Михаил Федоренко - Туман-Озеро
— Здесь всегда ощущение, будто кто-то смотрит на тебя или берет на мушку, — настаивал на своем Лысогор, время от времени поглядывая на Валю, которая чем ближе подъезжали к заставе, тем заметней нервничала.
В воздухе стоял какой-то странный шум, отдаленно напоминавший комариный звон. Над линией границы на большой высоте шел самолет. За ним тянулся кудрявый след.
— Проверяют нервы… — вскинул голову сержант. — Ежедневное занятие. Достать бы его.
— У-гу, — снова отозвался Вьюгов.
— Что вы, товарищ лейтенант, в самом деле?.. — вспыхнул Лысогор. — Тпру, Машки! — Лысогор внезапно придержал лошадей и показал лейтенанту на аиста. Аист кидал тревожные взгляды в сторону темных кустов, видневшихся на чужой стороне. Вдруг птица взлетела, метнувшись в сторону. В тот же миг донесся лающий выстрел немецкого карабина.
Сержант поднял было винтовку, по тут же опустил ее.
— Вот вам и ощущение близости границы, — сказал он, когда в озимь, как в воду, плюхнулся подбитый аист.
— У вас всегда так?
— Последнее время так. Балуют. Попала пуля в птицу, попробуй докажи, откуда она прилетела.
— Птица или пуля прилетела?..
Лысогор пристально посмотрел на лейтенанта.
— «Соседи» охоту устраивают через границу… А мы… Преследуешь иной раз нарушителя, но стрелять по нем— черта с два! Попадет пуля на территорию Германии — неприятностей не оберешься. Выкручивайся, как хочешь.
— Стреляйте так, чтобы пуля попадала в нарушителя, — хладнокровно посоветовал лейтенант.
— Не все же у нас ворошиловские стрелки… — сержант многозначительно покосился на лейтенанта.
— Поэтому и Косача упустили, — так же спокойно отрезал лейтенант.
— Но, Машки, поехали!.. — прикрикнул сержант, стремясь скрыть смущение.
Подвода загрохотала по дороге. Возле кургана, словно утопающий, забился в озими аист.
— Постойте! — неожиданно воскликнула Валя, — Нельзя бросать раненого, даже если это птица.
Лысогору почудился в словах молодой женщины скрытый упрек.
Валя на ходу спрыгнула с брички. Сержант остановил коней. Когда Валя возвратилась с окровавленной птицей в руках, Вьюгов подвинулся, уступая женщине место, но ничего не сказал.
2
«Зеленая Падь» располагалась в бывшем поместье пана Густава Шкетуша. В дни освобождения западных областей он бежал в Германию. С недавних пор его гайдуки стали часто появляться в окрестностях поместья. Особенно усердствовали Косач и Моцко. Это они подстерегли начальника «Зеленой Пади», когда тот беседовал с жителями села Костувки; вывели на площадь и начали издеваться.
Когда подоспел пограничный наряд, диверсанты скрылись: Моцко где-то на нашей территории, а Косач— за границей.
Известный своей строгостью подполковник Громатюк лично приезжал на заставу расследовать этот случай. Он никого не разносил, не грозил различными карами, но, уезжая, как бы между прочим обронил фразу о том, что такого позора не помнит за всю свою службу на границе.
На «Зеленой Пади» со дня на день ждали нового начальника. Сержант Лысогор вторые сутки дежурил с подводой, чтобы сразу же доставить его на заставу.
Свободные от службы бойцы собрались возле турника на спортивной площадке. Ефрейтор Хвостиков, без фуражки, с раскудлаченными волосами, заспанный и, как всегда, чем-то недовольный, ораторствовал:
— Слышали новость? Фамилия нового не то «Вьюга», не то «Завирюха». У самого «Грома» в курсантах отличником был. Молодой, но — бритва. Даже на Валентину Сергеевну покрикивает, вроде как на свою супругу… Перед ней сам «Гром» в конфетку превращается, хоть за щеку клади. А новый — нос кверху. И фамилия-то— Вьюга! Нагонит холоду…
— Не мешало бы… А то некоторые совсем от жары разомлели, — бросил один из бойцов.
— Кто-кто, а Хвостиков холодка дождется, — поддакнул второй.
Хвостиков криво усмехнулся, скашивая тонкие губы.
— Не пугайте, я не рожаю. А то, помню, такой случай. У одного начальника, это еще было на старой границе, убирал я канцелярию. Начальник сидит и скрипит пером, а сам маленький, сутулый, невыспавшийся. Вдруг вбегает старшина… «Товарищ старший лейтенант, ваша жена рожает!»… «Пусть подождет», — отвечает начальник заставы, а сам продолжает скрипеть пером. Я чуть было веник не проглотил!..
— Жаль, что не проглотил, — отозвался первый боец.
— Почему? — вырвалось у Хвостикова.
— Язык бы поколол, может, меньше болтал…
— Едут! — вдруг послышался зычный голос откуда-то сверху. Все посмотрели на вышку. Наблюдатель с карабином у ноги и биноклем в руках еще раз крикнул во двор, как в колодезь — Едут!
Бойцы притихли. Как ни как, едет человек, от которого будет зависеть не только их служба, но и жизнь.
Вдруг открылась калитка и во двор, вместо ожидаемого начальника, опираясь на сучковатую палку, вошла старуха в сереньком платке.
— Вы откуда, бабушка? — обступили ее пограничники.
— Из Кустувки, — в голосе старухи послышались слезы.
Она с трудом рассказала, что дедушка Соснувец, ее муж, в эту ночь повесился. Холодного сняли с ворот элеватора.
— Хотя бы вы труну зробылы, да яму выкопалы. Он весь час служил советам… хлеб охранял…
— Мы поможем, бабушка, начальника еще нет, но он не откажет, — пообещали пограничники.
— Тут у самих хуже похорон! — сердито буркнул старшина, выглядывая из окна казармы. Он целую ночь просидел в засаде и, разбуженный дежурным, собирался встречать нового начальника заставы.
Старушка вздохнула, поклонилась в сторону старшины, как на портрет Николая угодника, и направилась, сгорбленная и жалкая, к калитке.
Пограничники провожали ее сочувственными взглядами. Старшина собрался было вернуть старуху, но в это время в ворота резко постучали. Дежурный с ключами метнулся к замку.
Железные створы ворот распахнулись и во двор вошел новый командир.
Выше среднего роста, стройный, в хромовых сапогах и легком летнем обмундировании, перехваченном по гимнастерке боевыми ремнями, он выглядел очень молодо.
— Здравствуйте, товарищи, — сказал он просто, как старым знакомым.
— Здравствуйте!.. Здравствуйте!.. — ответили бойцы нестройно и вразброд.
Но это, видимо, особенно не заботило лейтенанта. Он снял фуражку и, вытерев платком лоб, оглядел двор.
— Ворота выходят на запад. Так. Слева казарма. Справа трехстенный сарай. Под навесом сарая — будки служебных собак. Прямо — коровник. На линии ворот— конюшня. Дальше флигелек… Ага, не иначе, как хоромы начальника заставы! Правильно, товарищи, я сориентировался? — весело спросил он.
— Правильно, все правильно… — рассмеялись бойцы.
Дежурный подал команду «смирно» и подошел к Вьюгову, чтобы доложить. Тот сказал:
— Ладно! Вот приму заставу — тогда. Где-то там наши отстали, везут ларек. Небось заждались?
Грохоча по булыжнику, въехала подвода. Взбудораженные собаки натянули поводки и дружно залаяли. «Лебедь», белой масти дончак, которого чистил ефрейтор Каламбет, заржал и стал на дыбы.
В руках Вали, сошедшей с брички, затрепыхался аист. Лошади дернули, привставшая продавщица упала на чувалы. Из ее рук вывалились коробки, свертки, посыпались конфеты, пуговицы…
— Торговля началась! — сострил Хвостиков.
Грянул смех.
— Тише, вы! — спрыгнув с брички, прикрикнул на всех Лысогор и повел глазами в сторону Вали — капитан, мол, при смерти, а вы ржете.
Валя взяла на руки аиста, широко и странно, не то от боли, не то от жажды раскрывшего клюв, и направилась к флигельку. Поравнявшись с лейтенантом, остановилась.
— Ты где будешь жить, — в казарме или у нас поселишься? — в голосе ее прозвучала усталость, а неожиданное «ты» поразило бойцов.
— Не беспокойся, устроюсь, — Вьюгов передернул плечами и направился к старой костувчанке, которая по-прежнему стояла у ворот, не отнимая от глаз платка. Валя нагнула голову и пошла к флигельку. С порога еще оглянулась.
«Вот ото да!.. Они, видно, старые знакомые», — хмыкнул Хвостиков.
— В чем дело? Что случилось, бабушка? — спросил лейтенант крестьянку.
— Горе случилось, сынку…
Вьюнов внимательно выслушал рассказ женщины.
— Значит, повесился и никакой записки не оставил? — задумчиво спросил лейтенант и больше не проронил ни слова.
Полчаса спустя два пограничника на одноконной повозке повезли старушку домой.
— Лысогор! — появился лейтенант на пороге казармы.
— Есть! — подбежал сержант.
— Подседлайте-ка, пожалуйста, тройку Зоек посвежее. Мне бы вон ту Зойку, мужского рода… — лейтенант показал на белого красавца жеребца, которого сосредоточенно чистил Каламбет.
— Лебедя?
— Да. Захватите и…
— Каламбета? Есть!
