Степан Злобин - Пропавшие без вести
Продвинувшись в течение томительного часа еще километра на три, Полянкин еще раз свернул на боковую дорогу, миновал кочковатую просторную луговину с еле заметной колеей на торфянистой, упругой почве и въехал в густой, темный ельник, где было гораздо меньше машин и людей. Он оставил Варакина и еще раз пошел на разведку.
Ожидая Полянкина в кабине, Варакин курил одну за другой папиросы. За густой и широкой елью, вблизи он наблюдал группу красноармейцев возле грузовика. Он понял, что это какой-то взвод связи, разглядел, что красноармейцы, усевшись в кустах на траве, завтракают и что из их котелков поднимается пар. Варакин при взгляде на это почувствовал голод и вспомнил, что в последний раз они с Полянкиным поели вчера утром…
Время от времени пролетали над лесом немецкие мины, но падали далеко, не менее чем в километре, не нарушая покоя завтракавших бойцов.
— Товарищ военврач, давайте-ка ваш котелочек! — вдруг вынырнув из-под колючих ветвей возле самой машины, бойко сказал Полянкин. — Штаб армии тут совсем близко! — обрадованно добавил он. — Майор Бурнин живы-здоровы.
Через две-три минуты он вернулся, неся себе и Варакину горячую кашу с мясом.
— Так оно веселее пойдет! — довольно сказал шофер.
Спустя час Варакин получил от начсанарма назначение в дивизию Чебрецова, где в результате непрерывных боев было особенно много раненых. Полянкин довез его. Потом Михаил перебежал какой-то бугор под посвистом пуль и вдвоем с офицером связи из штаба дивизии Чебрецова уже пробирался, как показалось, даже знакомой лощиною вдоль ручья, то и дело падая от летящих мин между кустами и мелколесьем осины, ольшаника и ивняка.
В жиденьком перелеске возле заброшенного, покосившегося плетня в глубокой воронке, прямо на земле, лежало человек двадцать раненых, доставленных после только что закончившегося воздушного налета фашистов. Более легко раненные поправляли кровавые, промокшие повязки сильнее пострадавшим, спускались на дно лощины, к ручью, наполняли водой фляги, чтобы подать напиться. Среди них лежала раненная несколькими пулями с фашистского истребителя женщина-санитарка. Большинство бойцов было сюда доставлено ею же. Теперь самоотверженную женщину окружили ответным вниманием и заботой. Распоряжался здесь тоже раненный в руку санинструктор, которого прочие звали попросту Колей. Это он расположил временный медицинский пункт в огромной воронке, выбитой тяжелой фугасной бомбой на склоне лощины.
— Два раза в одну воронку не попадает! — бодрил он своих подопечных. — Тут уж будете целы, товарищи дорогие!
— А врач где? — спросил Варакин.
— Уже около часа, как отправился вызвать здоровых санитаров и разыскивать санобоз. Эвакогоспиталь тут на машинах, где-то в лесу. Да ведь столько машин везде, разве сразу найдешь! — сказал Коля.
Ящик Варакина с инструментами остался у Полянкина, и перед этими бойцами, из которых иные нуждались в срочном вмешательстве, Михаил оказался бессилен. Мысленно выбранив себя, он хотел уже возвратиться за инструментами, но в это время над лощиной с шумом пронесся тяжелый снаряд.
— Ложись! — скомандовал офицер связи.
Варакин упал на землю рядом с хлопотливым санинструктором. Взвыла и гулко ударила невдалеке тяжелая мина, пахнув по деревьям волной, осыпая листья. Не успели они подняться, как под корнем осины, почти рядом с ними, разорвалась и вторая такая же мина, осыпая Варакина комьями влажной глины и забросив деревце на вершины других деревьев, где оно зацепилось корнями и странно повисло вниз головой…
Загудела еще одна мина.
— Нас ищет, что ли, черт его… — проворчал санинструктор.
Взрыв раздался с огромной силой. Когда оглушенный Варакин несмело выглянул из-под руки, перед ним что-то тупо ударилось оземь. Это была необычайно белая, оторванная по локоть женская рука. Как бы живая еще отдельной своей жизнью, она медленно разгибала пальцы…
Варакин растерянно оглянулся. Оказалось, что раненые, заботливо укрытые в яме, уже не нуждаются больше ни в чьей помощи, нарушив привычные солдатские представления о законах больших чисел, мина попала в воронку.
Стоя над этой кровавой рытвиной, наполненной мертвыми, не скрывая отчаяния, рыдал санинструктор Коля.
Фашисты внезапно перенесли обстрел на какой-то другой квадрат, — может быть, к лесу, где было укрыто множество автомашин, может быть, к штабу дивизии, куда пробирался Варакин.
— Пошли, товарищ военврач. Слышишь, Коля, пойдем! — глухо позвал молоденький офицер связи. — Теперь пока безопасно…
— Я хоть бойцов кого позову. Надо же их… схоронить! — сказал Коля.
Михаил заметил, что тыльной стороной ладони офицер связи тоже отер со щек слезы.
Оставив санинструктора, они вдвоем молча перебежали лесок, снова вышли в открытое продолжение все той же лощинки, пологими краями сбегавшей к ручью, а здесь прижались к земле и поползли. Над их головами свистали отдельные редкие пули. Еще издали Варакин увидел под вековыми деревьями довольно большое и тоже знакомое здание, удаленное от селения. Здесь находилась больница, в которой он даже работал одно лето. Ружейная и пулеметная перестрелка слышалась невдалеке отсюда. При близких ударах орудий с деревьев сыпались желтые листья… Еще через десять минут Михаил оказался в подвале, в бывшей кухне эвакуированной из этого дома.
В штабе армии Михаилу сказали, что здесь он застанет и Бурнина. Но здесь сидел какой-то другой майор, склонившись над картой, на которую заботливо наносил текучую, изменчивую обстановку.
— Майор Бурнин выбыл на правый фланг с командиром дивизии. Подождите его, — предложил Варакину гостеприимный майор.
— Нет, у меня в санбат назначение. Я пойду, — возразил Варакин.
Майор посмотрел на него.
— Вы сейчас не хирург, товарищ военврач, — сказал он. — Скитались, скитались… Вы на себя посмотрите. Вам если не в госпиталь, то хоть сутки поспать… Но это, как я понимаю, роскошь, а часик-другой — совершенно необходимо. Вы посмотрите, как папироса дрожит у вас в пальцах. Как же вам резать людей…
Михаил в самом деле чувствовал страшную усталь. Дрожали, ноги были тяжелые, веки сами смежались. Он понимал, что майор прав. Разве он мог сейчас позволить себе неверной, дрожащей рукой взять скальпель!..
И дело было не только в том, что почти у него на глазах был сожжен самолет, на котором он должен был улететь в Москву, не в том, что он измаялся этой нелепой дорогой с бесконечно долгим ощущением опасности, — главным было страшное сознание того, что опять идет новое и стремительное наступление гитлеровцев, а Красная Армия опять и опять отступает, пятится к самой Москве.
Сообщение о том, что Вязьма в руках врага и все части, стоящие западнее Вязьмы, отрезаны от Москвы, отняло почти последние силы Варакина.
Михаил ничего не сказал тогда Полянкину, видя, что тот и сам, истомленный этой дорогой, крепится и через силу держится твердо. Варакин не обнаружил упадка духа и тогда, когда получал назначение в штабе армии. Но жуткое зрелище глупой, какой-то фатальной гибели раненых, заботливо укрытых в воронке, оказалось последним испытанием натянутых нервов Варакина.
Добравшись до штаба дивизии, он действительно почувствовал изнеможение. Этот майор Саблин правильно разглядел его состояние.
И от усталости Михаил не смог найти слов для возражения, а только слабо махнул рукой.
— Я Саблин. Слушаю! — крикнул майор в телефонную трубку, переданную связистом. — Так точно, доставили. Горячую пищу получили во всех частях… Атаки противника возобновляются с правого фланга у горки Еловой… Так точно, придана батарея ГАП. За ночь подход по лощине минирован…
Майор положил трубку и повернулся опять к Варакину:
— Ложитесь вон на скамейке. Я доложу, что вы прибыли и отдыхаете, через час — через два придет из санбата связной. Врачей ведь хватает, а столов все равно недостаточно. Поспите и смените…
Эти последние слова круглолицего и круглоглазого майора Саблина Варакин слышал уже словно сквозь вату. Даже близкие удары орудий и разрывы снарядов не могли помешать его сну.
Но сон продолжался, вероятно, не более часа.
— Слушаюсь, — услышал Варакин конец телефонного разговора. — Передать ему спать до вашего возвращения. Да он, как я понимаю, и сам не проснется… А-а, явился! Значит, уж ты от своего золотого Полянкина получил доклад обо всем?.. Хорошо. До свидания, — заключил Саблин.
И только тут Михаил понял, что разговор шел о нем самом и что с Саблиным говорил Анатолий. Он хотел подать голос, но в это время телефонист доложил Саблину, что на участке какого-то капитана Куликова осталось не больше полутора десятков бойцов, а фашисты опять посылают танки. Вести бой совсем некому…
Саблин озадаченно качнул головой, вглядываясь в карту, которая лежала развернутой перед ним.
