Василий Клёпов - Тайна Золотой долины. Четверо из России [Издание 1968 г.]
Вдалеке послышался лай собаки, резкий и гулкий, какой бывает только у овчарки.
— Уже гонятся, — сказал Димка и крепче натянул повод.
Я стал подхлестывать коня. Он проваливался по колено то передними, то задними ногами, и я вспомнил, как наш Лев Николаевич Толстой, рассказывая о последней схватке Хаджи Мурата с казаками, писал, что его лошадь вытаскивала из трясины ноги со звуком, какой бывает, когда вынимают пробку. Вот точно так хлопали пробки под ногами нашего буланого; даже все пузо у него покрылось черными ошметками грязи.
— Ё! — вспомнив, как понукал своих лошадей Камелькранц, кричал я. — Ё!
Скоро конь застрял в болоте всеми четырьмя ногами и, как я ни хлестал его, как Димка ни тянул за повод, все глубже погружался в трясину. Белка спрыгнула с буланого, мы с Димкой сняли с него и Левку, и вот тут наш буланый закричал, именно закричал пронзительным предсмертным ржанием, от которого мороз продирал по коже.
— Бедная коняшка! — нагнулась Белка к голове лошади. — Ой, ребята, она плачет…
Но надо было бежать. Собачий лай слышался уже явственно. Мы уложили Левку на носилки и отправились дальше: я — впереди, Димка — сзади.
— Быстрей, быстрей, Васька! — торопил меня Димка. — Я уже видел сейчас, как собака перепрыгнула через куст.
Но я не мог бежать быстрее. Глаза мне заливал проклятый пот, а самое главное — я должен был все время смотреть под ноги, так как почва качалась, и только оступись — упадешь в трясину вроде несчастного буланого.
— Клади носилки! — раздалась команда Димки.
Я обернулся, когда Белка, присев, подзывала к себе овчарку, а Димка выхватил из-за пояса топорик. В тот же миг собака страшным прыжком свалила меня на землю и с рычанием бросилась на Димку. Но он, отведя руку, замахнулся топором, и когда овчарка все-таки бросилась на него, со всего маха саданул ее по голове. Собака присела и, тихонько повизгивая, все еще пыталась прыгнуть на Димку, но он ударил раз, другой, и она ткнулась в землю. Димка пнул животное, оно не шевелилось.
— Пошли! — сказал, побледнев Димка, и мы снова понесли Левку вперед.
Лес редел. Хвойные деревья почти исчезли. Только изредка попадались лишенные ветвей небольшие сосенки. Виднелись ольха да какие-то неизвестные кустарники.
Я осторожно шел по колыхавшейся почве, стараясь выбирать места, заросшие кустарником, но и здесь было опасно — между незабудками и вёхом все чаще блестели предательские окна.
Ступив ногой в одно такое окно, я не мог удержаться. Выпустил из рук носилки и, ухватившись руками за жидкие ветки, почувствовал, что под ногами нет почвы.
— Ой! — взвизгнула Белка.
Димка бросился мне на помощь.
— Не подходи, утонешь! — сказал я, хлебнув ртом воды.
— Ты подожди, Молокоед! — крикнул мой хладнокровный друг. — Продержись еще немного.
Я отчаянно работал ногами, чувствуя, что как только перестану это делать, хрупкие ветки ольхи не выдержат тяжести моего тела.
— Держусь… Только ты быстрее!
Спустя несколько минут Димка подал мне конец носилок. Грязный и полуживой от холода, я выбрался на относительно прочную почву. Вздрагивая не то от холода, не то от опасного приключения, молча огляделся. Теперь мне казалось невероятным, что мы могли пролезть через такую топь.
— А я знаю, где мы находимся, — проговорила Белка. — Вот за той ольхой концлагерь, где я сидела. Вон — видите? — колючая проволока…
И верно, приглядевшись, мы хорошо различили, как вьется по болоту колючий забор. Ну и местечко же выбрали гитлеровцы! Тут ни за что не убежишь: если колючая проволока не задержит — в болоте погибнешь!
Мы свернули влево, чтобы уйти подальше от забора. Почва становилась суше, вдали мелькнули вода, берег какой-то реки.
Чтобы не терять даром времени, я прямо в грязной одежде полез в воду искать брод. Надо было во что бы то ни стало перебраться на ту сторону: нас могли настигнуть, и тогда никто не успел бы спрятаться.
Отыскав брод и подняв носилки, мы начали переправляться. На другой стороне реки долго шли по воде, чтобы сбить со следа собаку, если наши враги пустятся на поиски с другой овчаркой… Потом чуть не бегом бросились в кусты.
ЗАЖИВО ПОГРЕБЕННЫЕ
Вряд ли кто станет утверждать, что Соломоновы острова — райское местечко, хотя, с другой стороны, есть места и похуже.
Джек Лондон. «Страшные Соломоновы острова»— Из нас троих, — сказал я, — больше всех имеет право на отдых Молокоед. Димка нес носилки только часть пути, Белка уже отдохнула, так что прошу не обижаться, если я застряну на берегу…
Дело было, конечно, не в усталости. Я просто решил взять самую опасную роль — отвлечь в случае необходимости погоню.
Итак, Димка и Белка взвалили рюкзаки, подхватили носилки и отправились дальше от реки, а я выбрал удобный наблюдательный пункт и стал следить за тем, что происходило вокруг. Из моего укрытия были видны оба берега и значительная часть противоположного склона. Минут через тридцать я снова услышал собачий лай, а потом увидел и овчарку. Собака бежала, наклонив морду к самой земле, часто фыркала, останавливалась и отрывисто гавкала, давая сигнал хозяевам. У того места, где мы переправлялись, овчарка сбилась со следа и беспокойно забегала. Берег огласился жалобным визгом.
Отчаявшаяся в поисках собака уселась и, подняв морду, принялась скулить. В лесу меж деревьями мелькали тени двух человек. Через минуту к ним присоединилась третья, и вскоре я увидел Камелькранца, Паппенгейма и протрезвевшего Думмкопфа.
Братья, видимо, совсем выбились из сил, они часто спотыкались. Уже почти у самого берега Камелькранц полетел кувырком, и Паппенгейм, нагнувшись, помог ему подняться. Выставив вверх свой безобразный горб, карлик растирал ногу…
Потом преследователи долго возились с овчаркой, заставляя ее снова отыскивать след. Они осмелились даже войти в воду. Я хохотал про себя, видя, как они перлись через реку прямиком и как горбун вернулся назад, потому что глубоко, а он, видимо, не умел плавать. Паппенгейм благополучно переплыл, повозился-повозился с овчаркой, которая отказывалась его слушать, и вернулся к Камелькранцу.
Немцы покричали что-то друг другу, Камелькранц все же решил, видимо, найти брод. К нашему счастью, он начал искать его не там, где мы переправлялись, а выше по течению. Сам того не подозревая, он уводил собаку все дальше и дальше от нашего следа…
Я не стал больше ждать и побежал догонять своих. Они ушли довольно далеко, и когда я нагнал их, Белка уже еле-еле плелась.
— Привал! — весело скомандовал я и рассказал все, что видел.
Уже после полудня мы вышли к опушке. Я оставил товарищей в лесу, а сам решил оглядеть местность. Ни живой, души вокруг! Прямо к чаще примыкали заброшенные поля, а неподалеку виднелось какое-то строение. Осмелев, я направился к нему и вскоре убедился, что передо мной обгоревшие развалины каменного дома. Большие кучи очень толстого шифера покрывали камни. На месте ворот лежала вывеска. На ней еще можно было прочесть витиеватую надпись готическим шрифтом: «Штейнбах».
Через несколько минут мы были в развалинах. Под уцелевшим кусочком крыши устроили роскошную постель из сорняков, которые росли здесь всюду, и Левка, улегшись, сразу принялся острить:
— Ты не помнишь, Молокоед, что говорил Ситка Чарли по поводу хижины, в которой нет хозяина?
— Думаю, Чарли поступил бы вроде нас: расположился бы в ней и — все.
Мы пообедали тем, что приготовила в дальнюю дорогу баронесса, и настроение у нас повысилось.
— Не составить ли нам опись имущества нашей экспедиции? — шутил Димка, напоминая о том, как мы готовили когда-то свой поход в Золотую Долину.
— Белка, ты не забыла захватить мокасины?
Мы уже чувствовали себя на свободе и впервые после многих недель веселились, готовы были смеяться над каждым пустяком.
— Ну, Белка, — сказал я, вставая из-за стола (столом нам служил широкий кусок шифера), мы с Димкой пойдем на разведку, а ты приготовь пока дрова.
Вокруг было много всяких досок и щепы, так что забота о топливе отпадала сама собой. А местность надо было осмотреть обязательно.
Везде виднелись следы страшного запустения. Брошенные поля, повалившиеся изгороди, ржавые сельскохозяйственные орудия — все говорило о том, что здесь было большое имение, которое оставлено владельцами на произвол судьбы. Мы нашли на территории имения небольшой пруд и замерли от неожиданности, когда увидели, что под водой устремились к нам десятки и сотни рыб.
— Карпы, — восхищенно прошептал Димка. — Видишь, они нас совсем не боятся, наоборот, ждут подачки…
Мне рассказывал однажды Заремба, что в одном немецком имении он видел пруд, в котором развелось много рыбы, и пленные часто, когда их мучил голод, ходили туда и ловили карпов. Димка, видимо, тоже вспомнил эту историю. Он живо сбегал в разваленный дом и принес кусок шпагата. К шпагату привязал самый обыкновенный крючок, каким обычно застегивают шубы и воротники у пальто. Повыше крючка прикрепил к шпагату корочку хлеба.
![Василий Клёпов - Тайна Золотой долины [Издание 1958 г.]](/uploads/posts/books/215618/215618.jpg)
