Юрий Мещеряков - Панджшер навсегда (сборник)
Черкасов отсутствовал три дня. Говорили разное – и про тяжелую контузию, как у Хоффмана, и про уголовное дело, возбужденное за невыполнение боевого приказа, и про то, что он начал покуривать дурь. Но через день после очередного минометного обстрела, когда в полку ранило сразу двенадцать человек, события двухдневной давности отошли на второй план и стали историей нашего времени.
Черкасов появился со следователем военной прокуратуры, так что один слух подтвердился: дело действительно возбудили. Контузия тоже оказалась правдой, но она была не тяжелая, и замполит отказался от госпитализации, чтобы не томить себя бездействием и ожиданием чужих решений. Третий слух не подтвердился, курить анашу Черкасов и не пробовал, но вот пил каждый день. При его хрупком сложении ему хватало ста граммов водки, а самогона или спирта еще меньше, чтобы быть пьяным почти в ноль.
Следователь предложил Ремизову показать то место, ту точку, где командир батальона ставил задачу Черкасову для действия в засаде. Это казалось формальностью, и ротный спросил об этом, на что следователь довольно резко одернул его, сказав, что в формализме, в расстановке запятых и точек и заключается его работа. Черкасов, хмурый, с запахом после очередной тризны, стоял в стороне и не вмешивался в процесс допроса свидетеля, наверное, его одернули еще раньше. Ремизов присутствовал при постановке задачи и хорошо помнил, как все происходило. Происходило все буднично. На рабочей карте поставлена отметка, на местности, насколько возможно при дальности свыше трех километров, обозначен район выполнения задачи, указан маршрут выдвижения. «Да просто все», – думал Ремизов, но вслух высказывался осторожнее. «Видно ли с места постановки задачи место засады?» – «Нет, прямой видимости нет, вот, смотрите, – и он чертил на карте линию между двумя точками, – линия пересекает хребет, а уровень гребня хребта выше линии». – «Допустима ли ошибка в определении координат?» Скрепя сердце, командир роты говорил о каких-то допусках, о сложности рельефа и отсутствии хороших ориентиров и точек привязки. На самом деле после стольких месяцев войны ошибка была практически невозможна. Конечно, он имел в виду самого себя.
– Подпишите протокол допроса, вот ручка.
– Я сначала прочту.
– Здесь все то, о чем вы сами сейчас сказали.
– Я все-таки прочту, хорошо? – медленно продвигаясь взглядом по прыгающим строчкам, Ремизов недовольно покашливал, его коробило неумение следователя правильно излагать военную мысль, записывать простые понятия и обороты речи. – Здесь неточно, место выполнения задачи с места постановки задачи не просматривается.
Следователь отправился в штаб батальона, приближалось время обеда. Черкасов, неприветливый, угрюмый, подошел к ротному, пожал ему руку:
– Спасибо.
– За что? Как было, так я и сказал.
– Если бы все так читали протоколы, может, все произошло бы иначе.
– Что, бойцы воскресли бы?
– Ты тоже хочешь меня на крюк подвесить? Я сам с ними был. Мне дико повезло.
– Это точно, тебе повезло, есть повод радоваться, твой ангел показывает мастер-класс. Только не рад ты почему-то. – Ремизов не хотел его упрекать, зная, как тяжело сейчас замполиту. Действительно, живым Черкасов остался случайно, но если бы он делал то, что должен, то и все солдаты остались бы живы.
– Но ведь это же командир дивизиона стрелял. Это же он их убил.
– Разве я спорю? Но почему ты не сообщил свои координаты, почему не сообщил, что дом занял? Почему, Коля?
Вечером Черкасов снова был пьян. То он снова оправдывался, то пытался вызвать к себе жалость, то играл своей обреченностью, вспоминал Толика Рыбакина, а потом с чувством, но без голоса распевал блатной шансон. «Таганка, все ночи полные огня, Таганка, зачем сгубила ты меня…»
* * *После очередного долгого отсутствия Черкасов прибыл в роту бодрым.
– Товарищ лейтенант, прибыл для дальнейшего прохождения службы, – доложил он четким рапортом, взяв руку под козырек.
Ремизов принял доклад так же строго и уже не ерничал по поводу тяги замполита к официальным и эффектным сценам.
– Ну и замечательно, замполит. Послезавтра начинается большая операция, начинаем от Базарака, а потом идем на Киджоль. Командование, как обычно, ничего хорошего нам не обещает. Готовься. Какие у тебя дела?
– Дела идут, контора пишет. Прокуроры показания с меня сняли, так что от меня больше ничего не зависит. Хотели за штат вывести. Был на приеме у начальника политуправления армии, попросил его, чтобы меня назад, в роту, вернули. Он удивился, предложил чаю, я сказал, что чай не пью. И вот я здесь.
– Тебе есть чем заняться. Нам людей каждый день подбрасывают, дыры латают. У нас по списку сейчас сто тридцать восемь человек, из них сорок по госпиталям разбросаны. Дембелей не увольняют, когда им замена будет, неизвестно. Разбирайся.
– Со мной в «вертушке» несколько офицеров летело. К нам в полк служить.
– Из Союза? Молодые?
– Нет, местные, – здесь он тактично гоготнул, – видно, что бывалые. Парой слов перекинулись, неразговорчивые. Под рев турбины особенно и не разговоришься.
В блиндаж, осторожно переступая порог, вошел Сафиуллин.
– Давай, старшина, заходи. Видишь, кто к нам вернулся.
– Товарищ лейтенант, Коля, товарищ замполит… – Старшина растерялся, его вечно блуждающая улыбка невероятным образом исказилась в гримасу переживания, а на ресницах заблестели слезы. – Я рад, что вы вернулись, я так переживал.
– Да, Ахмет, будем служить вместе.
– А у нас опять пополнение. Командир взвода и два солдата.
– Взводный – это хорошо. Хотя бы для одного замену нашли.
– В Кабуле отряд спецназа расформировали. Половину офицеров к нам в полк направили. В строевой части сейчас толпятся. И в четвертой роте новый командир.
– Расформировали, говоришь?
– Слышал, вроде как пленных в расход пустили. Может, врут все. Да, командир?
– Может, врут. – Ремизов неопределенно пожал плечами, он начал понимать, что правда всегда рядом, но всегда на замке. – Может, нет. Познакомимся со взводным, там разберемся. Если что и было, не расскажет. Ты языком не трепи попусту.
– Я что? Мужики на складе говорили. Они и в Баграм, и в Кабул мотаются.
– А что солдаты, кто такие, откуда?
– Дуйсембаев и Оспанов, казахи. Оба из Союза, по году отслужили в Молдавии. Накаченные ребята, спортсмены. Только как бы проблем с ними не заполучить. Держатся дерзко. Наверное, там, у себя, к дедовщине привыкли.
– Опасаются наших дембелей? Ничего с ними не случится, замполит вернулся, теперь есть кому ими заняться.
– Кого у нас опасаться? После того как Абдуразакова и его компанию списали со счетов, матерых наглецов не осталось. Стансков, Булатов только переведены, они о доме больше думают, а Яресько с дружками хоть и мутит воду, но авторитета не имеет. Да и какой авторитет, когда командир роты на месте и разгильдяям спуску не даст.
– Старшина! Угомонись. – Ремизова покоробило от нахальной лести.
– Так правда ведь.
– Мужики, правда в том, что и мы с вами, и все они на войне. И послезавтра я приглашаю вас в рейд на Парандех. Идем в голове батальона. Такая вот правда.
Почему отстранили от командования Чигирина, никто точно не знал, но, по мнению офицеров полка, ему не простили огромных потерь в августе и сентябре и близких контактов с начальником афганской уездной контрразведки, оказавшимся предателем. Контрразведчика арестовали здесь же, в Рухе, Усачев сам наблюдал картину, как крепкие парни в камуфляже выскочили из подъехавшего автомобиля и ворвались в дом комитета ХАД, а через минуту вывели его начальника со связанными за спиной руками. Что сказал хадовец на допросах? Может быть, объяснил, почему наши роты так часто напарывались на засады, может быть, назвал свой источник информации? Во всяком случае, несколькими днями позже Чигирина отправили в Союз, а вместо него прибыл подполковник Кашаев. Он и возглавил очередную операцию.
В первый день рейда, на закате, как обычно, шестая рота попала под плотный огонь душманов. Кто теперь скажет, пришел ли черед везению, или рота постепенно усваивала науку войны, но потерь у Ремизова не было. Артиллерия дала несколько заградительных залпов, потом наступила ночь. Утром распоряжения продолжить движение не поступило. Солдаты дремали, греясь под лучами осеннего солнца, они никуда не спешили, командиры тоже не торопились, предпочитая, чтобы солнце сместилось на юг и светило им в спины, Усачев же понимал, что командование решает очередной ребус. После десяти часов со стороны Баграма появилась пара штурмовиков. Вот, оказывается, кого мы ждали. А с вечера решить не могли. Первая бомба упала в ущелье справа, где-то впереди шестой роты, следующая – в ущелье слева, вблизи небольшого пустого кишлака. Смысл бомбардировки показался комбату неясным, и он запросил по связи командира полка.
