Лоран Бине - HHhH
А в больницу к полудню приезжает хирург, и сразу же начинается операция.
В четверть первого Франк, глотнув для храбрости, звонит Гитлеру. Как и предвиделось, фюрер страшно недоволен. Больше всего он злится, услышав, что Гейдрих ездил без эскорта в открытой небронированной машине. Теперь уже на том конце провода не крик – рычание. Всю брань, которую извергает Гитлер, можно поделить на две части: во-первых, он обещает, что эта свора бешеных собак, этот чешский народ, дорого заплатит за свою наглость, а во-вторых, убивается, как же мог Гейдрих, его лучший сотрудник, человек такого масштаба, такой важный для нормального функционирования всего рейха, да, да, совершенно необходимый, как он мог оказаться таким кретином, как он мог проявить подобную небрежность, преступную, да-да, преступную безответственность!
Дальше – о мерах, которые надо предпринять. Тут все очень просто. Следует немедленно:
1) расстрелять 10 000 чехов;
2) пообещать 1 000 000 рейхсмарок тому, кто поможет арестовать злоумышленников.
Гитлер всегда был охоч до чисел, и, если возможно, – покруглее.
После обеда Габчик с Либеной (пара всегда привлекает меньше внимания, чем мужчина, который идет один) отправляются за тирольской шляпой: небольшая зеленая шляпа с фазаньим пером сделает из Йозефа немца. И, подумать только, эффект от этого весьма условного маскарада превосходит все ожидания! К Габчику обращается эсэсовец в форме, спрашивает, не найдется ли огонька. Габчик, стараясь держаться как можно более чопорно, достает зажигалку и дает немцу прикурить.
Я тоже закуриваю. Я чувствую себя примерно так, как если бы был блуждающим по Праге графоманом-неврастеником. Пора, наверное, сделать паузу.
Нет, не получается никакой передышки. Надо все-таки пережить эту среду.
Расследование поручено комиссару Паннвицу[327], тому самому человеку в черном плаще, которого мы мельком видели в больнице, когда гестапо присылало его туда за новостями. Улики, обнаруженные на месте преступления, – Sten, портфель с противотанковой гранатой английского производства – ясно говорят о том, что за попыткой убийства протектора стоит Лондон. Паннвиц докладывает об этом Франку, тот снова звонит Гитлеру.
Нет, удар нанесен не внутренним Сопротивлением, так что вряд ли стоит прибегать к массовым репрессиям – это навело бы на мысль о сильном всенародном недовольстве. А покарав только подозреваемых и соучастников – с семьями, конечно, чтобы другим неповадно было, – мы свели бы событие к его истинному масштабу: действовали террористы-одиночки, а организовано покушение за границей. Речь идет прежде всего о том, чтобы общественное мнение не пришло к неприятному выводу, будто здесь вся нация взбунтовалась…
Странно, но Гитлера эта попытка склонить его к умеренно строгим мерам более или менее убеждает, массовые репрессии откладываются, тем не менее, повесив трубку, фюрер тут же набрасывается на Гиммлера. Как это так, значит, чехи не любят Гейдриха? Ну что ж, стало быть, мы найдем для них кого похуже! Правда, найти кого-то еще «похуже» Гейдриха – трудная задача, ее решение требует времени, но Гитлер с Гиммлером сразу же принимаются шевелить мозгами. Есть, разумеется, несколько эсэсовцев высокого ранга, которые вполне сгодились бы для организации бойни, но все они мобилизованы на Восточный фронт, где сейчас, весной сорок второго, у них и без того работы по горло. В конце концов выбор останавливают на Курте Далюге, который – надо же, как кстати! – лечится сейчас в Праге. По иронии судьбы генерал-полковник Далюге – начальник Главного управления полиции порядка, недавно удостоенный чина оберстгруппенфюрера СС, издавна главный соперник Гейдриха, хоть и далеко не такого размаха, как тот. Гейдрих всегда называл Курта не иначе как болваном или тупицей, и, если протектор очнется, он будет сильно обижен и раздосадован. Ладно, когда выздоровеет, тогда и подумаем, на какой высокий пост его назначить…
И тут-то как раз раненый открывает глаза после наркоза. Операция прошла хорошо, немецкий хирург настроен оптимистично. Конечно, придется понаблюдать за пациентом, ведь удаление селезенки – дело нешуточное, но вроде бы никаких осложнений не предвидится. Единственное, что удивляет врачей, откуда бы в ране и по всему телу пучки волос? Доктора не сразу поняли, что все дело в набитом конским волосом сиденье, которое было распорото во время взрыва. Рентгенограмма не давала уверенности в том, что мелкие осколки металла не попали в жизненно важные органы, но их там не оказалось, и медицинская пражско-германская элита может теперь вздохнуть спокойно. Лине сообщили о случившемся только в три часа дня, и с тех пор она не отходит от мужа. Еще пьяный от наркоза Рейнхард, еле шевеля губами, говорит ей: «Береги детей». Похоже, в эту минуту он не слишком уверен в своем будущем.
Тетушка Моравцова вне себя от радости, она бежит к привратнику: «Вы слышали про Гейдриха?» Да, слышали по радио, сегодня только об этом и говорят. Но называют при этом серийный номер велосипеда, оставленного на месте преступления. Ее велосипеда. Ребята забыли стереть напильником этот чертов номер! Радость мгновенно улетучивается, смертельно побледневшая Моравцова чуть не плачет, она разражается упреками в адрес парней: как они могли допустить такую оплошность! – но при этом готова прийти им на помощь. Эта женщина привыкла действовать, а уж сейчас точно не время для нытья. Она не знает, где скрываются парашютисты, но она должна их найти и, не думая об усталости, бежит искать.
По всему городу развешены красные плакаты на двух языках – так делается, когда нужно что-то сообщить местному населению, и этот плакат наверняка станет главным экспонатом будущей музейной коллекции. Вот какой там текст:
1. 27 МАЯ 1942 Г. В ПРАГЕ БЫЛО СОВЕРШЕНО ПОКУШЕНИЕ НА ИСПОЛНЯЮЩЕГО ОБЯЗАННОСТИ ИМПЕРСКОГО ПРОТЕКТОРА ОБЕРГРУППЕНФЮРЕРА СС ГЕЙДРИХА.
За поимку преступников назначается награда десять миллионов крон. Каждый, кто укрывает преступников или оказывает им помощь либо имеет сведения об их личности или месте пребывания и не сообщит об этом, будет расстрелян вместе со всей семьей.
2. В районе Праги вводится чрезвычайное положение с момента объявления настоящего сообщения по радио. Приказываю соблюдать следующие меры:
а) запрещается выходить из дома всем гражданским лицам с 21 часа 27 мая и до 6 часов 28 мая;
б) на это же время закрываются все трактиры, кинотеатры, театры, увеселительные заведения и останавливается весь общественный транспорт;
в) тот, кто, несмотря на этот запрет, в указанное время появится на улице, будет расстрелян, если не остановится по первому требованию;
г) о последующих мерах будет объявлено по радио.
К вечеру, в половине пятого, это постановление первый раз прочитали по немецкому радио. С пяти чешское радио передает его каждые полчаса, с 19.40 – каждые десять минут, с 20.20 до 21.00 – каждые пять минут. Думаю, те, кто жил в то время в Праге, если они живы еще и сегодня, могли бы пересказать этот текст наизусть слово в слово. С половины десятого чрезвычайное положение вводится по всему Протекторату. Между тем Гиммлер звонит Франку, чтобы передать новые директивы Гитлера: немедленно казнить сто самых значимых персон из взятых «для использования при любых обстоятельствах» с октября прошедшего года (то есть за время пребывания Гейдриха протектором) десяти тысяч заложников.
В больнице опустошают все шкафчики, где только может найтись морфий, чтобы облегчить страдания тяжелораненого.
Едва стемнело, начинается небывалая, совершенно безумная облава. В Прагу входят 4500 солдат и офицеров СС, СД, НСКК[328], гестапо, крипо и других полицейских частей, а кроме них – еще три батальона вермахта. Прибавив к ним чешскую полицию, получаем больше двадцати тысяч участников операции. Все пути доступа в город перекрыты, все автомагистрали заблокированы, улицы перегорожены, дома один за другим обыскиваются, у всех подряд проверяют документы. Я вижу, как то тут, то там останавливаются открытые грузовики и из них выпрыгивают вооруженные люди, вижу, как эти люди группами перебегают от здания к зданию, прочесывают улицы и дворы, как они, грохоча сапогами и бряцая сталью, наводняют лестницы, как стучат в двери, лающими голосами выкрикивают по-немецки приказы, выдергивают пражан из постелей, переворачивают вверх дном квартиры, орут на хозяев, хамят им. Эсэсовцы выглядят особенно дико, они вроде как совсем перестали владеть собой: носятся, словно буйные сумасшедшие, и стреляют по окнам – освещенным или просто открытым, опасаясь, видимо, что сами станут мишенями для затаившихся в домах снайперов. Прага сейчас больше чем город, где введено чрезвычайное положение, – можно подумать, здесь идет война. Полицейская операция, которую проводят таким вот образом, погружает столицу Чехии в состояние неописуемого хаоса. За ночь подверглись вторжению 36 000 квартир, а если учесть, сколько средств и сил на это было потрачено, результат кажется смехотворным. Арестован 541 человек, в том числе трое или четверо бродяг, одна проститутка, один несовершеннолетний правонарушитель и – все-таки! – один коммунист, руководитель Сопротивления, вот только не имеющий ни малейшего отношения к операции «Антропоид». 430 человек отпускают сразу же после проверки личности. И не находят никаких следов парашютистов-подпольщиков. Более того: даже и зацепиться не за что. Для Габчика, Кубиша, Вальчика и их друзей это была та еще ночка. Интересно, кому-нибудь из них удалось заснуть? Если бы удалось, меня бы это сильно удивило. Сам я, во всяком случае, сплю очень плохо.
