Владимир Соболь - Кавказская слава
— Ах, Ртищев, Ртищев![39] — Ермолов обернулся к Вельяминову. — Как же он разбрасывался эполетами, деньгами да орденами. Султан-Ахмет-хан — генерал-майор русской службы. Измаил-хан — полковник. А казикумыкский Сурхай! Сколько раз этот разбойник нападал, бывал бит, просил прощения и прощался. На всех на них одной веревки не жалко…
Он вновь повернулся к шамхалу:
— Тебе и твоим подданным больше нечего опасаться. Я двинусь в Мехтулу, навестить Хасана в его ауле. Законные земли вернутся в границы шамхальства. Может быть, мы сумеем вознаградить и тебя за верную службу.
Глаза властителя опять заблестели, но он постарался сдержаться и попробовал предостеречь Ермолова:
— За Мехтулинским ханством начинаются акушинцы. Они не подчиняются никому. Только своим беладам. Сто лет назад Надир-шах послал к ним своего сына. Акушинцы встретили его под аулом Чох. А после сложили две большие башни из голов и кистей сарбазов.
Ермолов громогласно расхохотался:
— Всего-то?! Один раз отшлепали персов и чванятся до сих пор? Да Котляревский бил иранцев любыми силами, в любом месте. Что нам все эти иранские львы и турецкие барсы. Пусть знают, разбойники, что на них теперь иду я — генерал-лейтенант Ермолов! А русские неприятеля не считают!.. Алексей Александрович, составь письма к Султан-Ахмету и этому вольному обществу. Хану объяви, что я исключаю его из службы, и более жалованья он от меня не получит. Поймет мошенник, что я не Ртищев! Главное же — пусть высылают нам аманатов. И аварцы, и акушинцы. Сроку им дай — три дня, и не более. На четвертый я отправлюсь к ним сам…
IIIПока разбивали лагерь, Новицкий решился проехать в стрелковые цепи. Он чувствовал, что устал, но не столько телом, сколько душой. Утомительно тащиться в хвосте колонны, рядом с повозками. То увязнет колесо, то выскочит чека на ухабе, то выбьется из упряжи лошадь, то свалится вьюк. И каждый раз останавливался весь обоз, чтобы не оставлять одинокую арбу или навьюченное животное на поживу горцам. А следом стояли и батальоны, замыкавшие сборный отряд. Стояли, мокли, ждали, пока подсуетятся обозные, пока снова закричат погонщики, заскрипит дерево, вращаясь вокруг оси, строганной из такого же материала, застучат ободья тяжелых колес, зачавкают копыта, разбрасывая ошметки липкой, холодной грязи.
Новицкий с Атарщиковым ехали сразу же за обозом. Оба сочли, что лучшего места во всей колонне им не найти. За казаками не угонишься, в голове только лишь помешаешь, а путаться со штабными Сергею совсем не хотелось. Да и опасался он холодных глаз Вельяминова: генерал, казалось, вовсе не понимал, что нужно среди его людей невидному чиновнику, скромному сидельцу из канцелярии.
Семен же и вовсе рад был забраться в место потише и поспокойнее.
— Ты, Александрыч, не торопись. Та пуля, которой ты надобен, тебя непременно отыщет. На Кавказе смерть завсегда рядом ходит. Смотри вот.
Он махнул рукой вправо, влево, и Сергей, послушно поворотив голову, в самом деле увидел, что по дальним гребням параллельно войсковой колонне движутся короткие цепочки всадников. За дождем он не мог ни разглядеть их толком, ни даже посчитать точно, но в самом их спокойном движении уже ощущалась угроза, скрытая, оттого и более сильная.
— Этих хотя бы видно. А сколько еще таких по балкам хоронится. Попробуй-ка мы с тобой хотя бы на полверсты в сторону отскакать. Тут же налетят словно осы. Либо с собой уведут, либо на месте оттяпают голову. Здесь, брат, большое терпение нужно. Кто кого перетерпит, того и верх. Помню, лет двадцать назад выехал я за Сунжу. Думал, может быть, зверь попадется, а может, и так…
Что может быть так, Новицкий догадывался, но спрашивать подробности сию секунду не стал, оставив до лучшего времени.
— Ну и набрел на такого же, только с другой стороны. Осень была тогда стылая, я-то холодный шел, а он, видишь, далее костерок запалил. Закутался в бурку, развалился у огонька, вроде бы он только на угли и смотрит. А сам, я так понял, меня уже задолго услышал.
— Что же тогда он так беспечно? Издали, наверное, можно было бы снять.
— Снимешь, как же! — усмехнулся Атарщиков. — У него винтовка из Крыма с нарезью, а у меня ружьишко короткое. Ай, думаю, как начну подбираться, да из-за ствола выступлю, тут он меня и урежет. Назад повернуть — так ведь сразу все о том и узнают. В каждой станице, в каждом ауле рассказывать станут, как Семен Атарщиков испугался. Пошел я на него, от дерева к дереву, от дерева к дереву. А как к поляне подкрался, насадил на кинжал шапку и выдвинул в сторону. Пока сам не увидишь такое, Александрович, и не поверишь. Лежал человек спиной, мурлыкал что-то такое внутри себя. И вдруг выстрел, и шапка моя с кинжалом в сторону летит.
— А что ты?
— Что я! Знал загодя, как оно будет. Только он лопнул[40], я сразу же на него. Он было хвать пистолет, но и у меня же заряд в стволе… Посидел потом у огня, поглядел на батыра. Хорошо, думаю, что я так сижу, а ты передо мною лежишь. Могло ведь быть и обратное. Уродовать его я не стал, оставил у костра честь по чести. Думаю, родные за ним приедут. Пусть забирают без выкупа. Взял коня, взял оружие и уехал. Коня у меня хорунжий истребовал, мол, ни к чему тебе такой. Я и продал, сбыл от греха подальше. А винтовочка до сих пор со мной ездит. — Казак довольно похлопал приклад, выступавший, по горскому обычаю, из чехла…
Так, переговариваясь, они ехали до вечера, до темноты. Сумерки сгущаться начали рано, и, как только солнце стало опускаться за хребет, в который упиралась дорога, в голове колонны затрещали первые выстрелы. Со своего места Новицкий увидел, как бегут, разворачиваясь в цепи, егеря, как выскочили вперед четыре пушки и тут же повернули хоботы в сторону склона. Обоз снова остановился, стали и. батальоны пехотного арьергарда. Из середины колонны, от Ермолова, прискакал офицер с приказом разбивать лагерь. Атарщиков отправился выбирать место для ночлега, Сергей же решил проехать с адъютантом Ермолова, посмотреть, что делается впереди.
Капитан поначалу косился на Новицкого подозрительно, но, увидев его посадку, обнаружив, что штатский свистящим мимо пулям не кланяется, сделался разговорчивей:
— Командующий рассчитывал подняться на Аскорай — так называют местные этот хребет, и с него уже атаковать Парас-аул. Но они нас предупредили. Видите, весь склон до гребня усеян лезгинами. Считаем, тысяч пятнадцать. У нас же раза в три меньше. Подождем утра, может быть, обнаружится что-то.
Сергей вынул подзорную трубу и, не сходя на землю, нацелил ее на гору и повел вверх от подошвы до гребня. Безлесный склон был весь исчеркан линиями завалов, выставленными в шахматном порядке.
Огромные суковатые стволы притащили, видимо, из соседнего леса, стоявшего густой щетиной на отроге горы, примыкавшей с левого фланга. За мощными брустверами, поднимавшимися почти в рост человека, стояли рядами, клубились толпами пешие защитники устроенной наспех крепости. Кто опирался на ружье, кто грозил оружием русским. Выше по склону, у самого перегиба, по относительно ровной плоскости гарцевали десятки и сотни всадников.
Новицкий тронул лошадь коленями и проехал вперед. Капитан держался рядом. Пуля ударила в полутора саженях о камень и взвизгнула в сторону. Сергей подкрутил трубу, чтобы разглядеть группу на самом гребне.
— Говорят, будто бы сам Султан-Ахмет-хан пожаловал. Аманатов выдать наотрез отказался, но понял, что играть с нами более не нужно.
Труба плясала в руках, и Сергей никак не мог навести ее на значок[41], смутно видимый за водяной взвесью, повисшей в пепельном воздухе. Прилетела еще одна пуля, чвякнула в грязь под копытами лошади, и та прянула вбок, так что Новицкий еле удержался в седле.
— Это же по вам целят, — спокойно рассудил капитан, отъехав между тем в сторону. — Не иначе как завелся у вас на той стороне кровник.
— Не знаю, кому я мог помешать, — отозвался Сергей, складывая трубу. — Я и с этой стороны мало кому известен, а уж с той и подавно.
— Насчет дела Швецова прослышали многие. Так что…
В этот момент рявкнула батарея, и Новицкий не расслышал мнение капитана. Когда дым рассеялся, он увидел, что офицер едет прочь, направляясь к показавшейся среди пехоты группе конных, среди которых башней высилась мощная фигура Ермолова. Снова просвистели пули, пущенные роем, и кто-то из конвойных схватился за шею и припал к гриве.
— Довольно! — крикнул Ермолов. — Ждем утра. Цепи отвести на выстрел, секреты удвоить. Остальным ужинать, отдыхать…
IVПока Сергей разглядывал горцев, Атарщиков отыскал пригорок посуше, развел костер, повесил чайник на палку, воткнув ее заостренным концом в землю. Кинжалом вырубил стволик, заклинил его на высоте пояса в соседнем кустарнике, положил на него еще несколько сучьев, навалил поверх каркаса веток и устроился в хлипком, но относительно надежном укрытии. Когда Новицкий подъехал, Семен раскатал для него неширокий, вытертый коврик и занялся лошадьми.
