Николай Скоморохов - Служение Отчизне
Как ни было тяжело с горючим, мы смогли на две недели раньше срока переучиться на реактивные самолеты и подготовиться к боевым действиям днем в простых и сложных метеоусловиях. Стали осваивать полеты ночью. Командир дивизии поздравил нас, когда мы подводили итоги за месяц, и сообщил:
— Командующий переводит тебя, — впервые перешел он на «ты».
— Куда, — невольно вырвалось у меня.
— К соседу.
— Я не пойду.
— Как не пойдешь? Забыл разве, что в армии нет слов: «Не пойду»…
«Все верно, — подумал я, — два слова, и все стало на место». Больше об этом мы не говорили, а утром мне сообщили: подписан приказ, и через неделю я должен убыть к новому месту службы.
…Расставание с полком было тяжелым. Стою перед строем, молчу… Выручил начальник штаба, сказавший несколько слов. Наконец я обрел дар речи:
— Спасибо вам за службу, за все доброе, что вы сделали для полка, за ту большую помощь, которую вы оказали мне лично как командиру. Благодаря вам иду на повышение, хотя, честно говоря, не хочу оставлять полк. — И тут на глаза навернулась скупая солдатская слеза, да и не только у меня одного…
Вскоре я был в городе, где размещался штаб дивизии.
По новой должности круг обязанностей несколько сузился, но горизонт расширился. Правда, я всюду совал свой нос, не всем это нравилось, но командир был доволен тем, что новый заместитель в состоянии взять на себя часть его забот.
Дивизия к тому времени осваивала новую реактивную технику в различных метеоусловиях, поэтому я сосредоточил основное усилие на летной подготовке. Полеты, родная воздушная стихия полностью захватили меня, этому способствовало еще и то обстоятельство, что я был свободен от многих хозяйственных забот. Когда основные задачи были решены, командир уехал в отпуск, сложив свои обязанности на мои плечи. Такое высокое доверие ко многому обязывало. Когда уезжал комдив, мне было все ясно, а через день командиры полков поставили передо мной много вопросов.
Выслушав их внимательно, я задал им единственный вопрос:
— Почему с командиром перед его отъездом не решили эти вопросы?
Ответ был прост:
— С ним согласовано и получено «добро».
— Если получено согласие, то зачем мое подтверждение?
— Он сказал, чтобы со Скомороховым уточнить.
— Тогда все ясно. Уточню, решение сообщу, — ответил я. Про себя подумал: «Ловкие ребята, хотели проверить, на что способен «калиф на час». Однако решил посоветоваться с командующим. На просьбу был краткий ответ:
— Твой звонок кстати, лети, через два часа жду, заодно прихвати начальника штаба дивизии.
«Зачем?» — чуть не вырвалось у меня, но я вовремя сдержался.
Прилетели в указанное место, по дороге в штаб мучились в догадках. Шофер лихо подкатил к подъезду, у которого ждал дежурный:
— Товарищи, вас ждет командующий в приемной командующего войсками округа, быстро — туда.
— К чему быть готовым?
— Толком не знаю, но спать, я думаю, кое-кому в ближайшие ночи не придется. — Четко козырнув, он удалился.
В кабинете командующего собралось человек десять генералов и офицеров, приглашенных по какому-то важному поводу.
Командующий войсками округа сразу же приступил к делу:
— Участились случаи нарушения государственной границы Советского Союза…
Не успел еще он закончить фразу, как меня молнией пронзила мысль: «Начинается… Очевидно, война. Где? На западе, востоке?»
— …Ожидаются в ближайшие ночи, подчеркиваю, ночи, пролеты нарушителей и через территорию нашего округа. Министр обороны приказал: привести все средства ПВО в высокую степени готовности, организовать круглосуточное дежурство командного состава на КП. Командиры дежурят только ночью, а днем можно отдохнуть…
Вот оно что! Намек дежурного попал в цель. Затем — работа у генерала Степичева в штабе, и у нас определилась программа действий. На прощание командующий авиацией задает вопрос:
— Какой совет нужен? — Вопрос, с которым я хотел обратиться, после поставленной задачи мне показался мелким, и я ответил:
— Сейчас все ясно.
— Вот и хорошо, начальство не любит, когда ему задают вопросы, — улыбаясь заметил он.
Началось претворение в жизнь полученного приказа. Меня мучил один вопрос: какую цель преследует противник, нарушая нашу границу? Пополнение своих разведданных или иные действия с далеко идущими планами? Правильный ответ на этот вопрос позволит более полно, качественно и целеустремленно проводить работу. Но независимо от истинной цели ведения разведки противника — ближайшая задача не допустить пролета вражеских разведчиков.
После всесторонней подготовки начались ночные дежурства. Проходят одна, вторая ночи. Сменился ритм труда и отдыха, а самолетов-нарушителей нет. Боевой настрой постепенно спадал, притуплялась бдительность. «Надо искать стимулятор», — с таким намерением я шел на командный пункт для заступления на очередное дежурство.
Начиналась тринадцатая ночь. Только переступил порог — начальник штаба дивизии докладывает:
— Очередная смена готова к заступлению на боевое дежурство по охране воздушных границ Союза Советских Социалистических Республик.
— Очередной смене заступить на боевое дежурство!
— Какие последние данные из других округов?
Близко вдоль границы летали на Дальнем Востоке, в районе Мурманска и Архангельска. Почему такой разброс действий и что из этого вытекает? Что на это скажет разведчик?
— Ведение разведки, товарищ командир.
— С какой целью?
Пожимает плечами.
— Свяжитесь с вышестоящим штабом, спросите, каковы их прогнозы.
Обменялся мнениями о воздушной обстановке с А. А. Бычковым, но ответа на давно волнующий меня вопрос я не получил.
— Идите отдыхайте, Александр Александрович.
— Спасибо, а вам ни пуха ни пера!
— Пошел к черту.
— Учтите, Николай Михайлович, сегодня тринадцатые сутки, как мы дежурим, — сказал он, закрывая дверь.
— Да, верно, а я и забыл.
— Мы перед вашим приходом только об этом говорили, — подал голос начальник КП подполковник Н. Поляков.
— Чем закончился разговор?
— Сегодня ночью обязательно состоится нарушение границы.
Конечно, доказательных доводов не было, просто интуиция.
Но фраза, так просто оброненная начальником КП дивизии: «…состоится нарушение границы», меня насторожила. Значит, он и другие допускают такую возможность. Задаю вопрос:
— Почему допускаете мысль о возможности нарушения границы?
— Я поторопился, — словно оправдываясь, сказал Поляков, а потом, несколько помолчав, добавил: — Но такой возможности полностью исключить нельзя. Сегодня ночью полнолуние, видимость отличная, пойдет по ущельям и долинам на малой высоте и может пройти.
Рассуждения грамотные, и я решил приступить к выработке необходимых контрмер на случай появления самолета-нарушителя. Были заслушаны командиры полков, командиры дежурных эскадрилий. Разработаны дополнительные мероприятия с учетом метеорологических условий.
Только закончили расчеты и довели решение до всех исполнителей — звонок от командующего:
— Воздушная обстановка?
— Все в порядке, спокойно.
— Ориентирую: три часа назад цель близко к границе проходила на востоке.
— Есть, понял, — ответил я.
— Минутку ждите.
Через несколько томительных минут он продолжил:
— Южнее вас на триста километров обнаружена цель с курсом десять градусов. Возможно, это и есть самолет-разведчик. Попытка наших южных соседей перехватить его пока результатов не дает.
— Понял, действую…
И началось. Усиленно закрутились антенны, стремительно взмыли истребители в воздух, бойче зазвенели зуммеры телефонов. Люди стали более поспешны и суетливы, чем больше старались, тем хуже получалось. Я тоже в такой обстановке был новичком. …Усилием воли мне удалось сбросить минутное оцепенение. Жесткими командами, свирепыми взглядами я дал понять, что каждый должен делать то, что надо, без суеты и многословия.
— И прежде всего — спокойствие! — закончил я.
По мере приближения цели к нашей воздушной границе обстановка еще больше накалялась.
Я потребовал от штурмана штилевой прокладки маршрута и ориентировочное время подхода цели к границе.
— Цель вижу, — докладывает штурман.
— Азимут, расстояние?
Смотрю на планшет воздушной обстановки. Пунктирная линия, показывающая полет цели, приближается к нашей границе. Кто там на борту воздушного пирата? Зачем ему ночью по-воровски подкрадываться к чужому очагу?
— Цель идет: азимут… расстояние… — громче, чем обычно, доложил штурман.
Меня словно током пронзило, знакомое чувство боевой обстановки овладело мною. Мне захотелось оказаться вблизи врага и скрестить с ним огневые трассы, но положение обязывало быть на своем месте и направлять усилия других для решения боевой задачи. Первое для меня легче и при удачном завершении — приятнее. Второе — труднее, я впервые буду руководить боем с земли.
