Игорь Подбельцев - Июльский ад (сборник)
— Скоро узнаете! — ощерился Митя. — И прошу не перебивать. Я буду наводить в вашем паршивом хуторе новый немецкий порядок. Прошу меня слушаться беспрекословно, иначе я… Короче: я скор, быстр на руку…
— Прошу прощения! — раздался из толпы хуторян чей-то старческий голос. — А как же к вам обращаться? Как вас по батюшке кличут-то?
Митька Клык криво усмехнулся, поправил ремень немецкого автомата.
— Много будете знать, скоро состаритесь!.. Никаких отчеств: зовите меня просто — господин полицейский. Ясно? А теперь, хуторяне дорогие, — по домам! Я вас позже навещу всех и разъясню, что от вас требуется для немецкой власти. Разъясню каждому — ин-ди-ви-ду-аль-но! — и к Васечке подёрнулся. — Ну, сынок безусый, и помощничек мой верный, веди меня к себе. В гости приглашай!
— Слушаюсь! — испуганно выдохнул Васечка, прикладывая руку в варежке к шапке.
— Не надо козырять! — досадливо поморщился Клык. — Не люблю я этого… Самогон дома имеется? Ну и лады. Пошли, сынок безусый…
СТАЛИН ДАЁТ «ДОБРО»
Ротмистров всё оставшееся до визита к Сталину время очень волновался и переживал. Ещё бы! Он отлично, можно даже сказать, до предела был напичкан более чем многочисленной информацией, слухами о непредсказуемых решениях Иосифа Виссарионовича: Верховный одним взлётом бровей мог мгновенно возвысить любого человека необъятного Союза Советских Социалистических Республик до немыслимых для последнего, до недосягаемых высот, а мог и наоборот, лишь скептически дёрнуть усом и позорно втоптать в немыслимую грязь, а то и вообще лишить жизни. Конечно, всё это он делал не лично, не своими руками — всё делалось другими, всё свершалось с его молчаливого согласия или с не менее молчаливого приказания злым прищуром глаз. Но об этом все молчали, очень боясь того, как бы их далеко потаённые крамольные мысли не выплыли случайно наружу, чтобы их кто-либо не обнаружил и, не дай Бог, не донёс куда следует: тогда — всё… Жди, ожидай жуткого «чёрного ворона», который в тёмные ночи приезжает только за врагами народа…
Ротмистров даже вздрогнул, когда внезапно увидел перед собой лицо своего адъютанта Земского, его немо шевелящиеся губы.
— Тебе чего, Василий?
— Извините, что побеспокоил вас, товарищ генерал, по вам уже пора, — полушёпотом произнёс Василий Земсков.
— Пора?
— Так точно, товарищ генерал пора… к самому Сталину!
Ротмистров, уже садясь в машину, напомнил адъютанту о том, чтобы он сегодня принял лейтенанта Кошлякова и оказал ему соответствующее внимание.
— Будет исполнено, товарищ генерал! — ловко и привычно метнул руку к шапке Василий Земсков.
В Кремль два генерала — Боков и Ротмистров — прибыли вечером. Переступили порог приёмном Верховного Главнокомандующего. Генералов встретил Поскрёбышев.
— Я прошу извинения за товарища Сталина, — сказал он, слегка пожимая руки Павлу Алексеевичу и Фёдору Ефимовичу, — он просил вас немного подождать: Верховный сейчас ведёт серьёзную беседу с нашими конструкторами, как только разговор окончится, он сразу же примет вас, товарищи генералы.
Ждали вызова в святая святых не очень долго, но Ротмистров переволновался заметно сильно — даже колени временами мелкую дрожь выбивали. Одно его спасало, что в противном, противоестественном его гордому нутру волнении он был не один: искоса бросая нечастые взгляды на Бокова, Павел Алексеевич видел, как тот нервно, но бесшумно, безостановочно барабанит пальцами по папке с бумагами.
Высокая дверь раскрылась совершенно внезапно, и из кабинета начали выходить конструкторы. Они почему-то не сразу, как ожидал Ротмистров, ринулись из приёмной вон, а начали прикуривать папиросы, заполняя «резиденцию» Поскрёбышева успокаивающе-щекотливым табачным дымом.
Конструкторы о чём-то перебрасывались короткими возбуждёнными фразами, но Ротмистров от ещё более нахлынувшего на него волнения никак не мог разобрать смысла этих фраз, хотя, вроде бы, и старался сделать это. Он не сразу понял, что в кабинет к Сталину вызвали одного лишь Бокова, и поэтому, видя, что тот встаёт, тоже начал приподниматься на вдруг ослабевших, словно бы на ватных ногах, но вовремя обернувшийся Боков махнул ему досадливо рукой — сиди, мол, и не рыпайся, не твоя очередь…
Конструкторы, оставив после себя лишь призрачный дым, ушли, и Ротмистров остался в приёмной наедине с Поскрёбышевым. У личного секретаря Сталина сейчас, в эти самые минуты, был такой серьёзный и деловой вид, что, казалось, он вообще не замечает взволнованного предстоящей встречен с Верховным генерала: Поскрёбышев старательно и сосредоточенно разбирал на— столе какие-то бумаги и отрывался от них лишь тогда, когда звонил телефон.
Ротмистрову почему-то не понравилось такое поведение Поскрёбышева, вернее— его невнимание к нему, к генералу: Павел Алексеевич даже обозлился немного на секретаря, и это сразу же помогло ему унять непривычное и поэтому постыдное для него волнение. Он сразу же начал думать над тем, как нужно наиболее чётко и как можно покороче доложить, высказать Иосифу Виссарионовичу своё мнение. Ещё задолго до поездки сюда — в Москву, в Кремль, — Ротмистрова проинформировали о том, что Главнокомандующий ох как не любит пространных рассуждении своих собеседников по военной линии, а, следовательно, и тех, кто их высказывает.
— Павел Алексеевич, — прервал нить его размышлений Поскрёбышев. — Прошу вас! Входите!.. Вас ожидают.
Ротмистров вошёл в кабинет Сталина. Сталин находился в самой глубине кабинета и с лёгким прищуром смотрел на вошедшего. В его слегка согнутой руке дымилась трубка. Верховный мягко и медленно двинулся навстречу замершему около двери генералу. Пока он шёл, Ротмистров быстро окинул взглядом длинный стол, за которым сидели члены Политбюро ЦК ВКП(б), члены Ставки и правительства.
Сталин оказался рядом, и Ротмистров по-уставному щёлкнул каблуками:
— Товарищ Верховный Главнокомандующий, генерал Ротмистров по вашему приказанию прибыл!
Сталин чуть усмехнулся и протянул генералу руку:
— Не надо так говорить. Я вам не приказывал, я вас, приглашал, товарищ Ротмистров.
Павел Алексеевич смутился, а Сталин, снова усмехнувшись, прошелестел в усы:
— Что ж, товарищ Ротмистров, рассказывайте, мы будем слушать. Рассказывайте, как вы там Манштейна громили? Не стесняйтесь, пожалуйста.
Павел Алексеевич смутился ещё больше: зачем, ну зачем Сталину пересказывать о том, о чём он уже наверняка прекрасно знает от своих штабных офицеров!.. Да, было такое— схлестнулись они крепко с Манштейном, когда он яростно рвался выручать окружённую под Сталинградом группировку Паулюса; да, были страшные и жестокие бои, которые вёл 3-й гвардейский танковый корпус, наступая на Рычковский и Котельниково… Многое было!
Против Верховного «не попрёшь», надо всё ему рассказывать, если он «просит»; и об анализе боёв, и о тактике наступления корпуса, который был под его началом. И Ротмистров повёл рассказ. Рассказывая, он видел, как реагировали на это всё присутствующие здесь, как то и дело поправлял своё пенсне Молотов, как напряжённо и внимательно его слушали другие, сидящие за длинным столом, как бесшумно, по-рысьи, прохаживался вдоль этого самого длинного стола ОН, попыхивая трубкой и напряжённо думая о чём— то, лишь одному ему известном.
Затем последовали вопросы, на которые Павел Алексеевич отвечал чётко и ясно.
Верховный, подойдя к Ротмистрову вплотную, вдруг прищуренным взглядом пристально посмотрел ему прямо в глаза.
— Мы думаем, — растягивая слова, сказал он, — что сегодня наши танковые войска уже научились успешно громить противника. Они наносят ему глубокие удары, сокрушительные удары. Вы согласны с этим, товарищ Ротмистров?
— Так точно, товарищ Сталин, вполне согласен.
— Хорошо, что согласны, но, однако, вы почему-то считаете, как мне сказали, нецелесообразным иметь в танковой армии… пехотные соединения. Чем вы можете обосновать своё мнение?
«Сталин всё знает!» — мелькнуло в голове генерала. — Ему уже сообщили о моём мнении, и кто знает, как он относится к нему… Ну да ладно!.. Двум смертям не бывать…»
Павел Алексеевич непроизвольно кашлянул и громко, отчётливо произнёс:
— Товарищ Сталин, не я один думаю о том, что при наступлении стрелковые дивизии намного отстают от танковых корпусов. Естественно, это ведёт к нарушению взаимодействий между ними, к затруднению всеобщего управления.
— Вы смело сказали, товарищ Ротмистров, но позвольте вам возразить. Вы ведь знаете, — слышали, — о смелых и решительных действиях танкового корпуса генерала Баданова?
— В районе Тацинской? — уточняюще спросил Ротмистров.
— Именно там! — ответил Сталин. Так вот, на примере корпуса Баданова можно легко определить, что танкистам очень трудно самим удерживать объекты, захваченные в оперативной глубине. Трудно без пехотинцев!.. Так нужна ли танковой армии пехота?
