державное теченье, Береговой её гранит»… Или, дорогуй, ты мне тихонько напоёшь…
— Ну нет, красавица моя!.. Это днём я такой скромный, когда на нас вечно пялят любопытные глаза… Мужчины — на тебя с восхищением, на меня — с досадой и завистью…
А Надя подхватила с усмешкой:
— А женщины — наоборот!
— Уж будто?! — мотнул головой Жос. — Я не кончил мысль: нет, девочка, уста наши будут сомкнуты в поцелуе и безмолвны, как у Амура и Психеи там, в ораниенбаумском парке…
Надя рассмеялась:
— Увы! Только изваяния могут целоваться на вольном воздухе, не вызывая любопытства и осуждения. Амур и Психея застыли в поцелуе навеки, и ничего, а мы возле них на миг осмелились поцеловаться, и тут же откуда ни возьмись старуха зашипела… Так что, милый, вместо поцелуев споём-ка тихонько о воздушных замках из облаков, поговорим о том, как вы летаете с Серёжей Стремниным, как мои знакомые студенты строят под твоим руководством махолёт…
— Стоп! — воскликнул Тамарин. — С вас, королева, штраф… Помните уговор: кто первый заговорит об авиации…
Надя, преувеличенно обескураженно, полезла в сумку.
— С вас полтинник, сударыня!
— Это почему?
— По справедливости: студенческая стипендия раз в десять меньше моего заработка. Вот когда я проштрафлюсь — заплачу пятёрку! Только я-то уж буду начеку!.. Дружочек, ещё не вечер, вы, поди, ещё не раз проштрафитесь, и уж тогда — все разом.
Надя шутливо надула губы, но Жос, глядя с нежностью, поцеловал её. Надя смутилась и, чтобы скрыть это состояние, заговорила об Этьенне Фальконе, о том, что немолодым уже, пятидесятилетним, скульптор покинул свою родину — Францию, чтобы почти весь остаток жизни посвятить России и создать во имя её славы и величия своё главное творение. И тут Тамарин высказал мысль о значении благоприятного случая даже для очень большого таланта — ведь не вспомни Дени Дидро при разговоре с русской императрицей о Фальконе, не порекомендуй его, известного лишь своими аллегорическими изящными скульптурами и моделями для севрского фарфора, и не было бы «Медного всадника»…
