Михаил Никулин - Полая вода. На тесной земле. Жизнь впереди
— А мне, мне он всегда кричал, — не умея сдержать приступы веселого смеха, говорил Сорокин: — «Сорокин, почему так бегаешь? Руками и ногами болтаешь, а зад на месте!» А я ему: «Товарищ майор, у меня сзади глаз нету — некому доглядеть… Вот и бесхозяйственность получается!»
Сорокин, вытирая мокрые глаза, попросил Жука глянуть в бинокль.
— А то как бы мы с тобой серьезное не проворонили.
Жук взял бинокль, посмотрел, кашлянул и сказал:
— К Кисловскому проселку приближается человек.
— Идти докладывать? — настороженно спросил Сорокин.
— Не горячись — присмотрюсь. Идет-то он идет, а может и свернуть на стежку вправо. Подросток. С сумочкой. Похоже, что малый городской. Видно, за хлебушком ходил, — говорил Жук, не отнимая от глаз бинокля. — Зачем ему плестись к кургану? Чего он тут не видал? Свернет в правую сторону и двинется прямо к профилю, а там еще направо и прямиком на город.
— Свернул? — нетерпеливо спросил Сорокин.
— Свернул-то он свернул, только совсем в другую сторону — влево.
— Дай-ка я на него посмотрю.
Жук отнял бинокль от глаз, отмахнулся:
— Гляди, если хочешь. Все равно ничего не увидишь.
— Это почему ж?
— А потому, что он прилег в низинке. В чем дело? Почему же он прилег?
Жук прищурил левый глаз, а маленький рот, сверху окаймленный подстриженными черными усами, кругло приоткрыл: он так делал, когда собирался серьезно думать.
Путник с заплечной сумочкой, прилегший в бурьянистой котловине, был Петя Стегачев. Ему мало было дела до озабоченных раздумий Жука, — он решил здесь остановиться и с высоты склона наблюдать за появлением Валентина. Петя не знал, с какой беспощадностью командир обругал Руденького за то, что он послал к Дрынкину мальчика.
— Немедленно отправляйся исправлять свою ошибку, а взгреем мы тебя после, — заключил командир.
Руденькому после этого было с кем дорогой поспорить: сначала он ругал Василия Александровича за неверие в силу и стойкость молодежи, потом начал отчитывать старых и новых писателей за то, что в книгах у них есть и Петя Ростов, и Павлуша из «Бежина луга», и Корчагин…
— Их целый вагон можно насчитать… А что толку в этом? Даже в связные они не годятся, — возмущался Руденький. — Скорей бы добраться до Мартыновки, освободиться от него — и точка!
Он повернулся к лощине и пошел бездорожьем, напрямик, и разминулся с Петей.
…Чтобы дать отдохнуть и ногам и рукам, Петя растянулся на сухой траве котловинки, глубоко вздохнул и с улыбкой закрыл глаза. И в ту же секунду он с опасением подумал, что может заснуть и Валентин его не найдет. Он резко приподнялся на локоть, открыл глаза, сдвинул брови и стал неуловимо тихо насвистывать, посматривая по сторонам.
Когда Петя вскинулся, чтобы опереться на локоть, Жук на мгновение из-за бурьянов увидел в бинокль его треушку, отороченную седым мехом.
— Может быть, он приглядывается к нам?
— Ничего удивительного, — все может быть, — быстро согласился Сорокин.
— Тогда ты, Матвей Федорович, спускайся к самому, а я осторожно буду двигаться к тому пешеходу, чтобы прихватить его на стоянке, — предложил Жук.
— Евтей Иванович, сподручней мне к пешеходу. Я легче прокрадусь к нему. Договорились?
— Нет, не договорились, — вздохнул Жук, представляя себе, как трудновато ему будет выбираться из яра, зная, что на него устремлены глаза командира. — Нет, Матвей Федорович, уж пускай будет так, как решили, и не будем ничего отменять. Будь уверен, что я его как миленького прихвачу на месте, и тут и ты с распоряжением от командира…
И Жук с биноклем на шее на четвереньках, словно медленно катящийся шар, заспешил было под уклон, а Сорокин, согнувшись, собрался проскользнуть к командиру, но Василий Александрович сам выглянул из-за крутого берега яра и негромко, недовольным голосом сказал:
— Ну, чего же вы не ведете ко мне того, что шел из Мартыновки? Пожалуйста, живее, я жду его из последних сил!
* * *Разведчики, отчитываясь перед Василием Александровичем в выполнении своих заданий, уходили от него иной дорогой, чем приходили к нему: яром они спускались вниз и огибали курган с другой стороны. Чтобы знать, есть ли кто у командира или он уже нетерпеливо ждет очередного разведчика, часовым приходилось от поры до времени осторожно подглядывать.
Слух у Василия Александровича от природы был чутким. Если Матвею Федоровичу Сорокину, худому и легкому в походе, обычно удавалось подсмотреть за командиром и остаться незамеченным, то у грузного и неповоротливого Евтея Ивановича Жука не всегда это получалось. Когда Василий Александрович замечал черноволосую остриженную голову Жука, свисавшую с обрыва яра, он досадливо отмахивался от него и говорил:
— Жук, ну чего ты тянешься сюда? Тебе же неудобно, у тебя шея короткая. Пусть уж Сорокин этим занимается, у него шея более подходящая…
Жук поднимался и отвечал командиру что-нибудь такое:
— Мы тут, на горе, обсудили, что вам поесть время. А может, воды надо?..
— Вы там меньше обсуждайте, да зорче наблюдайте.
И Василий Александрович, если у него был разведчик, продолжал с ним разговор, а если оставался один, то просто сидел на камне или, задумавшись, что-то записывал в блокнот.
Часовые не удивлялись, что Василий Александрович недолго задерживав у себя разведчиков: одним из них надо было спешить исправлять ошибки, а другим — выполнять новые задания. Поэтому крайне удивило часовых, что командир так долго беседует с подростком, пришедшим на курган из Мартыновки. Что мог особенного рассказать Василию Александровичу этот чернобровенький, миловидный подросток, у которого почему-то на подбородке был синяк?
— Я заметил, он его крепко поцеловал, — сказал Сорокин.
— А я сейчас гляжу — рисует, рисует… быстро рисует… Думаешь, кто рисует — Василий Александрович?.. Вовсе не он, а этот парнишка. А Василий Александрович не отрывает глаз от его карандаша и все головой поддакивает, — говорил Жук.
Через полчаса Сорокин сообщил другу:
— А теперь Василий Александрович пишет и рисует, а парень этот ему головой поддакивает. Интересно, о чем это они?
Жук отнял бинокль от глаз.
— Нам не удастся узнать, — с сожалением отмахнулся он.
— В это время, приподняв голову над краем яра, Василий Александрович рукой подозвал к себе обоих часовых:
— Ну, братцы, придется вам направляться почти туда, откуда только позавчера пришли.
Часовые были изумлены и немного подавлены заявлением командира. Они озадаченно стояли перед ним, пока он строгими глазами проверял, все ли на развернутом листке изложено четко и ясно. Кое-что в тусклом карандашном рисунке он наводил пожирней, подправляя цифры, написанные по краям листка.
— Думаю, так будет ясней, — говорил он, и по тону его голоса разведчики понимали, что он не просто говорил, а спрашивал мнения у пришедшего из Мартыновки паренька.
И Петя, наклоняя голову к листку, коротко подтверждал:
— Будет ясней. Будет понятней.
С лица Василия Александровича не сходило выражение озабоченности.
Сорокин и Жук поняли, что им предстоит опасная дорога. Они задумались так, что если бы сейчас на них взглянул близкий товарищ, он обязательно спросил бы: «Хлопцы, о чем зажурились?» И «хлопцы», каждый по-своему, рассказали бы, что им уже больше, чем по пятьдесят, что у них от дальнего пути припухают ноги, что они стали тяжелы на подъем, что умереть около Петровки, около дома, около родных, все же как-то легче.
Командир, бережно скручивая листок и укладывая его в коротенькую стеклянную пробирку, сказал:
— Тяжеловато приходится — одна дорога только кончилась, а другая уже начинается.
— Василий Александрович, дорога-то эта не особенно гладкая, — заметил Жук.
— На захваченной территории по гладким дорогам фашисты ездят.
Сорокин на всякий случай спросил:
— А кто же теперь будет на часах?
— Теперь в часовых нет надобности. Все разведчики уже побывали у меня, да и мне надо уходить. Сейчас разговор о другом… Впрочем, вот он… часовой, — обернулся командир в сторону Пети. — Выйди, посмотри и возвращайся, Сорокин, отдай ему бинокль!
Матвей Федорович молча снял висевший у него на шее бинокль и передал его Пете.
Вылезая из яра, Петя запомнил, как командир встал с камня, зачем-то сейчас же снял свою овчинную шапку и рывком засунул ее в карман стеганки.
Петя не так уж спешил вылезти из яра — он слушал приглушенную речь Василия Александровича:
— Старшим из вас будет Евтей Иванович Жук…
С гребня яра, оглянувшись, Петя видел, как маленький толстый человек, названный Жуком, грузно перевалился с ноги на ногу.
— Отвечаете оба. Большей ответственности, чем вручить вот это по назначению, у вас еще не было. — И командир как-то вдруг застыл на секунду и тут же подал Жуку пробирку. — Снизу положено то, что надо… Сверху таблетки хины. На всякий случай…
