Йозеф Глюкселиг - Сейф дьявола (роман и повести)
— А Ник вам не похвастался? Калаха посылает туда Королевский институт медицины. Мадам Калахову это потрясло больше, чем травма мужа.
Кэтлин положила трубку и пристально посмотрела на Беера.
— Симор сказал вам, что Калах едет на Аляску? — спросил он наконец.
Она молча кивнула и неожиданно предложила:
— Давайте выпьем.
— За что, Кэтлин?
— Выпьем за надежду. Чтобы она стала действительностью. И выпьем за правду.
— Прекрасный тост! — с восторгом согласился он и опрокинул стакан.
— Знаете, мне бы хотелось, чтобы у нас не было тайн друг от друга, — заявила Кэтлин. — Жаль, что вы не сказали мне насчет Аляски.
— Но Кэтлин!
— Давайте лучше включим какую-нибудь музыку. Хотя бы «Королеву чардаша» Кальмана.
Она вновь наполнила стаканы и села на диван, а Беерпоудобнее расположился в кресле. Некоторое время они молча слушали пленительную мелодию.
— Расскажите мне о сегодняшнем вечере, — вдруг попросила Кэтлин. — Почему вы предложили Калаху именно Аляску?
Беер заерзал, но говорить ему все-таки пришлось: он не хотел сердить Кэтлин. Не торопясь, фразу за фразой он передавал разговор Калаха с Роблином, состоявшийся в клубе. При этом чувствительные микрофоны улавливали каждое его слово.
Кассету с записью Кэтлин передала в пятницу в четырнадцать часов человеку в поношенной куртке, с аппетитом поглощавшему в грязном кафе-автомате Билла Уокера жареную рыбу. Выглядел он так же, как десятки других рабочих с верфи, приходивших сюда обедать в это время. Никто не заметил, как он взял пачку сигарет, забытую в кафе эксцентричной красоткой.
12
Анонимное письмо, пришедшее в адрес лондонской редакции газеты «Санди таймс», потрясло капитана Гордана. Загадочный автор обращал внимание газеты на то, что клиника Симора в Кроули не обычное лечебное учреждение, за которое он ее выдает, а экспериментальная лаборатория британской секретной службы. По его указаниям в Кроули постоянно проводятся опыты над беспомощными пациентами, а с 1959 года ведутся исследования в целях воздействия на психику человека. Группа экспериментаторов, состоящих на службе в разведке, проводит в клинике опыты, продолжающие методы нацистских ученых. Их задача — вызывать у неугодных лиц деструкцию мышления и памяти с помощью специальных психотропных препаратов, электрошока, облучения, ультразвука и операций на мозге и нервной системе.
Это утверждение, пусть обоснованное и правдивое, было слишком общим и само по себе не вывело бы Гордана из равновесия. Но его испугали совершенно конкретные обвинения. «В этой лечебнице в настоящее время находится чешский ученый Михал Калах, перевезенный сюда вскоре после того, как по приказу полковника Роблина и капитана Гордана он подвергся нападению и был ранен в драке в подземном переходе под Марбл-арч. Дело в том, что доктор Калах провинился перед шефами британской секретной службы, отказавшись быть послушным, а кроме того, узнал строго охраняемые ими тайны. Поэтому теперь в Кроули с помощью жестоких, бесчеловечных методов его лишают памяти, чтобы он никогда не смог раскрыть эти тайны».
Капитан прочитал этот абзац и почувствовал, как у него по коже побежали мурашки. Он совершенно четко представил себе, что произошло бы, появись такое письмо в печати.
Он еще раз пробежал глазами текст, обратив внимание на угрозу в адрес газеты: если письмо не будет опубликовано, оно будет передано во все редакции других английских газет.
Предупреждение звучало категорично. Гордан понял, что какой-то неизвестный, слишком хорошо информированный человек бросил ему перчатку, которую придется поднять, хочет он того или нет. Он вздрогнул при мысли, что ему придется вступить в борьбу с анонимным лицом, которое, прячась за спинами, внимательно следит за каждым шагом людей, находящихся рядом с Калахом.
«Хорошо еще, что Берилу Хартленду из отдела писем «Санди таймс» пришла в голову счастливая мысль передать это письмо сначала мне», — подумал Гордан и встал из-за стола. Некоторое время он ходил по комнате, ломая голову над тем, как отвести грозящую опасность. Он понимал, что аналогичное письмо не сегодня завтра могут получить и другие редакции. Гордан представил размеры грозящей ему катастрофы: его имя навсегда покроется позором в глазах общественности, руководство обвинит его в том, что из-за личной халатности и легкомыслия он провалил долгосрочную научно-исследовательскую программу.
Немного оправившись после шока, Гордан стал рассуждать более трезво. На первый взгляд ясно было только одно: письмо — дело рук профессионального сотрудника разведки, написавшего его, конечно же, не по своей инициативе, а по приказу Центра.
«Кто бы это мог быть?» — мучительно думал Гордан, подойдя к окну. Некоторое время он смотрел на улицу, заполненную в этот утренний час спешащими пешеходами, и в голове у него роились самые мрачные мысли. Любой из этих неприметных, неизвестных пешеходов мог быть автором письма, которому известно гораздо больше, чем он написал.
— Я должен найти этого агента, — вслух несколько раз повторил Гордан.
Он открыл один из замаскированных ящиков стола и вынул оттуда список сотрудников клиники в Кроули. Но, пробегая глазами фамилии, он все яснее понимал, что этот след — ложный. Все, кто имел дело с клиникой Симора, были тщательно проверены разведывательной службой. Против каждой фамилии было помечено, кто из руководителей поручился за этого человека. У всех, начиная с врачей и кончая уборщицами, был наивысший балл надежности, все они были связаны с британской секретной службой на жизнь и на смерть.
Гордан в задумчивости положил список обратно в ящик и снова заходил по комнате. Чем больше он размышлял, тем больше в нем крепла уверенность, что это письмо целиком на совести чехословацкой разведки. Но ведь в клинике Симора не было ни одного чеха или словака, никого, кто имел бы в Чехословакии родственников или знакомых, ни у одного из сотрудников не было ни малейшей причины работать на Прагу. Он вспомнил, что в Вене наблюдались признаки того, что дело Калаха интересует пражские власти. Но реальных доказательств не было, существовали лишь подозрение, интуиция. «Нужно связаться с Фишером», — подумал Гордан я снял было телефонную трубку, но, услышав голос телефонистки, тут же положил ее: для разговоров и обсуждений времени не оставалось. Нужно было действовать.
Анонимное письмо явно свидетельствовало о том, что в распоряжении автора была информация, скрываемая даже от врачей, работающих в Кроули. У каждого из них было свое задание, о котором запрещалось говорить даже с коллегами, исключался любой обмен опытом. Всю программу знали, кроме нескольких избранных офицеров, только двое: руководитель работ профессор Дэн Симор и… Ник Беер.
Гордан вытер ладонью мокрый лоб. Он вспомнил все, что зная об этих двоих. С раздражением отметил, что к сотрудничеству с англичанами Симора привлек как раз Ник Беер, который с первого дня помогал создавать клинику в Кроули. «Один из них, — мысленно повторял он. — Но кто — Симор или Беер?»
Гордан присел на угол стола и уставился в пустоту. Он вспоминал все случаи, когда чехословацкой разведке удавалось привлечь к работе американских и английских разведчиков. Придется снова проверить Симора и Беера и как следует изучить их связи. Кроме того, придется проверить и другие варианты. Каждый день в клинику машины доставляют продукты, белье из прачечной, приходит масса обслуживающего персонала. И среди этих людей вполне может затесаться агент. В конце концов, в клинику вполне мог проникнуть чужой человек, тем более что за охрану объекта отвечала не разведка, а отдел контрразведки МИ-5. Таким образом, Гордан пришел к выводу, что ничего лучшего, чем всполошить Дика Брумана из отдела МИ-5, он не придумает.
Капитан спрятал все документы, сунул в карман анонимное письмо и уже через минуту шел по Уигмор-стрит.
* * *Дик Бруман потел над этим письмом так же, как Гордан.
— В приличный переплет мы попали, — испуганно сказал он, дочитав последнюю строчку и возвращая письмо капитану. Руки его при этом дрожали.
— Мы? — удивился Гордан. — Скорее ты, не так ли? Охрана объекта — ваше дело. Ты меня в это дело не впутывай.
— Нигде не сказано, что в Кроули проник кто-то чужой, — слабо возразил Бруман, поскольку хорошо знал, как тщательно проверяли каждого, кто имел отношение к клинике.
— Не хочешь ли ты сказать, что письмо написал я?! Или Роблин? Может, Симор? — возмутился Гордан и стукнул кулаком по столу: — Подумай, кого ты собираешься обвинить в этом!
Есть и другие, — ехидно возразил Бруман.
— Их я и называть-то боюсь. Лучше подумай, что нам делать.
Бруман приободрился, поняв, что капитан готов сотрудничать, и, немного подумав, выдал грандиозный план.
