Михель Гавен - Заговор адмирала
— Я ничего не слышал, виноват, — тот только пожал плечами, но было ясно, что он стрелял намеренно.
— Ты мог убить Маренн!
— Надеюсь, ты не думаешь, что я стрелял в неё, — Алик криво усмехнулся. — Это случайность. За Маренн мне бригадефюрера не дадут и прошлые грешки не спишут, за Маренн мне рейхсфюрер напротив, не то, что в рядовые разжалует, он меня в порошок сотрет. Так что никакой выгоды.
— Я надеюсь, Алик, — Скорцени притянул его к себе, взяв за воротник. — Имей в виду, если я хотя бы намеком когда-нибудь узнаю…
— Что я целился в Маренн? Не узнаешь, — спокойно ответил тот. — Я всего лишь хотел доделать то, с чем ты медлил, Отто. Ты медлил, Отто, — он со значением приподнял бровь.
— Приказ был отменен, я повторяю, — отрезал Скорцени.
— Мы могли и не знать этого, — всё так же невозмутимо заметил Науйокс. — Фюрер был бы только рад. И Вейзенмайер нас поддержал бы.
— Это грязные игры, без меня, — Скорцени оттолкнул Науйокса и подошел к Хорти, взял бумагу со стола, протянул ему.
— Подписывайте, адмирал, — сказал с явным раздражением. — Вам недостаточно? — кивком головы он показал на окно. Маренн сидела на каменной скамье, украшенной грифонами недалеко от мёртвого епископа, вокруг неё хлопотали Илона и Раух, подошли ещё несколько солдат, видимо, узнать, что случилось. — Вы должны понимать, что германский рейх — это единственный щит Европы от надвигающейся угрозы с Востока, от Сталина и истинных гуннов, за которых вы почему-то приняли нас. В том числе и для Венгрии.
— Щит Европы? От гуннов? — Хорти пожал плечами. — Германия — возможно. Но только не германский фюрер, с его расовыми предрассудками и сотнями тысячам невинных людей, которых он готов сжигать в печах и убивать в газовых камерах ради своей навязчивой расовой идеи. Нет. Я не подпишу, — Хорти отрицательно покачал головой. — Теперь, когда на этот лист пролилась кровь Габсбургов, — действительно три маленьких бурых капельки расплылись на бумаге и засохли, — я не поставлю своей подписи. Не такой ценой. Я вам сказал, делайте со мной, что хотите. Вот ваш товарищ, — он показал на Науйокса, — предложил разумный выход. Адмирал Хорти расстрелян при попытке к бегству. Отличный итог. Награды, слава. Мы в полной вашей власти, молодой человек, вы вправе распоряжаться нашей жизнью. Но не нашей честью, — заключил он ледяным тоном и выпрямился. — Вы не можете заставить флигель-адъютанта его императорского величества государя Франца Иосифа предать своего сюзерена и его народ. Заставить его поступиться честью. А смерть, — он презрительно пожал плечами. — Смерть за Австрию, за Венгрию, меня готовили к ней с юности. Я свыкся давно с её неизбежностью. Мы уже пожили, правда, Магда, — он взглянул на жену, она лишь прижала кружевной платок к губам и молчала, неотрывно глядя на супруга полными слез глазами. — Мы последуем за епископом Андрошем. Как и ему, как и её высочеству принцессе Марии-Элизабет, ваш фюрер не оставил нам выбора.
— Нет, почему же, — Скорцени опустил ультиматум. — Вы сами только что сказали, что выбор есть, да и выход, которого никто не предполагает, всегда найдется. Вы предпочитаете поступить так — ваше право, ваше высокопревосходительство. Заставить вас поступить иначе можно, — он взглянул на жену Хорти, она вытерла платком слезы и перевела взгляд на Скорцени, в нем явно читался страх, — способы найдутся. Ваши внуки находятся в посольстве Ватикана, нам это известно…
— Они под моей охраной, — прервал его Ральф фон Фелькерзам, — у меня приказ защищать их вплоть до прямого вступления в столкновение.
— Я знаю, Ральф. А у меня нет такого приказа, — ответил Скорцени сдержанно, но скулы на лице напряглись, шрамы стали заметнее. — У меня нет приказа стрелять по своим, — повторил он веско. — Поэтому я доложу бригадефюреру Вейзенмайеру, что вы отказались подписать отречение от власти. А я исчерпал все средства воздействия на вас, разрешенные мне на данный момент. Пусть дальше бригадефюрер решает и действует сам. В конце концов это ничего не меняет. Салаши уже объявил по радио о своем приходе к власти и объявил, что он ваш преемник. Попытки мятежа в армии подавлены, ситуация полностью под нашим контролем. Политическая ситуация в Венгрии изменилась бесповоротно. Подпишите вы бумагу или нет — роли не играет. Над Венгрией установлен германский протекторат, наши вооруженные силы полностью держат страну под контролем, власть принадлежит нашему ставленнику Салаши и рейхсуполномоченному бригадефюреру Вейзенмайеру.
— То есть Венгрия полностью оккупирована рейхом, — Хорти грустно кивнул головой. — Она захвачена и подавлена, так как не захотела покориться.
— Это неуместная лирика, адмирал, — прервал его Скорцени. — Обо всех этих нюансах вы будете думать на досуге в замке Хиршберг, там у вас будет предостаточно времени. Меня не интересует будущее, пока. Меня интересует только то, что происходит сейчас.
— Будущее рождается из настоящего, — многозначительно заметил Хорти. — Каково настоящее, таково будет и будущее, это неразрывная связь.
— У нас нет времени на философские диспуты. Цилле, бригадефюрер прислал машины? — Скорцени повернулся к своему помощнику.
— Так точно, оберштурмбаннфюрер, — доложил тот. — Стоят у Венских ворот.
— Распорядитесь, чтобы подъехали к замку, — приказал Скорцени.
— Слушаюсь.
— Собирайтесь, ваше высокопревосходительство, — Скорцени снова обратился к Хорти. — Вас с семьей отвезут на вокзал, а оттуда на специальном поезде мы доставим вас в Баварию, где передадим охране замка Хиршберг. Путешествие будет недолгим. Займет всего лишь несколько часов. Есть приказ пропускать поезд беспрепятственно. Так что вы не очень утомитесь. Ральф, — он повернулся к адъютанту Шелленберга. — Надеюсь, мы всё ещё можем доверять друг другу. Ты же не допустишь, чтобы семейство Хорти отправилось в Баварию без внуков? Их нужно доставить к поезду из посольства Ватикана. Прикажи своим людям.
— Я выполняю приказы рейхсфюрера, а не Кальтенбруннера или Вейзенмайера, и не твои, как ты понимаешь, — строго ответил Ральф. — У меня прямая связь. Я запрошу Берлин. Если мне подтвердят, детей привезут быстро.
— Сколько тебе понадобится времени? — Скорцени нахмурился, разговор с Фелькерзамом не понравился ему, он свидетельствовал о явном расколе внутри элиты СС. Этого никак нельзя было допустить, учитывая, насколько большевики уже приблизились к границам рейха и насколько ещё они приблизятся, вступив в Венгрию.
— Хорошо, мы подождем, — ему ничего не оставалось, как согласиться.
— Ты собираешься отправить адмирала в Хиршберг, вот так, без подписи? — Науйокс показал на ультиматум фюрера, лежащий на рабочем столе Хорти. — Вейзенмайер будет недоволен. Он доложит Кальтенбруннеру, а тот побежит к фюреру.
— Мне плевать на Вейзенмайера, — Скорцени поморщился. — Да и на Кальтенбруннера тоже. Они получили то, что хотели. Салаши у власти, от лица Венгрии он подтвердил, что останется союзником рейха и что будет биться за его интересы до последней капли крови. Что им ещё надо? Всё случилось так, как они планировали. А то, что у Салаши нет никаких полномочий, кого это сейчас волнует? И что это меняет? В конце концов, если Кальтенбруннер побоится доложить фюреру о том, что ультиматум не был подписан, ты нарисуешь ему подпись адмирала в своей лаборатории. Тебе же не впервой.
— Это верно, — Науйокс вздохнул. — В самом деле, нам-то какая разница.
— Я хочу, чтобы граф Эстерхази и секретарь Амбрози поехали со мной, — неожиданно потребовал адмирал. — Оставаться в Венгрии в сложившихся обстоятельствах для них опасно.
— Вы ещё считаете возможным диктовать мне условия? — Скорцени вскинул бровь. — Это любопытно, — но тут же согласился. — Хорошо. Насчет названных вами лиц у меня нет никаких распоряжений, забирайте их с собой, с семьями, я ничего не имею против. Собирайтесь, собирайтесь. Вам больше ничего не угрожает. Всё кончилось. Вы сейчас спокойно отправитесь на вокзал, а затем в Хиршберг. Я уверен, рейхсфюрер даст добро, и Ральф привезет на вокзал детей, — кивнув Хорти и его супруге, Скорцени подошел к окну.
Маренн всё также сидела на скамье, мундир был расстегнут, под разорванным, окровавленным рукавом белела повязка, которую наложила Илона, на плечи Маренн Раух набросил свою штурм-куртку. Она наклонилась вперед и осматривала тело убитого епископа, которого Раух перевернул, видимо, по её просьбе. Ветер шевелил её длинные темные волосы, выбившиеся из пышного узла на затылке.
— Посмотри здесь, — приказал Скорцени Науйоксу, — и чтобы без фокусов, — предупредил он.
Затем быстро вышел из залы и спустился по старинной каменной лестнице на площадь.
* * *— Он умер сразу, от сильного удара о землю. Бог послал ему легкую смерть. Чтобы не мучился, как мы.
