Иштван Фекете - История одного дня. Повести и рассказы венгерских писателей
Она попрощалась с Арпадом за руку.
— Заходи к нам в магазин, — сказал он. — Или позвони.
— Позвоню, — ответила Элфи.
Так они расстались. Элфи, успокоенная, поднялась по лестнице. В ней появилась совсем крошечная, но какая-то злая отвага. Если спросят ее, где она весь день пропадала, почему бросила детей, она не будет молчать… Все выскажет. Что она не служанка… Если она не нужна им в Америке, то н здесь пусть обходятся без нее. И скажет дяде Шандору, что обязательно вернется в парикмахерскую.
Она позвонила, так как утром не взяла с собой ключа. Два резких, коротких звонка.
Дверь открыла Аги, окинув ее каким-то особенно недобрым, уничтожающим взглядом.
— Все-таки надумала домой вернуться?
— А тебе какое дело?
— Сейчас увидишь… Иди-иди, за все получишь…
Элфи сняла пальто, повесила его в шкаф. Аги стояла рядом наблюдая. Глаза ее светились ненавистью и затаенной завистью.
— Мама плакала, и ей стало плохо… Пришлось врача вызывать из-за тебя!
Элфи оцепенела… Она не понимала.
В проеме открывшейся двери показался дядя Шандор.
— О, пришла, барышня! Отыскалась… Не прыгнула в Дунай, а? Хороший поступок, нечего сказать… В такое время бросить мать, у нее и без того голова кругом идет. Ай-яй-яй, вот уж поистине заслужила ты ее любовь, скажу я тебе, заслужила!..
Элфи все еще ничего не понимала. Мама плакала из-за нее? Думали, что она бросилась в Дунай?
Дядя Шандор подошел к ней, взял за руку и ввел в комнату. Мама лежала на диване с повязкой на голове. Увидев Элфи, она еще громче зарыдала и протянула к ней руки.
— Доченька… Моя старшая доченька… Элфика.
Элфи бросилась к ней, обняла и, покрывая поцелуями ее лицо и поглаживая волосы, повторяла;
— Мамочка, дорогая мамочка!
Они сидели обнявшись и плакали. Элфи теперь поняла все. Мама почувствовала, сердце ей подсказало, что Элфи утром чуть не умерла… Что она хотела умереть. Мама догадалась, что дочь, бродя по городу, ищет смерти. Ей казалось, что она никогда больше не увидит своей старшей дочери. Что Элфи сделает то, что задумала…
Дядя Шандор, засунув руки в карманы, насупившись стоял у стола. Он смотрел на них. На лице его сменялись то смущение, то неприязнь, то ярость и злоба, но он только покашливал. Бормотал что-то. Он такого еще в жизни не видел! Мать и дочь… Хм… Хм…
— Так знай же, — крикнула ему мать, — если ты не возьмешь мою дочь, я тоже не поеду! Без нее я не поеду, помни!
Дядя Шандор лишь пожал плечами и, махнув рукой, пробормотал:
— Мне все равно. Пусть едет. Что ж поделаешь, если вы жить не можете друг без друга… Дайте поужинать… Не умирать же мне с голоду…
Мать сняла с головы повязку. Еще раз поцеловала Элфи.
— Доченька… Совсем взрослая моя дочь… Ты поедешь с нами в Америку.
Элфи промолчала… Но ведь ее и не спрашивали. Это даже и в голову никому не пришло! А если бы спросили? Что бы она ответила? Мама, дорогая мама… Она тоже не поедет, если не возьмут ее дочь…
Мать встала, вышла в кухню приготовить ужин. А Элфи велела позвать с улицы мальчиков и разыскать Дунди, она, наверное, опять у соседей.
— Что бы мы стали делать без тебя? — горько вздохнула мать.
Элфи спустилась во двор за мальчиками, проследила, чтобы они вымыли руки в ванной. Затем привела домой Дунди и сразу же стала накрывать на стол. После ужина мама сказала, что посуду мыть не надо, велела уложить малышей спать и ложиться самой. Дядя Шандор весь вечер звонил по телефону. Битый час договаривался о какой-то машине и деньгах. Элфи вспомнила о «кавалере» Бэби Нейлон. Наверное, дядя Шандор разговаривает с таким же. Он доставит их к границе. Но дядя Шандор говорит, что такой суммы он заплатить не может, придется ехать поездом. Потом он позвонил тете Гизи. Элфи лежала в постели, Дунди посапывала рядом с ней. Сквозь сон она слышала, как дядя Шандор говорил и о ней…
— Рожика выплакала, чтобы мы взяли и ее… По-моему, зря, мы допускаем ошибку… здесь у нее отец, пусть позаботится о дочери. Ну ладно, я не настолько жесток… Там тоже нужны парикмахеры… К тому же она будет помогать в дороге Рожике… Присматривать за детьми…
Неужто и там нужны парикмахеры? Значит, в Америке она станет парикмахером?
Слезы сами по себе медленно потекли у нее из глаз. Она обещала Арпаду позвонить. Но откуда звонить? Может быть, из Америки? Что же ей делать, что? Мама… Дунди… Она не может оставить их…
До отправления поезда остается еще двадцать минут, а он уже набит до отказа. Пассажиры облепили все окна. На узком перроне толпятся провожающие. Хромоногий старик, ковыляя по камням, пытается слабым голосом перекричать весь этот неописуемый шум, пыхтение паровоза, скрип тележек и рокотание репродуктора.
— Кто едет в Нью-Йорк? Кто едет в Нью-Йорк? — твердит старик, вытягивая тонкую шею.
Люди смотрят ему вслед, затихают разговоры, кое-кто улыбается. Юноше с синей сумкой в руке, стоявшему на подножке вагона, стало жаль старика.
— А в чем дело? Я поеду туда…
— Тогда скажи моему сыну, Ене Ковачу… Не забудешь? Ене Ковач, вот его адрес. — и он передает бумажку. — Скажи ему, что мы тоже поехали бы, но никак нельзя, у мамы очень плохо с ногами…
Парень берет записку, разглядывает ее, прячет в карман. Затем пристально смотрит на старика. Должно быть, очень плохо с ногами у его жены, если этот хромоногий старик с худой шеей считает себя по сравнению с ней молодцом хоть куда!
Элфи стоит у окна, держа на руках Дунди. Рядом с ними прильнули к стеклу Лаци и Шани. Аги, как всегда, ворчит — ей не хватило места у окна, и зря она хнычет — там в самом деле негде поместиться, а дяди Шандора нет здесь, чтобы заступиться за свою любимицу. Он еще позавчера уехал в Дьер, чтобы все подготовить для следования дальше. Уже прислал телеграмму, чтобы они отправлялись в полдень, он будет ждать. Все в порядке.
С тех пор как мама сказала: «Доченька, ты поедешь с нами в Америку», пошел уже третий день, точнее, два дня и две ночи. Сегодняшний нечего считать, ведь еще очень рано — они пришли к поезду чуть свет, чтобы занять места. Вот намучилась бы мама, если бы ее, Элфи, не было с нею! Пожалуй, она и в вагон бы не села. Наверняка бы не села. С четырьмя малышами! Мама вымолила у дяди Шандора разрешение ехать и ей вместе с ними. Двух дней и ночей, миновавших с той поры, оказалось явно недостаточно даже для того, чтобы хорошенько подумать обо всем случившемся. Вчера Такачи, купившие у них квартиру, уже вселились. В одной комнате спали новые жильцы, в другой — старые. Дело дошло даже до ссоры из-за гардины, которую жена Такача так и не отдала, уверяя, что ее стоимость входит в счет тридцати тысяч. Мама плакала, но ничего не могла поделать. Она собрала из всех шкафов старые платья и кое-какое тряпье из шкафа в передней, собрала игрушки и позвонила бабушке, чтобы та пришла за ними. Все просила не сердиться, что сама не может принести, и даже Элфи не может послать, некогда, совсем с ног сбились в сборах. И только теперь, по телефону, она сообщила бабушке, что они уезжают за границу. Иначе бы бабушка так и не узнала! Да и звонила-то не из дому, а из чужой квартиры, от доктора. Но при чем тут мама? До самой последней минуты шли только разговоры об отъезде, она не хотела раньше времени говорить, давать повод Для кривотолков. А теперь это так внезапно нагрянуло. Столпотворение вавилонское! Такое состояние, будто крыша горит над головой, которую, между прочим, сами же и подожгли. Когда раньше, бывало, выезжали отдыхать на Балатон, и то больше имели времени, успевали как следует уложить вещи, собраться.
Пришла бабушка, одна, без дедушки. Он не захотел идти. Дедушку прямо-таки поразило внезапное известие. Сидит теперь дома, никуда не выходит и все руками разводит. У него в голове не укладывается, как можно пуститься в такую дальнюю дорогу, да еще с пятью детьми! Но теперь уже бесполезно говорить, пустая трата слов. Глава семьи уже ждет их в Дьере, квартиру продали — жребий брошен. Сами сделали себя бездомными бродягами, больше некого винить. Это бабушкины слова. Она не плакала, скорее сердилась и весьма сдержанно проявляла свою печаль, словно еще не осмыслив по-настоящему, что ее дочь с пятью внучатами внезапно отправляется на другой конец света.
Лишь Элфи она пожелала оставить у себя, выразив свое желание весьма кратко:
— И ее забираете! А ведь я ее вырастила!
Но мама заплакала, приговаривая, что без Элфи она не поедет. Жалуясь, что у нее и без того тяжело на сердце, просила бабушку не отнимать у нее Элфи.
— Ладно уж, — вздохнула бабушка. — Ты ее родительница!
А у Элфи опять не спросили. А если бы спросили, что бы она ответила? Кто может собраться с мыслями в такое время, когда над головой у него загорелась крыша? Она даже с отцом не простилась… Даже родной отец не знает, что его дочь уезжает в Америку. Мама сказала, что можно написать ему, когда они пересекут границу. Теперь же нет ни времени, ни возможности поговорить с ним. Он, очевидно, не станет возражать. А почему бы и не согласиться? За границей дочь его ожидает лучшее будущее, чем здесь, на родине. Но если намерение увезти его дочь не понравилось бы ему и он бы воспротивился, то возникли бы крупные неприятности и неразрешимые трудности. Лучше уж не говорить ему. Если бы он был хорошим отцом, то должен был больше заботиться о своей дочери.
