Игорь Шелест - Опытный аэродром: Волшебство моего ремесла.
— Ну за это я как раз спокоен, — ответил Крымов. — Для этой цели всегда найдутся старательные люди, с этой-то задачей справятся, Александр Владимирыч: виновных выявят и подготовят бумаги. — И, уже обращаясь к Стремнину, добавил: — Только, Сергей Афанасьич, не упустите из вида, а то ведь могут и переусердствовать…
А теперь к вам моё слово, Хасан. Позвольте мне перед вами извиниться: была ведь у меня мыслишка подленькая, но я её отогнал… Отогнал! — Последнее слово Крымов повторил громко, молодясь как-то по-простецки. — А потому, голубчик, я и имею право вас от всей души обнять и поздравить с блестяще выполненной вынужденной посадкой, со спасением аналога!
Хасан страшно засмущался; Крымов подошёл к нему и обнял по-русски, широко раскинув руки. Рюриков тоже засветился лучезарной улыбкой и сердечно потряс руку Хасана.
— Вы ведь, Хасан, не обедали? — спросил главный. — И вы, Сергей Афанасьич, и вы, Юрий Антоныч?
— Не до обеда было…
— Ну так поедемте ко мне. Мы ведь тоже с Александром Владимирычем только щец похлебали. Айда! И без того не викинг, Хасан будто ещё уменьшился, как бы сжался. Он страшно не любил есть в присутствии начальства и умоляюще взглянул на Стремнина. Тот ткнул его в бок.
— Спасибо, Борис Иваныч, мы подъедем сейчас на «газике».
— Отлично, отлично, чтоб щи не остыли.
* * *В небольшой столовой главного конструктора овальный стол на десять персон. Кормили здесь просто и вкусно, но Стремнин предпочитал обедать с лётчиками, где любили и пошутить и посмеяться. Здесь же разговаривали приглушённо, а то и ели молча.
Но, как сразу же заметил Стремнин, главный сегодня держался раскованно. Когда сели за стол, он спросил официантку:
— Наташа, у меня там в заветной посудинке что-нибудь осталось?
— Есть-есть, Борис Иваныч!
— Налейте нам, голубушка, по рюмашке: поздравим именинника!
Наталья расставила хрустальные рюмки. Разливая коньяк, не выдержала:
— Позвольте поинтересоваться, Борис Иваныч, кто же именинник?
— Да ведь вот он, как маков цвет!.. Как же вы не догадались?
Все смотрели на Хасана, а он, в самом деле сильно покраснев, похоже, готов был соскользнуть под стол.
Главный встал с рюмкой в руке.
— Дорогой Хасан! Мы сегодня были свидетелями вашей виртуозности в лётно-испытательной работе. Я прикинул: в вашем распоряжении имелось от силы 40 — 45 секунд после внезапной отцепки… И вам, конечно, нужно было катапультироваться… Но вы, действуя изумительно чётко — ибо только так можно было в тридцать секунд (более чем скромного лимита времени!) запустить двигатель и вывести его на рабочие обороты, — сумели спасти исключительно ценную для нас машину! Позвольте выразить вам наше восхищение, поблагодарить вас и пожелать вам доброго здоровья!
Крымов подошёл к Хасану, чокнулся с ним, пригубил рюмку.
Тут и Александр Владимирович Рюриков, кашлянув, привстал со своего места:
— С удовольствием присоединяюсь к словам Бориса Иваныча… Хасан, дорогой, сердечно поздравляю вас с блестяще выполненной экстренной посадкой, спасшей ценную машину! Беру на себя смелость от руководства нашего главка выразить вам благодарность. Будьте здоровы и счастливы!
Стоя со склонённой головой, Хасан выслушал речи, и было заметно, что он страшно злится на себя за своё смущение. Но вот, окинув всех за столом быстрым и острым своим взглядом, сказал спасибо, глотнул содержимое рюмки, сел и наклонился над щами. Смущение Хасана будто бы передалось каждому. Некоторое время ели молча. Негромкий разговор завязался, когда официантка принесла второе.
Вскоре в столовую вошёл главный инженер, пожелал всем приятного аппетита. Высокий, худой, озабоченный вечно, садясь, заглянул в меню, прислушался к разговору, понял, что речь идёт о шахматном турнире.
— А что, кажется, счёт по-прежнему 1:1? — не выдержал он.
Сосед взглянул на него с преувеличенной укоризной:
— Потише, не показывай свою серость.
— ?
— Здесь знатоки сидят, обсуждают варианты ответных ходов Карпова после шестнадцатого хода претендента!
— Ого! А я-то… позорище! — рассмеялся вошедший.
— Да, ваши знания, по крайней мере, на три порядка ниже, — заметил с улыбкой в глазах Крымов, вставая.
— Здесь, брат, нужно держать ухо востро, — усмехнулся парторг Филиппов. — Тут нашему представителю на сибирском заводе сделали укор: как это он не знал о браке госпожи Онасис?
Все засмеялись, вставая из-за стола. Рюриков быстро ушёл. Видя, что Филиппов отвёл чуть в сторону Крымова, Стремнин подошёл к ним. Филиппов уже говорил с главным о Хасане, и Сергей счёл, что момент самый подходящий:
— Борис Иваныч, что, если нам попросить Александра Владимировича похлопотать перед министром о представлении Хасана к ордену: он ведь сегодня совершил подвиг… Вот и Степан Андреевич, очевидно, поддержит?..
— Разумеется, поддержу, — кивнул Филиппов. — Таким прекрасным испытателем мы вправе гордиться!
Крымов, глядя на пепел сигареты, помолчал немного. Потом поднял глаза на Филиппова и Стремнина:
— Попробуем-ка мы лучше сами похлопотать об этом перед министром!
Филиппов быстро спросил:
— Вы уже говорили с Рюриковым?
— Имел неосторожность.
— И что он?
— Поёжился. Неловко, говорит, обращаться к министру… Ведь сами прошляпили… И так, говорит, не знаю, как первому заму докладывать!.. Советовал объявить благодарность в приказе… Ну, и премию… То, что в наших силах… А орден, говорит, будем-де иметь в виду, когда к каким-нибудь торжествам нам спустят лимит… Ну а я-то, конечно, такого мнения, что дорого яичко к светлому праздничку, а ведь праздник-то у Хасана сегодня!
Филиппов и Стремнин переглянулись:
— Так, значит, я подготовлю представление, Борис Иваныч? — спросил Филиппов.
— И пусть Сергей Афанасьевич вам поможет — он ведь прекрасно знает Хасана. А я сам переговорю с министром обо всём этом по прямому проводу…
* * *Когда Стремнина пригласили в партком, Филиппов разговаривал с молодой женщиной.
— Да, да, входи, входи, Сергей Афанасьич, — сказал он, вставая, — вот, Галина Николаевна, познакомьтесь, — лётчик-испытатель инженер Стремнин.
«Корреспондентка», — решил Сергей в момент, когда она протянула ему руку:
— Лилина, спецкор радиопрограммы «Юность».
— Стремнин.
— Сергей Афанасьич, удели, пожалуйста, «Юности» немного времени, — попросил секретарь парткома. — Присаживайтесь и занимайтесь делом, не стану вам мешать.
Сергей начал первым:
— Чем могу быть полезен?
Лилина раскрыла сумку, достала конверт:
— На «Юность» пришло письмо от молодого сибиряка-механизатора, влюблённого в авиацию. Вот и хотелось бы поговорить по поводу этого письма.
Развернув письмо, Сергей пробежал глазами. Лилина тихонько извлекла из сумки репортёрский магнитофон.
— Позволите?..
— Да, да, пожалуйста, у меня все готово.
— Прежде всего должен сказать, что наша работа, лётчиков-испытателей, была бы невыносимой, если б состояла из сплошных подвигов, как здесь пишет товарищ из Сибири, не нашлось бы среди нашего брата таких… «железобетонных», что ли, чтоб изо дня в день свершать подвиги, а потом спать ночью спокойно.
Нет, — продолжал Сергей, — в большинстве своём испытательные полёты проходят гладко, спокойно. Это происходит потому, что множество добросовестных людей — механиков, электриков, прибористов, синоптиков, инженеров-испытателей и учёных-руководителей — тщательно готовят и машину и все, связанное с полётом, чтобы максимально обеспечить надёжность испытаний.
В этой связи с улыбкой вспоминаю такой разговор.
«Ба, Стремнин!.. Вы живы? — восклицает начальник отдела труда и зарплаты. — А мне говорили, что ваши испытания очень рискованные, просили даже повысить оплату за риск…»
«Что делать! — отвечаю ему со смехом, — конструкторы стараются все предусмотреть, чтоб мы не каждый раз разбивались!»
Однако за риск нам все же платят не зря… Бывает… как это осмотрительно подмечено в песенке к популярному телефильму, что «кое-где у нас порой кто-то» и гибнет. И это происходит потому, что сложность лётных испытаний все ещё велика, риск в нашей работе остаётся и, может быть, будет всегда, ибо, как ни совершенствуется техника, как ни обогащаются наши знания — новые явления, неясные, сюрпризные, снова и снова выявляются в самих испытаниях. И наука лишь потом их объясняет. Как и прежде, так и теперь опыт то и дело опережает теорию. Теория и практика как бы бегут наперегонки… Словом, как бы ни старались специалисты все предусмотреть, лётчик-испытатель может встретиться с каким-то новым явлением, присущим недостаточно изученной машине, или может стать жертвой мизерного упущения, какой-то непредвиденной случайности, способной развиться и привести к катастрофе.
Лилина, взглянув на магнитофон, мягко спросила:
