Александр Косарев - Картонные звезды
При этом он выразительно тычет рукой в сторону увязшего грузовика. Делать нечего. Начинается извечное российское действо, которое называется хоть витиевато, но точно: извлечение бегемота из болота. Разворачиваемся, цепляем трос, потихоньку газуем. Одна попытка, вторая. Безрезультатно. Делаем маневр наличными силами. Теперь Басюра пересаживается в завязшую машину, а я сажусь за руль хозяйственного грузовика. Стулов принимается нами командовать, а капитан, брезгливо отряхиваясь, устраивается в сторонке, на лежащей у дороги измятой железной бочке. Еще три или четыре энергичные попытки и задача выполнена. Расцепляемся, разворачиваемся. Сматываем трос. Грузимся сами.
— А это кто такой? — внезапно интересуется Стулов, уже поднявшись на подножку машины.
Одной рукой он держится за баранку, а другой удерживает изуродованную дверцу машины. Но взгляд его устремлен поверх крыши кабины, куда-то влево от дороги. Поворачиваемся и мы. По болотистой низменности, в направлении дороги, пошатываясь и спотыкаясь, бредет какой-то человек.
— Щербаков, Косарев, — кивает в его сторону лейтенант, — сбегайте, доставьте-ка его сюда по-быстрому, что-то он мне не нравится. Одет он как-то не так.
Почему этот кто-то одет не так как все, выясняется довольно скоро. Уже подбегая к незнакомцу, мы отчетливо слышим громко и с чувством произносимые весьма специфические выражения, более уместные на Магаданских приисках, нежели на Вьетнамских равнинах.
— Твою мать… — бубнил мужчина, с трудом выдирая ноги из липкой грязи. — Вот… повезло-то, вот… угораздило.
— Ты что, никак русский?! — наивно воскликнул я, подхватывая его под руку.
— А что, неужели не видно? — резонно огрызнулся он. — Да, а куда это меня занесло? И черт нас дернул взять южнее…
— Мы и сами понятия не имеем, где теперь находимся, — Щербаков принимается помогать летчику передвигать словно спутанные ноги, — впервые сюда попали.
— Так где же мы? — продолжал выспрашивать летчик, будто не слыша наших ответов. — Когда вы доставите меня на аэродром? Учтите, я спешу! Мой доклад непременно нужно доставить командованию.
— Он явно в шоке, — сообразил я, — ум за разум заходит. Ему бы поскорее в госпиталь, а не на аэродром.
Дотащив летчика до машины, мы осмотрели его более внимательно. Не найдя никаких серьезных ран, кроме обширного свежего синяка на правой скуле, мы оперативно смазали йодом мелкие порезы и в качестве успокоительного налили полстакана «змеиной» настойки. Тот с жадностью выпил ее и попросил еще.
— Хватит ему для начала, — не разрешил капитан. — Средство и так достаточно сильное.
Стулов усадил обмякшего летчика в кабину хозяйственной машины, а остальные принялись гадать, что с ним делать дальше. С одной стороны, выручить попавшего в переделку соплеменника было долгом воинской чести, а с другой — срывались наши собственные планы. Было ясно и без длительных расспросов, что аэродром, с которого взлетел сбитый пилот, находится далеко на севере. Возвращаться туда, значит, потерять еще один день, как минимум. Да и оттуда придется возвращаться, а это еще один день. Капитан явно находится в замешательстве. Но через пять минут машины продолжают движение в прежнем направлении. Примерно через пятьдесят километров выясняется, куда мы правим. На краю обширного озера, втиснутого среди двух живописных холмов, замечаем несколько антенных стоек и пеленгатор. Он прекрасно замаскирован сверху громадной зеленой сетью, натянутой между двух высоких деревьев. Неподалеку от машины две почти полностью заглубленные в землю постройки. Выясняется, что это бомбоубежище, совмещенное с жилыми помещениями. Обслуживающий персонал минимальный. Десяток солдат, два офицера и прикомандированный специалист из СССР. Видимо, именно он и был больше всего нужен нашему командиру. Воронин немедленно отводит его в сторонку и о чем-то долго с ним беседует. Нашу же машину немедленно обступают местные воины. С выражениями глубокой озабоченности на лицах они осматривают наши изувеченные грузовики и покачивают при этом головами. Но, конечно, больше всего их привлекает наша пушка. Завистливо глядя на нее, они всячески провоцируют нас дать из нее хоть одну очередь.
— Ну конечно, как же, раскатали губищи-то, — недовольно бормочет Щербаков, ревниво прикрывая нашу спасительницу, — мы еле-еле патроны к ней нашли, а они хотят, чтобы мы их просто так выпустили в воздух. Хрен им!
Переговоры несколько затягиваются, и, понимая, что быстро мы отсюда не уедем, спускаемся вниз размять ноги. На вьетнамской «точке» царит просто образцовый порядок. Ни бумажки праздно валяющейся, ни даже окурка. Сразу вспоминается перманентный хаос, царивший в нашем собственном лагере. Здесь же прямо стерильная чистота, порядок и благолепие. Чувствуется, что поработала чья-то творческая и в то же время рациональная натура. Так, через явно заливаемую во время ливней промоину даже перекинут аккуратный мостик. Он хлипок на вид и ненадежен, но изящен и функционален. Можно отметить и две красиво вырезанные деревянные урны, врытые у занавешенных плотной сеткой входов в землянки. Посмотреть со стороны, так просто дом отдыха в миниатюре.
Расползаемся кто куда. Тоже любопытно посмотреть, как другие люди живут. Спускаюсь по ступенькам в землянку и рот мой непроизвольно растягивается чуть ли не до ушей. Чистюли пеленгаторщики, оказывается, спят в гамаках, которые, если смотреть строго объективно, будут даже похуже наших. Поворачиваюсь к другой стенке. На специальной деревянной вешалке висит оружие. Самое разное. Карабин СКС соседствует с трехлинейной винтовкой Мосина, а та, в свою очередь, прекрасно чувствует себя рядом с ободранным ППШ времен Второй мировой. «Наверное, от нас заразились такой разносортицей, — комментирую я про себя такой удивительный разнобой. — Значит, не одни мы бедствуем, у братцев-вьетнамцев те же самые проблемы». Слышу призывный звук автомобильной сирены и выбираюсь наружу. Оказывается, все уже погрузились.
— Садись скорее, — машет мне капитан, — поедем пилота пристраивать.
Пока мы едем, Преснухин рассказывает последние новости. Оказывается, примерно в двадцати километрах от нашего местоположения существует маленький, всего в одну полосу, аэродромчик, на который может совершить посадку санитарный самолет. Используется он редко, но для того, чтобы забрать подобранного летчика, туда специально за ним прибудет «кукурузник». Об этом пеленгаторщики в присутствии капитана попросили авиаторов, с которыми поддерживали ежедневную связь. И нам следовало лишь подвезти туда нашего нежданного попутчика. С такой задачей мы справляемся легко. Распугав резкими гудками клаксона небольшое стадо светло-бежевых, коровенок, выезжаем на территорию аэродрома. С виду его ни за что не отличишь от обычной насыпной дамбы, которые в изобилии воздвигнуты трудолюбивыми вьетнамскими руками по всей стране. Справа и слева простираются необозримые клетчатые поля, а для посадки самолета имеется лишь крохотное пространство не шире двадцати метров. Сильно порыжевшие стальные пластины посадочной полосы тянутся в коротко скошенной траве насколько хватает глаз. От нечего делать стучим по ним каблуками, проверяя на прочность. Ничего, еще вполне крепкие, самолет выдержат. Ждать аэродромную команду приходится не так долго. Из идеально замаскированного убежища вылезают несколько удивленных вьетнамцев. О нашем появлении они явно не были оповещены заранее, но все равно весьма дружелюбны и предупредительны. Показывают на мои часы и дают понять, что ожидают самолет через четверть часа. Заваливаемся на траву и предаемся неожиданно перепавшему отдыху.
К нашему неудовольствию, самолет прилетает раньше намеченного срока. Крутой профессиональный вираж и раскрашенный аляповатыми кляксами Ан-2 едва не плюхается растопыренными колесами в рисовые заросли. Но в последний момент летчик исправляет глиссаду и сажает машину точно на дамбу. Пока мы грузим в салон обмякшего после укола летчика, пока беседуем с довольно не плохо говорящим по-русски пилотами «санитарки», Воронин успевает написать некое послание, которое вскоре вручает для передачи более значимым авиационным начальникам. О чем он пишет — неизвестно, но, видимо, просит оказать ему содействие в работе с подведомственными пеленгаторами. Но на этом дело не заканчивается и еще через несколько часов мы добираемся до следующего пеленгаторного поста. В отличие от первого, тот установлен на высоком холме и оттуда открываются поистине фантастические виды. Взобравшись на наблюдательную вышку, выставленную на обрыве, я с восторгом осматриваю окрестности с помощью четырехкратного бинокля, сожалея в душе, что у меня с собой нет даже плохонького фотоаппарата. Здесь мы тоже долго не задерживаемся. Каких-то пятнадцать-двадцать минут, и Стулов начинает сгонять нас к машинам. Уже сидя в самодельном кузове, наблюдаем, как Воронин тепло прощается с начальником поста. Они азартно трясут друг другу руки и улыбаются так, словно родные братья, сто лет не видевшие друг друга. Наконец их руки расцепляются и сияющий, словно новый пятак, капитан запрыгивает в кабину.
