Фрайгер Рут - Вервольф. Осколки коричневой империи
Во всех случаях, когда «Вервольф» действовал за пределами Германии, можно выделить несколько общих моментов. Не суть важно, шла ли речь о Южном Тироле, Судетской области или Эльзасе. Во всех этих районах сопротивление «вервольфов» использовалось местными ура-патриотами и коммунистами для осуществления антинемецкой политики, которая предполагала, прежде всего, депортацию всех этнических немцев. В Восточной Европе партизанская война, организованная «вервольфами», по своим масштабам не уступала сопротивлению, оказанному на территории самой Германии. Это обстоятельство привело к массовым высылкам фольксдойче из Польши и Чехословакии. Во всех этих случаях (за исключением Дании) «Вервольф» активно использовал так называемый «менталитет пограничья», который может интерпретироваться как постоянный конфликт между двумя национальностями, одна из которых, значительно превосходящая по культурному уровню другую, оказалась оторванной от своей большой Родины.
Не стоило забывать, что под конец войны многие из немцев, собственно как и «вервольфы», не верили в идеологические установки нацистского режима. Уже никто не задумывался о «народном сообществе» и «расовой чистоте». Единственно действенным лозунгом оставался призыв к спасению Родины. Один силезский «вервольф», задержанный британскими оккупационными властями в Любеке, намеревался пробраться в советскую оккупационную зону. Следователям он заявил, что ему была ненавистна сама мысль, что «его прекрасная родина — Силезия будет находиться под властью поляков».
В последние дни войны Третий рейх больше не осознавался как Родина, за которую стоило умирать. Ею становилась «малая родина», чья оккупация вызвала резкий всплеск патриотизма, столь присущего нацизму в годы его становления. Естественно, этот процесс находил свое наиболее яркое проявление в пограничных областях. Именно это заставляло «вервольфов» сражаться фактически за границами Германии.
Часть шестая
Реакция оккупационных властей на «Вервольф»
Повествование о деятельности «вервольфов» оказалось бы неполным, если не будет рассказано о реакции оккупационных властей на вылазки нацистских партизан. По этому поводу надо поделиться несколькими соображениями. Вне всякого сомнения, «вервольфы» если не напрямую, то хотя бы косвенно определяли социально-политический ландшафт послевоенной Германии. Проще говоря, угроза широкомасштабной партизанской войны заставляла Союзников и командование Красной Армии прибегать к соответствующим мерам, что обычно выливалось в массовые репрессии против немецкого населения. Ответом на угрозу «Вервольфа» стали тысячи расстрелянных и десятки тысяч обездоленных немцев.
Оккупационная политика Союзников
Вначале генерал Эйзенхауэр считал немцев воинственной расой, которая никогда не смирится с поражением, а потому победить ее будет нелегко. Он предположил, что немецкая армия в критический момент распадется на множество небольших отрядов, которые будут вести войну до последнего. Центр подобного сопротивления, мыслил американский генерал, будет располагаться в Альпах. Переполненный подобными невеселыми ожиданиями, Эйзенхауэр решил сделать ставку на укрепление оккупационной политики, чем усиленно и занимался во второй половине 1944 года. В августе 1944 года он ожидал наступления так называемого «трудного мира». Именно в это время он просил о пересмотре Объединенной директивы начальников штабов, которая возлагала на вооруженные силы Союзников ответственность за сохранение социальной и коммунальной инфраструктуры оккупированных территорий. Он заявлял: «Вполне может быть, что немецкая армия никогда не сдастся, и мы вступим в страну, которая не будет иметь централизованной власти, в которой не будет четкого контроля. Возможно, что она будет охвачена хаосом и партизанской войной. Не исключено даже, что в некоторых ее районах мы столкнемся с форменной гражданской войной… Если мои опасения будут оправданны, то мы не будем иметь ни малейшей возможности спасти экономическую инфраструктуру страны… Я полагаю, что мы не должны брать на себя ответственность за полный контроль над Германией». Более прагматичных британцев возмутила подобная перспектива, но американцы были непреклонны. Они принципиально настаивали на более жестком варианте оккупационной политики.
Итогом этих дискуссий и переговоров стало принятие объединенным командованием Союзных войск 9 ноября 1944 года директивы № 1067, которая предназначалась только для американцев, в которой предусматривался пересмотр «Инструкций для военных властей на территории Германии». Последний документ увидел свет лишь в декабре 1944 года. Оба эти распоряжения призывали проводить жесткую политику денацификации, которая между тем предполагала непосредственное сотрудничество военных частей Союзников с мирным немецким населением и перевоспитание немецкой молодежи. Все эти меры должны были способствовать безопасности оккупационных сил и созданию долгосрочной основы для решения «немецкого вопроса».
Таким образом, когда войска Союзников вступили в Германию, они априори имели негативные установки. Все это могло выразиться в одной фразе, адресованной немецкому населению: «Вы не должны…» Любое нарушение автоматически влекло за собой жесткое наказание. В августе 1944 года генерал Джон Хиллдринг попытался заложить основу для взвешенной оккупационной политики. В частности, он произнес: «Единственным эффективным методом управления, который в состоянии гарантировать защиту от саботажа и деятельности «пятой колонны», является политика соблюдения справедливости и дисциплины». Летом 1945 года была принята целая система правил и предписаний, которым должны были следовать немцы. Неизменно действовал комендантский час. Передвижение по стране было строго ограничено (что окончательно подорвало сельское хозяйство Германии). Запрещалось собираться более пяти человек (американцы наивно полагали, что это поставит крест на любой политической деятельности нацистов). Немцы должны были сдать не только боевое, но и любое охотничье оружие (в итоге крестьяне не могли защитить свои угодья от набегов диких животных). Немецкая почта прекращала свою работу. Когда она вновь начала свою деятельность, то все письма перлюстрировались. Строго-настрого запрещалось создание любых детских организаций и объединений (что привело к резкому росту подростковой преступности). В июне 1945 года один британский журналист отмечал: «Вся немецкая жизнь регламентировалась бесконечным количеством правил». Этот свод инструкций висел фактически в витрине каждого магазина. Нередко рядом с ним вывешивались фотографии жертв концентрационных лагерей. Союзники то ли пытались внушить немцам чувство вины («Это произошло с вашего немого согласия»), то ли угрожали («С вами будет то же самое, если вы ослушаетесь»).
Не стоило забывать, что немецкие военнопленные находились в лагерях по нескольку лет, вопреки всем нормам международного права. В апреле 1945 года Уинстон Черчилль заявил, что политика Союзников состояла в том, чтобы держать в плену всех немецких офицеров, пока не будет окончательно устранена угроза партизанской войны. В итоге сотни тысяч немецких солдат, попав в плен в последние месяцы войны, провели долгое время в жалком подобии лагерей, раскинувшихся вдоль Рейна, находясь под открытым небом фактически без воды и пищи. Содержание в этих лагерях было еще более ужасным, чем в немецких. Сюда без разбора помещали и задержанных гражданских лиц. В марте 1945 года их насчитывалось несколько тысяч. В июне их число превысило 30 тысяч, а к декабрю достигло 100 тысяч человек.
Юстиция Союзников
Несмотря на то что подобные жесткие меры должны были поставить крест на подпольной деятельности нацистов, Союзное командование, чтобы вконец подорвать возможное сопротивление, решилось на принятие еще более жестких, почти драконовских мер. В приказе № 1 устанавливался список преступлений, которые карались смертью: вооруженное сопротивление, саботаж, обладание оружием. И хотя генерал Смит удалил из этого списка угрозу жизни военнослужащих из состава Союзнических армий, Эйзенхауэр в марте 1945 года отдал собственный приказ. Он заявил: «Я сказал моим офицерам, что не намерен терпеть любого сопротивления. Я не допущу, чтобы в моих людей стреляли немцы — не суть важно, в военной они униформе или гражданской одежде». Это заявление было результатом ожесточенного сопротивления, с которым Союзники столкнулись на немецких землях, лежащих к востоку от Рейна. Почувствовав попустительство Эйзенхауэра, некоторые американские офицеры в качестве единственной меры наказания стали применять смертную казнь. Для этого им не требовалось особого разрешения или решения военного суда. В Хартвальде американские танкисты расстреляли несколько мирных жителей, которые подозревались в том, что служили проводниками у немецких партизанских отрядов. В Швайнфурфе, где американские грузовики попали в засаду, немецкие снайперы вешались без суда и следствия. В Оффенбахе, где из панцерфауста был подорван американский танк, была расстреляна вся семья диверсанта. В Рупбодене американскими солдатами был казнен фанатичный национал-социалист, который призывал жителей срывать с домов белые флаги. Там же казнили трех «вервольфов», которые покушались на жизнь американского офицера. Все эти казни с точки зрения международного права (Гаагской и Женевской конвенций) были весьма сомнительными, хотя — с моральной точки зрения — международное право вообще не предусматривало возможность внесудебных расправ.
