Олег Коряков - Странный генерал
С того дня он не отходил от Йоганна Петерсона и все рассказывал ему, как он поехал к скупщику зерна, а в это время англичане расстреливали его жену… он поехал, а они расстреливали… он поехал, а ведь мог бы сам и ферму свою сжечь, и отправить на тот свет не один десяток этих, которые расстреливали, расстреливали его Мадлен…
Петерсон пытался тоже рассказать кое-что. Ведь Билке знал его Эмму: так она умерла вот здесь, всего в каких-нибудь пятистах шагах, в женском лагере. Он узнал это случайно от одной мулатки. Марта, служанка его покойного друга Бозе, приходила сюда с другими женщинами постирать с разрешения начальства. От нее Йоганн и узнал о своей жене. А сыновья его воюют, если воюют, – он хочет сказать, если живы. Они хорошие парни, его Пауль и младший Йоганн, и они отомстят и за мать и за отца.
Все это Петерсон пытался втолковать Конраду Билке, но, похоже, напрасно: тот слушал только себя, не переставая говорить о гибели Мадлен.
Потом Билке сменил тему. Теперь его пронзила мысль убить начальника лагеря. Ее-то он и стал развивать неустанно перед приятелем. Начальников был молодой, толстый и важный майор Генри Гловер. Он, конечно, не разгуливал по лагерю, и добраться до него было весьма не просто. Но раз в месяц Гловер производил личный осмотр своего «хозяйства», и вот тут-то уж можно было улучить момент и вцепиться в жертву. Именно это словечко больше всего пришлось по душе Конраду Билке.
– Уж я вцеплюсь в него, так не выпущу, – говорил он, зловеще усмехаясь. – Я могу подползти к нему хоть на карачках, могу кланяться рабски – хэ, я сумею схитрить! – но уж как доберусь, вцеплюсь в его жирную шею и удавлю, удавлю, хоть вся армия и вся полиция будут меня отрывать от этого ублюдка!
Чего он так возненавидел его?.. Петерсон пытался увещевать приятеля и убедить его, что убийство это будет не только бесполезно, но скорее вредно. Однако Билке не хотел его слушать, да и очень уж слабы были возражения Йоганна: он говорил из последних сил, наступил его смертный час…
3У полковника Ермолова было приятное настроение: из Петербурга, из Главного штаба армии, пришло разрешение на отпуск и поездку в Россию. Оттого, что майор Соутерн, которого он пригласил позавтракать, появился в холле военного клуба в мрачнейшем состоянии духа, настроение Ермолова ничуть не испортилось. Наоборот, он предвкушал удовольствие, потчуя Соутерна завтраком, подразнить его некоторыми новостями, и тем позабавиться.
Краешком глаза наблюдая приближение майора, Ермолов сделал вид, что внимательно читает «Дейли ньюс». Эта газета также входила в программу дразнения Соутерна. Майор был ее читателем и почитателем – до тех пор, пока эту явно империалистского толка газету не перекупили сторонники Ллойд-Джорджа и не сменили редакцию, а вместе с тем и направление. Теперь она ратовала против войны в Южной Африке и не стеснялась расписывать жестокости завоевателей. Соутерн перестал ее покупать, и потому Ермолову стало интересно читать ее при майоре вслух.
Поздоровавшись и радушно указав английскому офицеру место рядом, полковник сказал тоном извиняющегося:
– Минуту, дорогой Соутерн, я лишь дочитаю африканские известия… Что-то не очень эти газетчики жалуют героев Китченера. Вы только послушайте, какие письма солдат они печатают! Вот, например, из дивизии генерала Рендля: «С тех пор, что мы выступили из Харрисмита, мы жгли и уничтожали дома, и дворы, и все, что попадалось». Рисуют их этакими извергами, правда? Или вот – из семнадцатой роты йоменри[46], из Сенекало: «Славная забава была в Рейпе. Мы так выжгли деревню, что ее узнать нельзя было. Мы разнесли всю домашнюю утварь, печи и прочее, хуже всего пострадали фортепиано». – Ермолов мельком глянул на майора: тот, уставившись в какую-то точку, даже не шевелился. «Странно», – подумал полковник и продолжал: – Опять йоменри, из Стандертона. «Вчера и сегодня мы были очень заняты сожжением ферм. Мы сначала забираем кур и всю живность и затем уже поджигаем. Это несколько зверское занятие, но оно необходимо, что бы там наши критики дома ни говорили…» Нет, право, майор, очень милую услугу вашему министерству делают эти газетчики!
Соутерна передернуло. Это также было странно, не похоже на него.
– И я бы все и всех сжигал! – неожиданно воскликнул он и тут же как бы устыдился этого злобного порыва. – Простите, полковник, я несколько взвинчен. Сегодня стало известно, что мой кузен майор Генри Гловер пал… смертью храбрых под Йоганнесбургом.
Так, собственно, и было написано в официальном извещении, хотя приятель Соутерна частным порядком сообщал ему, что Гловера задушил какой-то бурский маньяк.
КУЛУ ЗАЖИГАЕТ КОСТРЫ
Шел дождь, Петр измотался за последние дни, почти совсем не спал, и уже один вид знакомой деревушки томно расслабил его тело: неодолимо потянуло передохнуть. Группу вестовых он оставил в лесу, а сам с Яном Коуперсом и Каамо направился в деревню.
Кулу был все такой же толстый и принаряженный, по-прежнему моложавый, только один из передних зубов у него не то выпал, не то сломался, и в разговоре он пришепетывал, конфузливо прикрывая рот. Кулу обрадовался Петру и Яну. Он хорошо запомнил этих добрых и храбрых белых, которые тогда убили двух носорогов и угощали его крепким бренди. Теперь Кулу мог отплатить им тем же: и у него завелись бутылки с красивыми наклейками. Он пригласил охотников в свою большую круглую хижину, усадил на скамейку у очага и раскупорил виски. Правда, они почти не касались спиртного, вождю пришлось пить одному, но Кулу не обижался. Эти белые нравились ему все больше, и он уже подумывал, не позвать ли людей из деревни, чтобы они танцевали и пели для его гостей.
Петр устало щурил глаза и косился на спальные циновки, разложенные между сосудами для зерна. Его убаюкивали дождь и болтовня Кулу, который рассказывал о всяких пустяках – о недавнем нашествии бабуинов на бататовую плантацию, о пропавшей свинье деревенского колдуна и шестипалом мальчике, который родился позавчера.
– Кулу, ты наш друг, – прервал его Коуперс. – Скажи нам лучше: когда у тебя были англичане?
– Как ты знаешь, что они были? – озадачился бечуан.
– Может, я ошибаюсь: виски тебе принесла река? – насмешливо прищурился Ян.
– Ты великий охотник, ты все видишь и понимаешь! Да, англичане были здесь. Я хотел это сказать вам, только я хотел сказать это позднее. Зачем портить еду худыми вестями?
– А, значит, ты все-таки соображаешь, что эта новость не очень-то приятна нам.
– Вода и огонь не живут вместе.
– Ладно, – довольно сердито сказал Петр, – хватит болтать впустую… Кулу, когда они были здесь, что делали, куда ушли?
Только сейчас пьяненькому Кулу пришла мысль, что его гости – наверное, разведчики буров. Как же он сразу не догадался? Конечно, разведчики. И Кулу торопливо поведал, что англичане были здесь две ночи назад. Их привели офицеры. Один очень злой, такой рыжий, он дрался – тут Кулу снова прикрыл свой рот, – другой был добрый и подарил виски.
– Постой, – сказал Каамо, привставая. – Рыжий, он с усами?
– Да, вот с такими, – показал Кулу, – как у льва.
– Его зовут Марстон? – Каамо сверкнул белками.
– Я не знаю, как его зовут. Он не говорил мне этого. Он только кричал, и ругался, и бил негров.
– Его зовут Марстон, – упрямо сказал Каамо.
– Для тебя все рыжие и усатые – Марстоны, – не то пошутил, не то укорил Петр. – Дальше, Кулу, дальше.
А дальше англичане велели, как только в окрестностях появится какой-нибудь отряд буров, немедленно дать им сигнал. Они хотят накрыть большого бурского начальника, по имени Кофальоф. Он со своими воинами прячется где-то в лесах и, должно быть, часто и больно бьет англичан – очень уж им надо его прихлопнуть.
Петр и Ян переглянулись. Что ж, у англичан были основания желать того, чего они желали.
– А какой должен быть сигнал, Кулу?
– Костры. Три больших костра. На горе за деревней. Эвон как просто. Мы тебе виски – ты нам дай сигнал. Что ж, сигнал будет!
Петр положил руку на плечо бечуанского вождя, дружески тряхнул его:
– Надо, Кулу, зажигать огонь на горе.
Тот встрепенулся:
– Зачем огонь? Разве вы отряд буров? Вы друзья Кулу. Кулу вас не будет выдавать.
Петр повернулся к Каамо. Усталости в нем как не бывало. Еще недавно сонные, глаза поблескивали остро, деловито.
– Давай наших парней сюда, Каамо! Будет им работенка… А ты, Кулу, вели раскладывать костры. Хорошо раскладывать, чтобы огонь горел ярче. И перестань хлебать это проклятое виски. Тебе надо уводить людей в лес, подальше от деревни…
2Генерал Торнейкрофт приказал поднять по тревоге всю бригаду. Полку Джемса Лесли было указано идти на деревушку в лоб, чтобы первому атаковать буров Кофальофа. О том, что они там, говорили не только сигнальные костры. Разведывательный дозор видел бурские палатки и фургоны на поляне возле деревни.
