Бернард Корнуэлл - Боевое Знамя
- За всем этим присматривает лишь жалкая охрана, сэр, - убеждал его бригадный генерал, - а к утру там будет куча ребят из Вашингтона, сэр, чтобы прижать нас к стенке. А эти сукины дети, простите меня за резкость, генерал, всего лишь в четырех милях от нас. Дозвольте взять два полка, генерал, и к рассвету я преподнесу вам Манассас.
- Всего лишь с двумя полками? - скептически спросил Джексон.
- С двумя своими полками, генерал, я и ад возьму штурмом, не то что какую-то станцию, - бригадный генерал умолк. - Желаете поговорить с пленным? - кивнул он в сторону захваченного машиниста, только что выболтавшего, насколько малочислен гарнизон и какой огромный куш можно сорвать на станции Манассас.
Джексон покачал головой, но после секундной паузы согласился.
- Отправляйтесь, - сказал, - отправляйтесь.
Потому что ночь была в самом разгаре, и главные неприятности для северян еще не наступили.
Преподобный Элиял Старбак был беспокойным пассажиром первого поезда, отправившегося со станции в Уоррентоне на север. Железная дорога была свободна, но поезд всё равно продвигался ужасно медленно. В Новой Англии, как гордо известил священник своих спутников, железная дорога была в состоянии обеспечить высокоскоростную поездку без остановок, и он полагал, что это армейское управление железными дорогами вкупе со строительными технологиями южан довело дорогу Ориндж-Александрия до такого состояния, которое ни в какое сравнение не шло с непревзойденной эффективностью железных дорог Бостона и Олбани.
- Шестьдесят миль в час - отнюдь не редкость в Новой Англии, - заявил преподобный Старбак.
Гражданский инженер сплюнул в плевательницу и возразил, что паровоз на угле на железной дороге Иллинойс-Централ установил скорость более семидесяти миль в час.
- И заметьте, совсем не рядом с Новой Англией, - подчеркнуто добавил он.
- Несомненно, он спускался вниз по холму, - не растерялся священник, - или, может, часы, которыми замерили время, были изготовлены в Ричмонде, - он остался доволен своей находчивостью и, не удержавшись, громко расхохотался. Надвигалась ночь, окна вагонов заблестели от отраженного света. Священник поудобней пристроил флаг мятежников на коленях и попытался разобрать детали сельского пейзажа, но только он нацепил очки, как поезд резко дернулся и начал набирать скорость.
Инженер достал часы.
- Мы всего в десяти минутах от станции Манассас, - сказал он. Паровая машина быстрей начала отбивать свой такт, вагоны всё быстрее постукивали по стыкам рельсов, медная плевательница раскачивалась, язычки газового пламени за затемненными стеклянными колпаками ламп подергивались. - Полагаю, у себя в Новой Англии вы зовете это поступью улитки, преподобный? - на весь вагон загремел инженер.
Мелькнули в полутьме станционные фонари, а потом, когда преподобный Старбак уже собрался было ответить на насмешку инженера, окно рядом с ним разлетелось на мелкие кусочки. На какое-то ужасающее мгновение преподобный был уверен, что поезд сошел с рельсов и разбился. Внезапно путешествие в вечность показалось неизбежным, но затем он услышал снаружи людские крики, а за ними последовало тревожное зрелище серых мундиров вкупе с наводящими страх огоньками разрывающих ночь винтовочных выстрелов. Поезд угрожающе накренился, но каким-то чудом продолжил движение. Одна из пассажирок в ужасе закричала.
- Всем на пол! - рявкнул артиллерийский капитан из передней части вагона. Разбилось еще одно окно, и пуля прошила обивку пустого места напротив священника, но поезд уже ворвался в спасительную темноту за станцией. Колеса прогрохотали по мосту, а свисток и колокол оглашали ночь предупреждающими звуками.
- Кого-нибудь ранило? - спросил артиллерийский капитан, когда из-за спинок сидений осторожно показались лица пассажиров.
Порыв ветра из разбитых окон погасил лампы и раскидал страницы газет по центральному проходу.
- Кто-нибудь ранен? - повторил капитан. - Отзовитесь немедленно!
- Благодарение Господу, никто, - откликнулся преподобный Старбак, вытряхивая мелкие осколки стекла из флага. Он всё еще выбирал осколки из драгоценного шелка, когда поврежденный паровоз с пыхтением и треском вошел на станцию Манассас.
- Всем сойти немедленно! - приказал пассажирам властный голос. - Всем на выход! С вещами! На выход!
Попавший в засаду вагон должен был направиться в Александрию, отделенную от Вашингтона лишь рекой, и преподобный Старбак надеялся отбыть из столицы утренним поездом железной дороги Балтимор-Огайо.
В Балтиморе он планировал проехать по городу на конке до станции железной дороги Филадельфия-Уилмингтон-Балтимор, а там пересесть на поезд до Нью-Йорка. Добравшись до Нью-Йорка, он сменит железную дорогу на каюту одного из самых быстроходных и комфортабельных бостонских пароходов, но теперь, похоже, его поездку опять придется отложить.
- Берите свой багаж! - велел человек, приказавший всем сойти с поезда.
Саквояж преподобного Старбака был теперь гораздо тяжелее, чем когда он впервые приехал на юг. По правде говоря, хотя он и раздал все свои аболиционистские трактаты, взамен он забрал с поля битвы несколько ценных сувениров. Несомненно, ни один из них не был столь же драгоценен, как большое шелковое знамя, но всё же он нашел некоторые предметы, которыми надеялся распалить любопытство бостонцев.
В его саквояж были уложены две серые кепки мятежников, одна с пулевым отверстием, а другая в достаточной мере пропитанная кровью, цинковая гильза неразорвавшегося снаряда, револьвер с расщепленным ядром дулом, игральные кости мертвого мятежника и ржавая ременная пряжка с четко проступавшими на ней буквами КША.
Самыми тяжелыми из его сувениров были экземпляры южных газет - плохо отпечатанные на дрянной бумаге и полные злобных статей, которые даже преподобный Старбак находил поразительными. Всё это вместе и составляло довольно тяжелый багаж, который он выгрузил с поезда, прежде чем заговорить с молодым капитаном, так категорически приказавшим пассажирам очистить вагоны.
- Вы готовите другой поезд? - требовательно поинтересовался священник.
- Поезд куда? - резко ответил капитан, отвернувшись от открытого окна телеграфной конторы.
- На Вашингтон, конечно же!
- На Вашингтон? Бог мой, дядюшка, и не надейтесь! Не ждите, что что-нибудь двинется отсюда до рассвета. Если эти партизаны уже в Бристоу, один Бог знает, где еще они могут быть.
- Но мне необходимо быть в Вашингтоне завтра утром! - возмутился священник.
- Можете прогуляться, - грубо ответил капитан. - Туда не больше двадцати миль пешком, но никаких поездов сегодня не будет, дядюшка. Надеюсь, утром из Вашингтона пришлют войска, - он сделал паузу. - Полагаю, вы можете подождать, пока один из тех поездов не отправится в обратном направлении? Но этот поезд и с места не сдвинется, пока не заедет в депо для починки, - он повернулся к телеграфисту: - Что там говорят?
Телеграфист оторвался от своего оборудования, которое все еще прерывисто стучало.
- Хотят выяснить число налетчиков, сэр.
- Что ж, - обратился капитан к машинисту поезда, стоявшему за телеграфистами. - Сколько вы видели партизан?
- Две или три сотни? - нерешительно протянул инженер.
Преподобный Элиял Старбак кашлянул.
- Это были не партизаны, - решительно сказал он, - а солдаты мятежников. Я четко их разглядел.
Капитан бросил на почтенного священника усталый взгляд.
- Если бы они были солдатами, дядюшка, то перерезали бы телеграф. А они не сделали этого, что заставляет меня считать их обыкновенными дилетантами. Но я уведомил о происходящем армию, так что не стоит волноваться.
- Теперь они его перерезали, сэр, - прервал его телеграфист. - Только что, сэр, - он застучал ключом, но не получил ответа. - Линия на Александрию работает, но к югу от нас полная тишина, сэр.
- Так что же нам делать? - жалобно спросил один из сошедших с поезда пассажиров.
Капитан поморщился.
- Можете переночевать в таверне у Мика Уайта, но если у Мика нет мест, вам придется топать до самого города. Тут недалеко, вверх по железной дороге или по дороге за стоянкой фургонов.
Если бы преподобный нуждался в отдыхе и крыше над головой, то прибегнул бы к услугам конного полка Гэллоуэя, разместившегося неподалеку от города, но у него и в мыслях не было устроить себе комфортную ночевку. Напротив, крепко зажав в правой руке трость из черного дерева, а в левой неуклюже держа знамя и саквояж, он отправился на поиски офицера, который уделил бы ему больше внимания, нежели беспечный молодой капитан.
Да и сама станция едва ли обнадеживала, она оказалась всего лишь скоплением больших темных зданий, заложенных на фундаменте складов, сожженных дотла мятежниками, когда в начале года им пришлось оставить станцию, и то тут, то там среди темных громадин небольшие очаги часовых пронзали ночь маленькими красными огоньками.
