Альваро Прендес - Военный летчик: Воспоминания
Этот журналист поведал мне и другой случай из жизни полковника. Однажды, уже после того, как он был уволен из армии, журналист приехал по своим делам в военный городок Колумбия и увидел Баррераса сидящим в патио. Выйдя из автомобиля, журналист подошел к нему и спросил, что случилось, почему он сидит дома. Отстраненный от дел, бывший полковник с обидой рассказал, что как-то генеральный штаб потребовал у него отчет о боевых действиях. И вот в докладной записке среди всего прочего полковник возьми да напиши, что для того, чтобы покончить с Фиделем, надо прокладывать новые дороги, строить школы, больницы, к тому же было бы неплохо привозить в эти забытые богом места артистов из столичного кабаре «Тропикана»… Откровение полковника обошлось ему дорого. Его попытались отправить военным атташе в Доминиканскую республику, но он заявил, что даже под угрозой смерти туда не поедет.
Жаркое полуденное солнце стояло над нашими головами, когда мы прибыли в штаб в Эстрада-Пальме. Мы прилетели утром, но мне казалось, что мы уже несколько дней находимся среди этих монотонно суетящихся людей в желтой форме. Они сновали повсюду, казалось, что они заполнили весь поселок.
Нас угощали прекрасным завтраком. А обед был настоящим пиршеством: поросенок на вертеле и поросенок жареный, ломтики поджаренных бананов, черная фасоль, зелень и салаты, свиные отбивные с жареным картофелем, пиво и ром. А на десерт - охлажденные взбитые сливки, кофе и хорошая сигара.
Я подумал: «Без сомнения, так воевать можно…».
Мой Жандарм не испробовал ни рому, ни даже пива. Развалясь в большом кресле, он предавался размышлениям. Как всегда, на губах его застыла горькая улыбка.
К штабу подходили солдаты батальона полковника Санчеса Москеры. По их внешнему виду было видно, что они уже не новички в Сьерра-Маэстре. Они пристроились на поселковой площади, поросшей жиденькой травкой. Я подумал, что во главе взводов наверняка стоят молодые офицеры, с которыми мы вместе учились… Хорошо бы поговорить с ними. Времени у меня было мало, ведь завтра на рассвете мы уже должны возвратиться в Гавану.
Солдаты стояли в полевой форме, многие были перепачканы землей. На правом фланге замерли молодые офицеры, лица некоторых из них мне были знакомы. Полковник Санчес Москера передал командование одному из них, а сам на время отлучился. Я заметил, что эти офицеры вовсе не так веселы и оптимистичны, как те, которых я видел в штабе полковника Баррераса.
Санчес Москера преподавал в военном училище тактику, стрельбу и весь курс строевой подготовки. Правда, тогда я не знал степени нравственного падения этого офицера, степени его моральной деградации, что было самым страшным в этом жестоком человеке.
Я знал одного летчика, который служил с ним в Сьерра-Маэстре. Он рассказал мне о метаморфозах, которые произошли с Москерой. Этот человек, начав с лейтенанта, за два года боевых действий дослужился до полковника. Будучи командиром батальона, Москера пользовался высоким авторитетом среди подчиненных. Он голодал вместе со своими солдатами, как и повстанцы Фиделя Кастро, отпустил бороду, а в борьбе против них применял их же тактику партизанской войны. В самые трудные моменты боя Москера шел впереди батальона и был беспощаден с трусами. Он никогда не вел свой батальон по дороге или тропинке, а шел через лесную чащу, прорубая себе дорогу среди едва проходимых варослей. Во время привала он ел только солдатскую пищу, и причем последним. Кроме того, он, как правило, приказывал во время похода раздавать солдатам ром, и особенно перед боем. Его батальон по его же просьбе в основном был сформирован из наркоманов, жуликов, воров и убийц.
Однажды со своим батальоном он занял небольшой сельский район, жители которого, по его предположениям, помогали повстанческой армии. Исходя из своей концепции тотальной войны, Москера, этот убийца и садист, уничтожил все население района, затем послал в генеральный штаб такое донесение: «В одном из боев мы уничтожили более сорока врагов…»
Однако нашлись офицеры, завидовавшие его быстрому восхождению по служебной лестнице и высказавшие сомнения по поводу истинности его докладной. Тогда генерал Табернилья приказал Москере представить доказательства своей победы. Ответ Санчоса Москеры был страшным…
Он вернулся в те места, где уничтожил крестьян, и приказал солдатам выкопать трупы, отрубить у них руки и сложить в мешки, а на мешки наклеить этикетки: «Секретная боевая техника, захваченная у врага». А затем этот груз послал в генеральный штаб в Гавану.
Офицеры генштаба были потрясены, когда вскрыли мешки и оттуда вместе с отрубленными руками извлекли конверт, содержавший следующее донесение:
«Во исполнение приказа генерального штаба представить доказательства потерь, понесенных бандитами, я посчитал за честь выслать вам эти доказательства: руки, отрубленные у убитых.
Полковник Санчес Москера».
28 октября 1981 года в моем доме зазвонил телефон. Было два часа дня, и через полуоткрытые окна моей библиотеки доносились голоса ребятишек, игравших в соседнем саду.
– Слушаю!
Вместо ответа до меня донесся смех, словно на том конце провода находился человек, которого я знал с давних времен.
– Кто это говорит? Голос произнес:
– Слушай, 63-й, с тобой говорит Сурок…
И в трубке снова послышался смех, тот самый смех, который не прекращался даже в самые трудные минуты жизни в училище.
– 59-й, курсант де ла Торре, Сурок! - закричал я и захохотал, заразившись его смехом.
– Слушай, я узнал твой телефон, а теперь ты дай мне твой адрес - я забегу к тебе. Если ты не против, в четверг в четыре часа дня…
Солнце сверкающим золотом разливалось по книгам моей библиотеки. Ребятишки угомонились и не кричали, только издалека доносились редкие автомобильные сигналы, да горланила стайка птиц, сидящих на мастиковом дереве.
Я курил, погрузившись в свое старое красное кресло-качалку. Неужели через несколько минут здесь появится Сурок, которого я не видел более двадцати лет?… Воспоминания захватили меня, и события молодости вихрем пронеслись у меня в голове. С кухни донеслась трель электрического звонка. Я посмотрел на кварцевые часы: 4 часа 4 секунды. Неплохо. Но для курсанта военного училища это было непростительным опозданием. Я спустился в холл. По обеим сторонам входной двери, несмотря на протесты жены, я повесил американский летный скафандр с кислородной маской и советский с системой обогрева для полетов на больших высотах. Недалеко от них на стене красовалась картина неизвестного художника в тяжелой раме из черного полированного дерева. Две офицерские сабли из толедской стали, две итальянские рапиры. Тяжеленный герб Кубы времен республики, отлитый из бронзы, большая картина Проэнсы и семь рисунков художника Угальде из журнала «Кайман барбудо»…
Казалось, прошедшие двадцать лет совсем не отразились на внешности Сурка, разве что поседела голова. Он смотрел на меня с нескрываемым нетерпением, и улыбка не сходила с его лица. И вот, уже сидя в библиотеке, после того как я задал ему множество вопросов и он успел рассказать историю своей жизни с того дня, как мы расстались, а я рассеянно просмотрел старые фотографии из его семейного альбома, которые он принес, я вновь незаметно для себя погрузился в воспоминания…
Я будто снова побывал с ним на вечеринке в загородном клубе Гуинеса… Тогда я был курсантом и пришел туда с очень красивой девушкой. Спустя год она, устав ждать меня, вышла замуж и уехала во Францию. Так с тех пор я ее и не видел. Та ночь стала нашей прощальной ночью…
В 1959 году после смерти отца Сурок передал усадьбу государству, а себе оставил всего около сорока гектаров и принялся обрабатывать их от зари до зари. А сейчас, когда ему исполнилось 49 лет, он был студентом третьего курса университета, готовясь стать инженером-мелиоратором.
Казалось, мы уже обо всем переговорили, и вдруг он вспомнил о Сапчесе Москере, о страшном и ненавистном полковнике Санчесе Москере.
– Прендес, ты себе и представить не можешь, какова была обстановка в армии в то время, когда ты сидел в тюрьме… - При этих воспоминаниях глаза Сурка сделались грустными-грустными. - Тогда я уже был лейтенантом, и меня послали на командный пункт в провинции Орьенте. В тот год никто из нас не мог бы и вообразить, что такое может быть наяву. Тогда я понял, какими послушными орудиями мы были в руках преступников. Представь себе открытую, довольно просторную площадку, огороженную колючей проволокой. Своего рода концентрационный лагерь, в котором заперто около 800 солдат. Их форма от дождей и солнца превратилась в лохмотья, ютились они в самодельных конурах, сооруженных из птичьего помета и глины. Вокруг стоял такой жуткий запах, что я не смог к ним приблизиться, чтобы посмотреть, чем их кормят. Еду им приносили в ведрах, а потом ее вываливали в большие тазы. Все эти солдаты были сопливые мальчишки, которых вербовали за 33 песо, несколько недель натаскивали, а затем отправляли в бой, а в это время батистовские офицеры обворовывали их, даже ботинки у них крали. Там я узнал, что в этом лагере, правда еще не опознанный, находится убийца лейтенанта. Отаньо. Ты помнишь курсанта Отаньо? Это тот самый негр, который был словно горячий конь… Так вот, во время боя, когда он повел свою роту в атаку, его убили выстрелом в затылок. Пуля прошла через голову навылет.
![Кирилл Мерецков - На службе народу [с иллюстрациями]](/uploads/posts/books/41513/41513.jpg)
