Леонид Ленч - Из рода Караевых
Наконец Игорь услышал знакомые быстрые шаги. Дима! Да, это был он! В полувоенном темно-зеленом костюме, в гимнастерке и галифе. Белокурый хохолок над чистым, высоким, выпуклым лбом. Серые, какие-то младенчески круглые глаза. И глядят они на мир тоже по-детски — пытливо и чуть удивленно.
— Игорь?! Откуда ты… сумасшедший?!
— Я прямо с поезда!.. Меня мама к тебе послала!
Братья обменялись рукопожатиями. Потом неловко, стесняясь этого, потянулись друг к другу и поцеловались.
— Вот что, братики! — предложил им Гриша Чистов. — Вы идите к Диме в комнату и поговорите. Папа скоро освободится. А мы с Юрой пока доиграем партию. Сдача моя, Юра!
7. СТАРШИЙ БРАТ
Постель была застлана, белоснежные наволочки радовали глаз. Ровная — корешок к корешку — горка книг на письменном столе возвышалась, как всегда, справа.
На всем в маленькой уютной комнате, где жил Дима, лежала печать аккуратности и чистоты. Его педантичную любовь к порядку Елена Ивановна всегда ставила в пример «растрепке» Игорю.
Выслушав взволнованный и сбивчивый рассказ Игоря, Дима взял привезенную младшим братом бумагу директора гимназии и, не читая, небрежно бросил на стол.
— О чем мама думала, когда снаряжала тебя в этот поход? — сказал он, насмешливо глядя на младшего брата. — Ну, мама — это еще, впрочем, понятно. Но ты-то? До каких пор ты будешь молокососом и мальчишкой?
На «молокососа» Игорь обиделся. Но, стараясь не подавать виду, что обижен, сказал солидно:
— Я говорил маме, что на фронте всегда так: то удача, то неудача — и что мобилизации, может быть, еще и не будет.
— Неудача?! Это — конец! Логический и неизбежный. Все у них пошло к черту. И не могло не пойти!
— Обожди, Дима, — остановил брата Игорь, польщенный тем, что Дима, студент университета, «единственный кормилец семьи», заговорил наконец с ним как равный с равным. — Ты мне скажи: мобилизация студентов уже объявлена?
— Какая там мобилизация?! — Дима с той же насмешливостью посмотрел на Игоря. — Мобилизация — это государственный акт, который происходит в условиях хотя бы относительного административного порядка. — В голосе у него появились знакомые «профессорские», как говорила Елена Ивановна, нотки. — Еще вчера, позавчера могла быть мобилизация. Но сегодня никакого порядка в городе нет. Власть взял генерал Кутепов, командир первого корпуса. А ведет он себя, как бешеный бык! Неизвестно, на кого и куда он бросится! Вчера город патрулировали дроздовцы, хватали на улицах студентов, гимназистов, вообще мужчин призывного возраста, уводили их в казармы, давали винтовки и увозили на передовую. Сегодня то же самое делают корниловцы. Вот тебе и вся их мобилизация!
Дима поднялся со стула и зашагал по комнате — три шага туда, три назад.
— Буденный гонит добровольцев, как ветер гонит пыль и гнилой сор! Они разбиты вдребезги. Вот Кутепов и хватает что попадется под руку и бросает под копыта красной кавалерии. Чтобы хоть как-нибудь задержать Буденного! Говорят, что из нас, из ростовских студентов, будет сформирован пулеметный полк для защиты города. Но дурней нема! — Дима прищурился с хитрецой. — Я лично, во всяком случае, скажу генералу Кутепову: «Пас! Без меня!» Пусть он катится к чертовой матери! Ни в первый пулеметный, ни в любой другой полк Добровольческой армии я не пойду. Не пойду, и все!
— Тебя схватят!
— Не схватят! А схватят — убегу!
Наступило молчание. Игорь сказал жалобно:
— Димка! Неужели Добровольческая армия погибла?!
— Погибла, — спокойно ответил старший брат. — И не могла не погибнуть! — прибавил он горячо. — Сейчас они воюют уже не с большевиками, а с народом. А одолеть русский народ нельзя. Его, брат, много — народу-то! — Дима помолчал. Потом заговорил снова. В голосе его зазвучали те же профессорские нотки: — Политически Деникин проиграл страшно. Крестьянский вопрос — главный! — никак не решен. Землю возвращают помещикам. Безумие! Оголтелый классовый идиотизм! А свои монархические страсти добровольцы больше даже и не скрывают!
— Постой! Но ведь Добровольческая армия — за Учредительное собрание. Это было объявлено!
— Для таких младенчиков, как ты! Ты читал такую газету — «На Москву»?
— Не читал. Но видел у Вадима Николаевича в киоске. Он тебе кланялся, между прочим.
— Спасибо. Газету «На Москву» издавал штаб Добровольческой армии. В первом номере были напечатаны стихи Пуришкевича.
— Того самого?!
— Того самого! Владимира Митрофановича. Черносотенца, члена Государственной думы.
Игорь усмехнулся:
— Боже мой, неужели он к тому же еще и поэт?
— Не поэт, но довольно бойкий политический виршеплет. Газета вышла сразу же после убийства в Ростове Рябовола. Ну-ка, что ты знаешь про дело Рябовола?
— Рябовол был председателем Кубанской рады, и его таинственно убили, — с ученической добросовестностью доложил Игорь. — Я читал, что он…
— Ничего ты не знаешь! — прервал брата Дима. — Рябовола убрали за его самостийные симпатии. По приказу контрразведки его застрелил есаул Колков, командир шкуровского волчьего дивизиона. Весь Ростов знал это. А Пуришкевич — тоже, конечно, по-поручению контрразведчиков — пустил в ход версию, что Рябовол убит на «романтической почве».
Иронически прищурясь, Дима продекламировал:
Средь борьбы и произвола
Все ж дерутся петухи.
Кто-то кокнул Рябовола
За любовные грехи!
Он сел на стул, стоящий сбоку у письменного столика, снял с раскрытой шахматной доски с расставленными на ней фигурами белую пешку, подбросил ее на ладони, поймал.
— Но это еще чепуха, бог с ним, — сказал он, поставив на место пешку. — А вот в конце стихотворения Пуришкевича прорвало, и он прямо так и написал, что, мол, кубанские казаки дерутся «не за красные знамена большевистских главарей, а за то, чтоб стать у трона стражем будущих царей!». И это напечатано в органе штаба Добровольческой армии, в газете, которую издает осваг![1] Что же тебе еще нужно?
Он опять поднялся, зашагал по комнате. Остановился у стола и сказал презрительно:
— Политики, черт бы их задрал! Дерьмо им возить, а не политикой заниматься. И с кем связались! С Лениным!
Ребром ладони он смахнул с доски белые фигуры.
— Димка! — с ужасом прошептал Игорь. — Ты что… большевик?!
— Пока нет! — серьезно ответил старший брат и вдруг улыбнулся. И опять на лице его проступило что-то детское, бесконечно милое. — Пока не большевик, — повторил Дима весело, — но уже пламенный, идейный… дезертир из белой армии! Ты что так на меня смотришь?
— Дима, но ведь большевики погубили Россию! — с тем же священным ужасом торжественно произнес Игорь.
Дима сел, положив ногу на ногу, охватил колено сцепленными руками, сказал строго:
— Отличительное качество интеллигентного человека, между прочим, заключается в том, что он не принимает на веру расхожие формулы, лозунги и тезисы, а до всего доходит сам, собственным умом. Кажется, у Островского купчиха боялась слова «жупел»? А ты берешь пошлую политическую сказочку и сам себя ею пугаешь. Какую Россию погубили большевики? Нету одной России! У Кутепова — своя Россия. И у того, кто висит на фонарном столбе на вокзальной площади, тоже, наверное, была своя Россия.
— Нет, Россия одна! Была одна. И будет одна! Вот увидишь! И папа был бы согласен со мной, а не с тобой. Он бы тебе… он бы тебя…
Игорь запутался и замолчал. Слезы выступили у него на глазах. Старший брат посмотрел на его покрасневшее, расстроенное лицо и мягко сказал:
— Ну ладно! Оставим это… Стихи пишешь?
— Пишу, — после долгой и трудной паузы ответил Игорь.
— Прочти что-нибудь новенькое.
Игорь уже раскрыл рот, чтобы произнести первую строку стихотворения, посвященного Асе Пархаевой, но вдруг из гостиной донеслась бурная музыка. Кто-то заиграл на рояле. Потом запел. Братья узнали баритон Гриши Чистова. Гриша пел старую юнкерскую песенку:
Как хорошо-о служить в гусарах,
Кафешантаны посещать
И, развалившись на диванах,
Красоток нежно целовать!
К нему присоединился Балкович, и они вдвоем повели припев; небольшой, но чистый тенорок кадета звучал печально:
По дороге зимней, скучной
Тройка борзая бежит,
Колокольчик однозвучный
Утомительно гремит…
— Дима! — спросил брата Игорь. — Откуда у Гришки «Георгий»?
Дима улыбнулся язвительно:
— Андрей Каспарович отвалил столько денег на Добровольческую армию, что Гришке достаточно было две недели проторчать на фронте, как ему повесили на грудь солдатский «Георгий» и отпустили с миром домой. Он тут жил в свое удовольствие! Сейчас его берет к себе в личные ординарцы полковник Блейш, командир марковской дивизии. Он бывает у Чистовых.
