Константин Рогов - Годы
Командир дивизии, с вечера уехавший в медсанбат навестить раненых, поздравить их с наступающим праздником и вручить правительственные награды тем, которые были награждены приказом по дивизии от имени Президиума Верховного Совета СССР. Это были первые медали в дивизии, которыми комдив наградил приказом по дивизии № 1. А пока начались «посиделки», много шутили, подтрунивали друг над другом, в том числе и над начальством.
Полковник Дементьев Н. И. приехал из медсанбата чуть-чуть навеселе и привёз врача медсанбата Августу Сергеевну Старовойтовы и медсестру Любовь Александровну Жучкину. Поздравив сослуживцев с наступающим праздником, комдив предоставил слово замполиту Осадчему. Осадчий сделал короткую информация о состоявшемся в Москве только что торжественном заседании и выступлении Сталина. Все подняли разнокалиберные кружки и выпили по сто наркомовских за Победу и всех фронтовиков.
В землянке оперативного отделения было тесно, но это никого не смущало. Была выпита положенная вторая норма водки. Закусывали консервированной американской колбасой «второй фронт», как её иронически называли. Техник-интендант 2-го ранга Катя Кальниченко, завделопроизводством и машинистка по совместительству спела «землянку». Конечно, как всегда, немного поломалась.
На первый взгляд, Катя была очень скромной. На лице у неё блуждала застенчивая, даже наивная, улыбка. А глаза были опущены вниз. Когда она приносила на подпись боевые документы, то всегда скромно становилась в углу землянки, как то странно похохатывая. Такой был её внешний облик, ставший второй натурой. На самом же деле она была далеко не наивной и давно уже не была девушкой. Мягкая и податливая, Катя никогда не капризничала на работе и добросовестно выполняла все свои нелёгкие обязанности. Но она же любила и посплетничать, и выпить, и могла сказать бранное слово, когда не слышит начальство. Посплетничать она любила как раз с начальством, быстро-быстро тараторя обо всём, что произошло за день в штабе. При этом мягко улыбалась, застенчиво опуская глаза.
После того, как Катя спела ещё одну песню, перешли на самодеятельность, разбившись на группы. А ещё через час снова началась кропотливая работа по подготовке наступления, проверка и контроль за работой штабов полков.
Наступило утро 7-го ноября. В 5.40 немцы преподнесли сюрприз, снова атаковали на участке 1127 полка. Атаке двух пехотных вражеских батальонов предшествовала сильная артиллерийско-миномётная подготовка. Атака противника, хотя и с трудом, была отбита.
А в 6.40 109-й полк 176-й стрелковой дивизии, после залпа реактивных миномётов и артогня, помогая 337-й, перешли в наступление на высоту 390,9. Однако шквальный огнём фашистов был остановлен и окопался в 100–200 метрах впереди рот 127-го стрелкового полка.
С этого времени, хотя и велись непрерывные огневые бои, положение сторон длительное времени, осталось без территориальных изменений. Эсэсовцы дивизии СС «Викинг» были биты, и крепко!
Позволю себе ещё раз привести выдержку из книги С. С. Смирнова «Сталинград на Днепре».
«…В 1942 году на Северном Кавказе дивизия „Викинг“ несколько раз терпела тяжёлые поражения от советских войск. Карьере эсэсовца грозила опасность и Гилле решил ловко предотвратить ожидаемые его неприятности. Он написал адъютанту Гитлера письмо, обвиняя во всех своих неудачах своё ближайшее начальство и жалуясь, что в вышестоящих штабах его не поддерживают. И тотчас вместо взыскания получил новую награду и повышение в чине…»
Здесь, на Северном Кавказе отлились часть слёз моих и моих боевых товарищей из 261-й стрелковой дивизии, пролитых нами в Половицах под Днепропетровском, когда псы из «Викинга» давили нас почти безнаказанно танками 29.09.41 года.
Вечером 7 ноября штабные взяли реванш и более или менее спокойно отпраздновали годовщину Октября.
Кстати, в праздничный вечер 7 ноября я раздал часть сладостей из подарка, который мне прислали… из 89-й! Кто прислал, я так и не узнал, но догадываюсь, что об этом позаботился мой бывший комиссар Данилов. А может быть и майор Исахнян. В почти полном доверху джутовом мешке были разнообразные сухие фрукты, конфеты и сладости, которые я раньше и не видывал, в том числе мучные. И громадные такие лепёшки-лаваш. Были грецкие орехи и фундук, были папиросы и армянское вино.
— Смотри-ка, не забыли тебя армяне! — удивился полковник Дементьев: — Чего же ты от них сбежал?
Затем начальство разошлось по своим землянкам. Полковник Дзевульский А. О. с Любовью Антоновной, забрав майора С. Иванова и его помощника, пошли к себе. Полковник Дементьев со своей знакомой из полка Устинова, старшим военфельдшером Марусей, высокой и крепкой, пошли ко мне, где накрыли стол.
Вскоре в землянку мою вошла переводчица Зоя и по-уставному доложила:
— По вашему приказанию, товарищ полковник, прибыла!
— Зоя, — сказал Николай Иванович: — твои ухажёры и завтра на тебя полюбуются. А сегодня побудь с нами, пожалуйста. Составь Рогову компанию.
Зоя без тени досады села за стол, где уже стояли наполненные вином рюмки. Рюмками расстарался в станице Иван Карин.
Посидели, поговорили. Зоя вела себя очень непринуждённо, сняв поясной ремень и расстегнув пуговицы гимнастёрки, она прилегла на мою постель, и стало весело болтать о всякой всячине. Говорила больше всего о Москве, напевала песенки, словом, праздновала. Потом все стали собираться, и Зоя тоже ушла.
Молодая переводчица Зоя Качинская, дочь подполковника, преподавателя кафедры тыла бронетанковой академии РККА и студентка института иностранных языков, была полноватой красивой шатенкой. Добродушная, пышущая здоровьем девушка, выгодно отличалась от всех остальных девушек своей воспитанностью. Словом, это была коренная москвичка из интеллигентной семьи, а москвички, как и ленинградки, чем-то, что я объяснить не могу, отличаются от других. Заметно отличаются. Её круглое, вернее, округло-продолговатое лицо всегда улыбалось, а глаза в это время прищуривались. Как и все здоровые полные люди, Зоя любила поесть, и нередко жевало что-нибудь, пусть даже это были всем надоевшие сухари. Эту привычку заметили и подшучивали над ней.
— Зоя, — спрашивали у неё, — ты обедала?
— Обедала.
Тогда шутники совали ей в руки сухарь. Зоя, машинально брала сухарь и начинала грызть. Присутствующие весело смеялись. А Зоя мило улыбаясь, посматривала то на одного, то на другого, продолжая жевать.
— Пусть смеются, если это их развлекает, если им хочется. Я не обижаюсь. — говорила Зоя.
Правильно, пусть люди чаще улыбаются. Когда ещё кончиться эта война?
Я, тоже поддавшись явно несолидному порыву, как-то сунул в руки Зои сухарь. Сухарь Зоя взяла, но при этом так на меня посмотрела, что мне до сих пор стыдно! Во всяком случае, я запомнил свой промах.
В эти ноябрьские дни произошло событие, касающееся только меня. В дивизии появилась Нина Пащенко. Когда немцы нанесли удар по 37-й армии, и 2-й гвардейской пришлось отступить в горы, часть гвардейцев была оторвана от своих и вышла к военно-грузинской дороге. Потом эта группа разбилась на две части. Одна часть пошла в направлении Тбилиси. Другая часть, и Нина с ней, отступала на Орджоникидзе-Грозный. В Орджоникидзевской, Нина узнала, что я теперь служу в 337-й стрелковой дивизии и поехала ко мне.
Благодарить я за это могу только майора Гладышева, бывшего начальника штаба 337-й. Я не писал об этом, но мы с ним, перед его отъездом из дивизии, посидели и по человечески поговорили о службе и о жизни. И я показал ему фотокарточку Нины. Шансов встретить и узнать человека только по фотографии в суматохе войны очень немного. Но Гладышев встретил её в военторговской столовой штаба тыла в Орджоникидзевской и узнал! Мало того, на следующее утро он нашёл автомашину дивизионной газеты с редактором газеты Борисом Серманом, который по какой-то надобности оказался в Орджоникидзевской. А с Серманом Нина была знакома ещё по 228-й стрелковой дивизии. Так она оказалась у меня.
Когда Николай Иванович узнал о приезде Нины, он не замедлил с визитом, и с порога ошарашил:
— Милуетесь, голубки?
Нина покраснела и отвернулась.
— Ладно, ладно, не красней! Между прочим, ты Нина, не сомневайся. Рогов тут без тебя прямо извёлся от тоски. Никого из наших девчат и знать не хочет. Ей богу, не вру!
Дементьев знал, что сказать! Преувеличил крепко, но ничего, сказал ко времени! Ну, а затем, с разрешения полковника Дементьева, Нина смогла получить направление к нам, и была назначена фельдшером в автороту.
День 8 ноября выдался хмурым. Шёл мокрый снег, было холодно и сыро. В течении дня наши подразделения вели огонь по врагу на противостоящих высотах, в том числе по группам немцев, выходящих погреться из окопов.
