Ян Дрда - Однажды в мае
— Оружия! Оружия! Где оружие? — нетерпеливо требовали чехи.
Пепик Гошек проскользнул между взрослыми и первый смело вскочил в вагон. Здесь в пирамиде стояло десять винтовок. Пепик стал подносить к двери по две винтовки. За каждой тянулся десяток нетерпеливых рук. Не успел Пепик опомниться — винтовок как не бывало, а руки все еще протягивались к нему.
— Там больше нет! Честное слово! — громко клялся Пепик, роясь в измятых пятнистых плащ-палатках, разбросанных на полу. Найдя одну-единственную ручную гранату с деревянной рукояткой, Пепик сунул ее себе за пазуху.
— Ну, в других вагонах найдутся!
— Открыть остальные вагоны! Сбивай запоры! Живо!
Пепик бросился из вагона, чтобы не отстать. Без ружья отсюда он ни за что не уйдет — ведь он десять раз подряд попадает в бумажную розу. В углу он споткнулся о какой-то очень тяжелый предмет, прикрытый брезентом. Он обрадовался — может быть, это автомат, как у угольщика! Но, отдернув полотнище, был очень разочарован. Там лежала какая-то темносерая тяжелая штука, отдаленно напоминающая гигантскую гуситскую палицу, с длинной металлической ручкой и утолщенной верхушкой. Она походила на дубину какого-то злого великана. На что она? Пепик уже хотел отшвырнуть эту бесполезную громоздкую вещь в угол, но железнодорожник, который влез в вагон вслед за Пепиком, воскликнул:
— Ну-ка, покажи! Да это фауст-патрон! Говорят, замечательно бьет по танкам!
Железнодорожник потянулся к фауст-патрону, но Пепик по праву первого изо всех сил вцепился в свою находку. Глаза Пепика загорелись. Ни у кого из его товарищей, если даже они достанут себе первоклассные винтовки, не будет такого необыкновенного оружия. Если нападет неприятельский танк и если начнется паника, командир прикажет: «Позвать сюда Гошека! Живо!» А когда Пепик прибежит со своим оружием и доложит ему о себе, командир укажет на изрыгающее гром чудовище и скажет: «Гошек, стреляй! Только не промахнись!» — «Будьте спокойны, командир!» — отдаст ему честь Пепик и примется за дело…
Хотя, по совести говоря, он даже толком не знал, с какого конца надо стрелять из этой серой дубины и как с ней обращаться. Не беда, он научится! Пепик уже сейчас уверен, что из этого фауст-патрона он выстрелит так же хорошо и метко, как и из духового ружья. Он подхватил тяжелую дубину и вынес ее из вагона в объятиях, как младенца.
Между тем живая человеческая волна хлынула к остальным вагонам. Сбежались и железнодорожники. Еще утром они заприметили, что поезд охраняется очень строго, и были уверены, что в нем должно быть оружие, которое сейчас так нужно! На вагонах вместо пломб висели замки. Один взмах приклада — и замок треснул, как ореховая скорлупа.
— Осторожнее, ребята! Может, там взрывчатка!
Нетерпеливые руки отодвинули дверь…
И тут все в ужасе оцепенели.
Вагоны оказались битком набитыми людьми, похожими на скелеты. Они лежат и сидят на полу в самых различных позах, живые и мертвые вперемежку. От вагонов тянет тошнотворным запахом. У тех, кто еще жив, блестят глаза, губы беззвучно шевелятся — несчастные узники просят пить. Те, что посильнее, выбираются на свежий воздух. Немецкие солдаты, подняв руки, глядят на узников, словно на призраки.
У Пепика перехватило дыхание. Вдруг из соседнего вагона выпрыгнула темноволосая худая девушка. Ей лет восемнадцать или несколько больше. У нее большие горящие глаза, она одета в полосатое тюремное платье; на босые ноги намотаны грязные тряпки. Но, несмотря на жалкий вид, смуглая девушка необыкновенно красива.
Она подошла к железнодорожникам, которые спешили раздать узникам воду.
— Проше пана, — зашептала она тихо, но настойчиво и прикоснулась к локтю железнодорожника.
У него через плечо были перекинуты две винтовки, а в руках он держал не меньше десяти кружек с водой.
Сочувственно взглянув на девушку, он подал ей кружку.
— Нет, — решительно отказалась она и потянула за ремень одну из винтовок.
— Ну где тебе, девочка, с ней справиться… — добродушно отказал ей железнодорожник.
— Я естем не девочка… я естем повстанец варшавский! — гордо ответила она.
А железнодорожник, который не понял и половины того, что она сказала, уже отвернулся. Она жадно поглядела ему вслед опечаленными глазами. У Пепика защемило сердце. Будь он в силах что-нибудь сделать для нее, честное слово, он охотно расшибся бы в лепешку. Может, даже фауст-патрон… Нет, он ни за что его не отдаст. Эта штука не для девушек. Но у Пепика есть еще кое-что в запасе. Так и быть… если только она возьмет. Придерживая одной рукой фауст-патрон под мышкой, он полез за пазуху и подошел к польской девушке. Она удивленно посмотрела на него.
— На, держи… вот тебе для начала! — вырвалось у Пепика, но тут же от его храбрости не осталось и следа.
Он покраснел, словно пион, и проглотил слюну.
Девушка взглянула на него своими темными глазами и радостно схватила гранату. Для Пепика граната была невиданной, загадочной вещью, а польской девушке она, как видно, была отлично знакома.
— Спасибо! — сказала она по-польски и ласково улыбнулась Пепику. — Как тебя зовут?
— Пепик Гошек, — смущенно произнес он и протянул ей руку.
— А я Галина… запомнишь? — сказала она и крепко пожала руку Пепику.
— К радио! Два грузовика отправляются к радио! Те, у кого есть оружие, садятся перед вокзалом!.. — вдруг закричали из громкоговорителя.
— Я еду! Там сражаются наши! — воскликнул Пепик и схватил Галину за руку.
КРОВЬ НА МОСТОВОЙ
Когда в сердцах людей вспыхивает пламя борьбы, они могут совершить и невозможное. Кто знает, откуда вдруг взялись грузовики, какой чародей помог достать их? Но перед вокзалом и вправду стояли две грузовые машины, и их баки были полны бензина, который сейчас ценился на вес золота. На радиаторах красовались чехословацкие флажки. Не прошло и минуты, как машины ощетинились винтовками с примкнутыми штыками. Все это придавало стареньким грузовикам с деревянным кузовом необычный, воинственный вид, они как бы превратились в грозные танки.
— Поехали! Трогай! Чего еще ждать? — нетерпеливо кричали бойцы в машинах — К радио! Дорога каждая минута!
Отряд угольщика Адама насчитывал уже около шестидесяти человек. Он пополнился несколькими железнодорожниками с вокзала, рабочими с угольного склада, жителями окрестных домов. Лойза Адам вскочил в старую «праговку» и закричал громовым голосом:
— Тихо, ребята! Пятнадцать винтовок мы отправим на баррикаду у Тройского моста! — Он огляделся, отыскивая мужчину в серой шляпе. — Ты их поведешь! И расскажи хромому, как мы расправились с немцами на вокзале. Мы вернемся из центра часа через два… Как тебя зовут, дружище?
— Стршельба Иозеф. Но я тоже хотел бы к радио… Что ж на мосту… — нерешительно запротестовал было мужчина в серой шляпе.
— Мы все к радио хотим! Там будет по-настоящему жарко! Ты над нами не командуй! — закричал растрепанный парень, блестящие глазки которого так и бегали по сторонам; он вызывающе стал перед угольщиком. — Ты, никак, командира вздумал разыгрывать? Нечего выставляться! Мы все равны и будем драться, как нам вздумается.
Лойза Адам посмотрел на парня тяжелым взглядом. Он что-то не мог припомнить это лицо; его не было, когда они прибежали сюда от моста. Должно быть, парень пристал к отряду уже здесь. Угольщик некоторое время приглядывался к нему, словно соображал, как с ним быть, потом неожиданно схватил его за отвороты пиджака и притянул к себе.
— Кто это выставляется, молокосос? На мосту баррикада строится… и ни одной винтовки! А как раз оттуда нацисты и могут пожаловать в Прагу. Ты сам пойдешь к мосту, понял?
— Я буду воевать там, где мне нравится! — дерзко возразил крикун. — Тебя кто командиром поставил?
Угольщик покосился на свои неуклюжие, толстые пальцы, внезапно отпустил парня и вопросительно взглянул на бойцов.
— Кто меня командиром поставил? — в недоумении сказал он, словно сам отыскивал ответ на этот вопрос.
Но человек двадцать из тех, кто прибежал с ним от моста, закричали, перебивая друг друга:
— Конечно, угольщик — командир! Адам — наш командир!
Угольщик провел рукой по щетинистому, небритому подбородку и удивительно спокойно сказал строптивому парню:
— Вот видишь… Они меня поставили… Скажи-ка лучше, кто тебе винтовку дал?
— Я… сам взял, — пробормотал, заикаясь, парень.
— Полно врать, Зденек, ты пришел поздно! Я тебе винтовку дал. Ты парень неплохой, я знаю! — воскликнул один из железнодорожников. — А винтовки-то раньше захватил вот он, угольщик!
Лойза Адам усмехнулся и поглядел на Стршельбу:
— Ничем не могу помочь, Стршельба, придется тебе пойти к мосту. Принимай-ка команду. А вот тебе и первый стрелок!
