KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » О войне » Иван Акулов - Крещение

Иван Акулов - Крещение

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Иван Акулов, "Крещение" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

— Товарищ старший лейтенант, в хату не можно. Тут написано.

На дверях сенок была приклеена бумажка: «Тиф. Вход запрещен!»
Филипенко помялся перед дверьми и спросил у бойца:

— А может, черт с ним? Подумаешь, тиф.

— Не можно, товарищ старший. Я — санитарный пост. Отвечаю. Старик со старухой лежат. И сноха вчера вечером слегла. Должны забрать их. Здесь же войска идут. Который послушает и пройдет мимо, а который лезет, хоть вот обухом по лбу.

Боец опять начал рубить бревно неумело и неловко — видимо, впервые взялся за топор.

— А ну-ка дай махну, — Филипенко взял у бойца топор, расклинил его щепой и мигом нарубил дров не на одно истопье. Когда разогнул сильную поясницу и, сладко охмелев вдруг, передохнул во всю грудь, то беспричинно, а может радуясь своей сноровке и силе, засмеялся белыми крепкими зубами:

— Ко мне б в роту — я бы научил тебя и землю копать, и дрова рубить. Кадровую, видать, не служил?

— Забракован был.

— Что так?

— Сухость груди признавали.

— Это еще что?

— А дыхание сухое — жмет.

— Ты и рад небось был?

— Так уж и рад. Я добровольцем пошел. Хотел на передовую, да вот затерли в санбат.

— Ну если решишь окончательно, приходи. Так и быть, приму в свою роту. Фамилия твоя как?

— По фамилии я знатный, — боец первый раз улыбнулся, и по сухим щекам его легли жесткие морщины, лицом он сразу стал проще и добрее. — Достоевский моя фамилия. Знаю, о родстве спросите. Всегда спрашивают. Нету родства. По нашим, псковским местам есть и Пушкины, и Вяземские, и даже Кутузовы. А вы с передовой, товарищ старший лейтенант?

— С передовой.

— Тогда погодите тут.

Достоевский, набрав большое беремя дров, ушел в хату. А вскоре вернулся и, отряхнув прилипшие к шипели щепки и мусор, сказал:

— В хате комнатка есть на одно окно. Проходите. Переспите — и все вперед. Только там майор из фронтовой газеты и капитан-кавалерист. Они скоро уйдут. Майор точно уйдет. А нам троим места хватит. Вы им скажите, если спросят, что вы из сануправления.

— Чем я тебе так полюбился?

— Полюбиться, может, и не полюбился, а кто из пехоты, я им всем сильно сочувствую. Самый многолюдный род, а где много людей, там всегда трудно.

— Ну пошли, раз пригласил, — прервал Филипенко бойца и первый шагнул в темные скрипучие сенки, пропахшие дымом и навозом.

— Не туда, товарищ старший лейтенант. Другая дверь, следующая.

Филипенко нащупал обитую рваным тряпьем дверь, нашел скобку, ступил на порог. В маленькой комнатке на столе горела керосиновая лампа и было густо накурено. Филипенко посторонился, пропустил Достоевского и начал оглядываться. У окна, на широкой деревянной кровати, сидели двое в расстегнутых шинелях и курили ароматные — показалось Филипенко — папиросы. Тут же на кровати лежали шашка в обтертых кожаных ножнах с ременным темляком, карабин, шапка и полевая сумка из толстой красной кожи, какими владели только старшие командиры. Тот, что сидел ближе к окну, майор, был горбонос, в блестящих роговых очках, с черными, слегка вьющимися волосами и мягким женским подбородком. Другой, капитан, толстогубый, весь какой-то шершавый и обгоревший на морозе, небритый, с сонно мигающими глазами.

— Непойно вы все это мне изъожили, — сказал майор, трудно глотая звук «л», и блеснул своими очками на Филипенко: — Вам что, старший ъейтенант?

— Ночевать буду здесь, товарищ майор.

— Вот это деъо! — бодро— воскликнул майор и начал собирать со стола бумаги. Потом взял сумку и, близко заглядывая в нее, весело вздыхал:

— Вот мы какие. Подумать, какие! Воюем и съавно воюем, а рассказать о себе — съов нет. Может, вы что-то и вспомните, напишите нам. А? Тойко поскорей бы. Поскорей.

Капитан, видимо обрадованный окончанием беседы с майором, шумно поднялся, сухо потер захолодевшие ладони, вопросительно поглядывал на Достоевского, который растапливал печку, сидя перед ней на задниках ботинок.

— Ну что ж, капитан, пожеъаю вам. Обидно, что я сам их не повидай. А фамиъии верны?

— Так, так, товарищ майор. Фамилии верны. Я сам записывал. Они же ехали с моим эскадроном до Русского Брода. А где сейчас — не знаю.

— Ну это уже ясно. Повторяетесь. А может, мы все— таки поищем их?

— Да что вы, товарищ майор. Я говорю с вами, а сам вижу конские уши. Сплю то есть…

— Ну не сами, капитан. Дадите кого-нибудь.

Капитан, едва сдерживая раздражение, резко повернулся к майору и сказал:

— У меня перед Русским Бродом бойцы из седла валились, а через три часа я их снова подниму. А мы ведь не пехота — пришел и лег. У каждого конь на руках. Да если и дам я вам человека, все равно без толку: где их найдешь в этой кутерьме?

— Не могъи же они совсем отбиться от ваших бойцов.

Капитан, не имея ни сил, ни желания говорить с навязчивым майором, сел на кровать и часто замельтешил воспаленными веками. На пепельно-сером лице его появилась какая-то потерянная и в то же время блаженная улыбка, а глаза вдруг провалились, обведенные тенями.

— Вчера вот так же хватились сержанта Белобородова. Позарез нужен. И ну его искать по деревне. Нету нигде. Уж только потом по сапогам нашли.

— Как это?

— Он в печь залез. В русскую…

— О, это детаъй! Миъый капиташа, это же детаъй. — Майор с веселой поспешностью вытащил из своей сумки записную книжку, присунулся к столу и начал писать. Потом, играя карандашом, прочитал написанное и опять к капитану: — Погоди-ка, друг мой, как же он смог? У печи, как оно называется, отверстие, что ъи, оно же маъо?

Но капитан не ответил: он спал, опрокинувшись на спину, поперек кровати; голова его затылком упиралась в стену, и небритый подбородок лежал на груди; в углах толстых губ пузырилась слюна. Майор с неудовольствием посмотрел на аляповатое во сне, каменно-первобытное лицо капитана, и его рассказ о находчивом сержанте Белобородове вдруг почему-то потерял для майора всякую цену. Уж застегнувшись на все пуговицы и натянув кожаные перчатки, майор еще раз неприязненно поглядел на спящего и только сейчас под приподнявшимся бортом его шинели, на гимнастерке, увидел орден Красной Звезды. Остро смутился.
Майор ушел, чем-то расстроенный, не простившись, а через минуту в сенках загрохотали ботинки — Достоевский схватил карабин и выскочил из хаты, забасил в сенках строго и внушительно:

— Тиф здесь. Не можно. Сдай, говорят. Не можно.

Вернулся Достоевский бледный и расстроенный. Карабии опять положил на кровать.

— Ты что его так, вроде дитя какое? — Филипенко кивнул на карабин и продолжал выкладывать на стол из своего вещмешка продукты.

— Хатенку тряхнуло, должно, и земля с потолка сыплется. Я вчера взял да ствол-то заткнул бумажной пробкой. А вечером и заскочи в хату полковник какой-то с картами, телефонистами… Боже ты мой, я думал, этот полковник расстреляет меня за пробку. Ай, день ото дня не легче.

Достоевский безотрывно наблюдал за руками старшего лейтенанта, которые ловко вспарывали банку с какими-то консервами. Он уже второй день живет здесь без продуктов и, приглашая на ночлег старшего лейтенанта, голубил мыслишку хоть немножко подкормиться возле него.

— Если в ночь или утром нагрянет мое начальство, беда мне будет, — жаловался он между тем. — Двое все-таки воспользовались отпертой дверью и заскочили в ту половину. Стрелять, говорю, буду. А помоложе-то который — в зубы мне надульником пулемета. И глаза такие шалые, что в темноте блестят. Да и так видно, остервенел человек — ни себя, ни тебя не пощадит. Иди ты, думаю, тебе же околевать от этого тифа.

— На-ко вот свари, — Филипенко подал бойцу брикет гречневой каши и, когда тот заупрямился, повысил голос: — Бери! А то смотришь — от твоих глаз кусок в горле застревает.

— Это правильно, товарищ лейтенант.

— Старший лейтенант.

— Извините, товарищ старший лейтенант. Я все еще по-граждански, как ни назвал — откликнется. Вот я и говорю, товарищ старший лейтенант, у меня такие глаза, что по ним все мои мысли видны.

— Голодные глаза всегда красноречивы.

А Достоевский, разминая концентрат в своем прокопченном котелке и запихивая его в печь, к пылу, охотно рассказывал:

— До войны я, товарищ старший лейтенант, учетчиком работал в гараже, оттуда, собственно, и в армию меня взяли. Ребята, шоферня, только и ходят, бывало: «Поставь, Ося, выезд попозже; черкни, Ося, с грузом-де я выехал». Я такой — не могу отказать. А потом начальник возьмет путевые листы проверять — и меня к себе: «Приписал, Достоевский?» — «Приписал, Пал Маркович». — «И этому накинул?» — «И этому, Пал Маркович, накинул». Ведь сказать бы, что все верно — и делу конец. Не могу. Другой раз и собираюсь солгать, а глаза уже выдали меня. Так вот и работал — без уважения и без доверия. Считался в гараже как праведник, а веры ни от начальства, ни от шоферни не было.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*