Вольфган Дирих - Бомбардировочная эскадра «Эдельвейс». История немецкого военно-воздушного соединения
Мы начали заход на бомбометание. Когда штурман направлял меня, я случайно посмотрел вниз через носовую часть и заметил трассеры, приближавшиеся прямо к нашему носу. Инстинктивно я резко повернул руль влево; все произошло очень быстро. Два коротких, резких удара сотрясли нашу машину. „Они попали в нас, – сухо сказал Зепп. – Но куда?“ Я ничего не видел, и у меня не было времени, чтобы посмотреть, потому что мы готовились сбросить наши бомбы. Новый удар сотряс мой самолет, и в тот же самый момент мы услышали ужасный грохот, доносившийся снаружи, – тяжелые зенитки палили прямо в нас! Сбросив бомбы, вся группа отвернула влево. Внезапно неровное завывание в двигателях заставило меня насторожиться. Я так испугался, что на долю секунды кровь застыла у меня в жилах, – поврежденные двигатели – вынужденная посадка – „сыграть в ящик“. Эти три понятия неожиданно сложились у меня в уме в мрачное будущее. У меня совсем не было времени посмотреть на свои приборы, я должен был полностью сконцентрироваться на маневрах ведущего самолета, чтобы не протаранить его. Передвигая рычаги секторов газа, я пытался вывести двигатели на прежние обороты. Все было безуспешно! Ужасное завывание в двигателях возрастало все больше и больше, шум был такой, что мог заставить мертвеца вертеться в могиле. „Бомбы попали в точку, герр лейтенант, – сказал Зепп из нижней огневой точки и, не переводя дыхания, продолжил: – Мы потеряли все наше масло, все, что течет, иссякает!“
Мы теперь снова летели по прямой, и я получил возможность проверить показания приборов своих двигателей. Это была правда – температура масла и охлаждающей жидкости уже зашкаливала. Взглянув на правое крыло, я понял, в чем дело. Странно, что крыло вообще все еще было на месте. Справа, около двигателя, было сплошное решето размером 90 на 45 см. Должно быть, произошло прямое попадание или, по крайней мере, очень близкий разрыв! Правый двигатель все еще работал, хотя и на пониженных оборотах. Но поскольку температура росла, я должен был его остановить, чтобы избежать риска возникновения пожара. Я покинул боевой порядок и радировал лидеру: „Правый двигатель вышел из строя. Попытаюсь вернуться на базу“. Группа прошла мимо меня. Со мной в качестве эскорта остались четыре истребителя, которые кружили вокруг моего самолета, летевшего теперь на сильно пониженной скорости. В пределах 40 минут я должен был оказаться над нашими позициями. Но что это? Теперь и левый двигатель начал работать неровно. Этого еще не хватало! Я убрал газ и прислушался к звуку двигателя. Он снова заработал равномерно. Но мне пришлось терять высоту, поскольку скорость уменьшилась. Я должен был бороться за каждый десяток метров. Я перезапустил правый двигатель, дал полный газ и с вибрацией в обоих двигателях набирал высоту до тех пор, пока указатель температуры снова не достиг предельного значения. Тогда я снова остановил правый двигатель, но мы выиграли почти 600 м. Так это и продолжалось – то вверх, то снова вниз. Мы уже были над расположением наших войск. Покачав на прощание крыльями, истребители эскорта направились домой. Я еще раз обдумал ситуацию. Я не хотел совершать вынужденную посадку на недавно оккупированной территории; с имевшимися на ней наземными коммуникациями нам потребуется не меньше недели, чтобы вернуться на нашу авиабазу. Мы могли продолжать лететь, пока оба двигателя в конце концов не заклинит, или добраться до первого аэродрома на немецкой земле. Если же двигатели продержатся достаточно долго, то я смог бы даже вернуться на свою базу.
В 21.00, когда мои друзья уже приземлились, мы, наконец, заметили внизу аэродром. С высоты 700 м я хорошо видел его. Выстрелив две красные сигнальные ракеты, обозначавшие аварийную посадку, начал снижаться. Приложив достаточно усилий, я все же смог опустить рычаг выпуска шасси; но я не знал, было ли оно повреждено и не разрушится ли во время посадки. Так или иначе, но мы позаботились о том, чтобы затянуть наши привязные ремни. Аэродром был не очень большим, а территория вокруг него была занята стоянками истребителей.
Я уже достиг края летного поля, но моя скорость была еще слишком высока, потому что закрылки не действовали – они были оторваны! Мы пересекли половину поля прежде, чем смогли коснуться колесами земли, и затем на скорости более 150 км/ч, бешено трясясь, понеслись к группе припаркованных Ме-109, на которых все еще работали несколько механиков. „Это катастрофа, – мелькнуло у меня в голове. – Чтобы плюхнуться „на живот“, надо заставить шасси сложиться“. К этому моменту мы были приблизительно в 360 м от других самолетов. Приступим! Я толчком прибавил обороты левого двигателя и повернул вправо настолько энергично, настолько мог. Конечно же стойки шасси не выдержат такого резкого изменения направления и отлетят! Самолет накренился на правый борт приблизительно на 60 градусов и… покатился в новом направлении прямо к свободному пространству на краю аэродрома. Там я, по крайней мере, не рисковал убить людей или разрушить самолеты. Я проскочил этот промежуток, и наконец – наконец! – перескочив через несколько канав, остановился на картофельном поле приблизительно в 300 м от края аэродрома. Шасси все еще были на месте. Вот так всегда: если вы не хотите, чтобы что-то сломалось, так это обязательно произойдет; если же однажды вы попробуете это сломать, оно останется в целости, чтобы вы ни делали!
Мы выбрались наружу и, переводя дух, смотрели, что происходит вокруг нашего „Генриха“.[38] Тем временем появились несколько человек из истребительной группы, которая сопровождала нас и которая, как оказалось, размещалась здесь. Вместе с бортинженером они участвовали в осмотре нашей потрепанной птицы. Стало очевидно, что в крыло в 80 см от правого двигателя попали два 40-мм снаряда, они разрушили главный лонжерон крыла и вырвали около 2 м2 обшивки нижней поверхности. Эти снаряды, разорвавшись прямо около двигателя, изрешетили всю его гондолу, масляный и топливный баки. Также в крыле были несколько пулевых пробоин, а в нижнюю часть попали осколки зенитных снарядов. Еще до наступления темноты я сообщил о благополучной посадке и о повреждениях самолета в наш штаб. Так что мы снова избежали неприятностей! Было чудо, что ни один из нас не был ранен, и это заставило всех нас еще сильнее поверить в то, что пули, предназначенные нам, уже выпущены».
24 мая 1940 г. Гитлер отдал приказ немецким бронетанковым войскам около Дюнкерка остановиться на линии Гравлин – Сент-Омер[39] – Бетюн. Несмотря на то что его части были потрепаны в боях, Геринг самонадеянно сказал фюреру: «Мой фюрер, оставьте уничтожение врага, окруженного в Дюнкерке, мне и моим люфтваффе». Это означало быстрое изменение планов для KG51. Вылеты против французских аэродромов и коммуникаций закончились, а целью стал Дюнкерк.
Эскадра один за другим выполняла вылеты против британских войск, которые потоком отступали с фронта во Фландрии к Дюнкерку. Союзники начали операцию «Динамо» по спасению британской армии.
Невероятное сборище маленьких кораблей и катеров, рыболовецких траулеров, буксиров с грузовыми лихтерами, частных яхт и моторных лодок вперемежку с эсминцами и торпедными катерами, до отказа заполненные солдатами, устремилось через Ла-Манш. В первый раз эту операцию прикрывали 200 новых «спитфайров», которые до этого держали в резерве; они причиняли тяжелые потери соединениям немецких бомбардировщиков, которые непрерывно атаковали начиная с раннего утра.
27 мая 1940 г. III./KG51 для своего 53-го вылета в ходе Французской кампании подняла двенадцать Не-111 против войск, сосредоточенных вокруг Дюнкерка. В 10.09 из Ландсберга на разведку на своем самолете 9K+BD взлетел командир эскадрильи майор Кинд, сопровождаемый шестью машинами из 7-й эскадрильи. Пять машин 8-й эскадрильи во главе со своим командиром гауптманом Шенком фон Швайнбергом поднялись в воздух в 10.10 из Бад-Вёрисхофена.
Мощный зенитный огонь и многочисленные английские истребители не помешали им сбросить на цели 160 бомб SD10 и 204 бомбы SD50.[40]
Экипаж лейтенанта Гилда, в составе обер-ефрейтора Кассегера, фельдфебеля Канневура, обер-ефрейтора Бартельта и обер-фельдфебеля Гёртлихера, был объявлен пропавшим без вести, и позднее стало известно, что они погибли в бою около Дюнкерка.
Спустя приблизительно пять часов «хейнкели», некоторые из которых имели пулевые пробоины и дыры от осколков, приземлились на аэродроме Франкфурт-Рейн-Майн, где их заправили для следующего вылета; пробоины были наскоро залатаны, а раненые члены экипажей получили медицинскую помощь.
Через два часа восемь Не-111 из 7-й и 8-й эскадрилий снова взлетели и сбросили 250 бомб SD50 на свою цель – порт и город Дюнкерк.
Обер-лейтенант Бергер из II./KG51 и его экипаж все еще проделывали длинный путь, когда увидели в небе гигантские столбы дыма. На Ju-88 они взлетели из Лехфельда в 12.23. Бергер и его штурман, обер-фельдфебель Блумхофер, напряженно сконцентрировались на корабле, который был их целью. Начало пикирования выглядело хорошим. Однако корабль предпринял энергичный маневр и вышел из поля зрения бомбового прицела. Вынужденные прервать атаку, они выровняли полностью загруженную машину и начали заход для повторного пикирования. Фельдфебели Пульс и Пертл прикрывали их сверху из MG15. Едва Пульс сменил пустой барабан и стал стрелять снова, он заметил пять «спитфайров», которые, незаметно подкравшись, разворачивались для первой атаки. После первой же очереди на его пулемете разорвало ствол, и в тот же самый момент «юнкерс» был поврежден. Один двигатель встал, и Бергер в целях безопасности повернул к побережью. Когда пилоты «спитфайров» увидели, что экипаж покалеченной машины прекратил огонь и, судя по всему, больше не сможет стрелять, они выполнили последний круг и, покачивая крыльями, некоторое время сопровождали «калеку», держась около законцовок его крыла. Война в воздухе, хотя и была жестокой, все еще не выходила за рамки рыцарского кодекса.
