Прасковья Дидык - В тылу врага
- Надо двигаться дальше, пока окончательно не рассвело.
Кравченко неохотно повиновался.
К селу, раскинувшемуся в широкой долине, подошли уже утром. Кое-где над хатами дымились трубы. Прохладный ветерок доносил острый запах горелого кизяка.
- Укройтесь вон тут, за кустом, и ждите, пока я разыщу какую-нибудь яму или другое подходящее место, - приказывала Мариана.
Дядя Петя не заставил себя долго просить и сразу вытянулся на жухлой, покрытой инеем траве.
- Смотри, не заблудись, упаси бог, - напутствовал он девушку, заботясь не то о себе, не то о ней. В его словах звучала неподдельная тревога.
Мариана смягчилась. “Может, он все же преодолеет страх”, - с надеждой подумала она. Вслух сказала:
- Не беспокойтесь. Только не подымайтесь и не демаскируйтесь. Я вас найду.
Вернулась она спустя полчаса.
Они закопали мешок с батареями. Затем Мариана набрала немного глины в мешок. В другом месте зарыла рацию, гранаты, автомат. Пистолет она вложила в небольшую сумку, которую спрятала в мешке с глиной. Покончив с этим, разведчица раскрыла карту.
Вот и две церкви: одна в середине села, другая в северной части. Северо-западнее Диканьки находилось другое село - Васильково.
- Приземлились мы неплохо. Находимся сейчас недалеко от цели, - сказала Мариана. - Теперь надо связаться с центром, дать знать о себе и можно приступать к выполнению задания.
Старик вдруг вскочил и, видимо, позабыв, где находится, громко заговорил:
- Ну, что мы здесь можем сделать? Подумай сама, кругом немцы…
“Он предатель или свихнулся?” - Мариана сурово приказала:
- Ложитесь, немедленно ложитесь и разговаривайте шепотом, идиот…
Старик послушно припал к земле.
Наступил день, суливший бог весть какие неожиданности. Требовалось разумно обдумать каждый шаг, каждый поступок, а тут - на тебе. Мариана не знала, как поступить со своим напарником или как его назвать теперь.
- Ну что мне теперь с вами делать? Вы знаете права разведчика в тылу у врага. Прежде, чем вы попытаетесь меня предать, я пристрелю вас, и концы в воду…
- Я не предатель, клянусь, - взмолился дядя Петя. - Говорю, нервы у меня никуда не годятся. Прости ты меня, дочка. Видно, не помощник я тебе. Об одном прошу, оставь меня здесь. Устроюсь где-нибудь в селе или потихоньку перейду линию фронта.
- Значит, бороться здесь, когда уже приземлились, страшно, нервы не выдерживают, а переходить линию фронта не страшно?
- Страшно, дочка, но не хочу тебе мешать…
Ей странно и неприятно было видеть, как по изборожденному морщинами лицу Кравченко текли слезы. Мариана поняла, что от старика проку не будет и решилась.
- Ладно, идите. Устройтесь возле какой-нибудь солдатки и ждите наших. Но зарубите себе на носу: к фронту ни шагу. Не с вашей храбростью туда соваться. И постарайтесь забыть обо всем прежнем. Имейте в виду - за вами будут следить наши люди. Если что замечу - разыщу из-под земли.
С запада подул ветерок. Запах дыма напомнил, что село давно проснулось, что пора двигаться. Мариана протянула дяде Пете измазанную глиной руку:
- До свиданья.
- Прощай, дочка.
- До свиданья, говорю. Не вздумайте оставаться здесь. Ну, идите…
Кравченко поплелся на восток. Мариана несколько минут глядела ему вслед. Еще вчера вечером на аэродроме и ночью в самолете он, вооруженный, с парашютом на груди, шутил, строил большие планы. Будучи много старше ее, Петр Афанасьевич казался смелым товарищем, надежной опорой. И только иногда, когда Мариана ловила его на хвастовстве, настораживалась: “Цыплят по осени считают”.
А вот сейчас он шагает по-стариковски согнувшийся, с непокрытой головой. Руки как-то нескладно висят вдоль туловища. И этот неуверенный шаг… босиком по крапиве и то лучше пройдешь. Ничего уж не могло в нем выдать парашютиста, и все же он опасливо озирался по сторонам. Мариана со злостью подумала:
“Вот такой попадает в руки гестапо, струсит и вы даст, как пить дать. Как изменился за ночь человек, вчера еще такой бравый, а сегодня - мокрая курица. Черт его знает, что у него на уме, как бы не напакостил.
Она подумала - не перенести ли груз на другое место? Но менять планы было уже поздно. Наступил день. Из села потянулись подводы, люди. Кто с лопатой, кто с сапой на плече. Босые, с покрасневшими от холода ногами девочки выгоняли на луг тощих коров. Две женщины в поношенных фуфайках, низко повязанные платками, направлялись за глиной.
Разведчица решила дождаться их, порасспросить. Правда, небезопасно это. Ну, да сейчас война, народ сдвинулся с места. Кого не встретишь в дороге?
Мариана умышленно нагнулась, будто собиралась поднять мешок с глиной, и услышала за спиной:
- Подожди, пособим, - заговорила одна из женщин. Она помогла взвалить мешок на спину. - Что так рано за хозяйство принялась?
- А откуда ты, девонька? Вроде не из наших будешь, - вступила в разговор другая. Она бросила лопату в яму и присела на корточки.
- Хиба ж зараз людина знае соби мисце? - заговорила Мариана по-украински, стараясь придать своей речи мягкий полтавский акцент. - Эвакуирована я…
- Так ты что с этими эвакуировалась? - прервала ее сидящая в яме.
По тому, с какой ненавистью она произнесла слово “этими”, легко было догадаться: она имеет в виду немцев.
Мариане хотелось броситься в объятия этих незнакомых, но близких ей, чистых душой советских женщин. Однако разведчица не имела права рисковать. Требовалось хорошо проверить - кто как относится к “новому порядку” прежде, чем довериться хотя бы в самой малости. Повернувшись спиной, чтобы женщины не разглядели ее лица, Мариана бросила коротко, но многозначительно:
- Да. Эвакуировалась.
- Хм! Вот как! Вакуировалась? - передразнила женщина.
- Нашла себе друзей, дуреха, - в тон ей сказала вторая. - Да только в нашем селе они не дюже держатся. Слышь! Не дюже…
Женщины презрительно отвернулись, и Мариана услышала громкое “тьфу”. Было ясно, что “дуреха” - это она, Мариана. Но именно это ее обрадовало больше чем если бы эти женщины - первые, кого встретила Мариана на оккупированной врагом территории, сказали ей что-нибудь льстивое, приятное. Сразу стало легче Люди не сломлены духом. Они ненавидят врагов и их прислужников. Они ее, Марианины, друзья.
А ей сейчас, как никогда, нужны свои люди. Кто ей знает, что еще может выкинуть дядя Петя. Мариана решила остановиться пока здесь.
Она вошла в село. По развалинам гулял ветер, поднимал смрад пожарищ и едкую пыль. Многие хаты зияли провалами выбитых окон и дверей. Нигде ни поросенка, ни птицы домашней, чем были так богаты украинские села до войны. Все говорило о том, что здесь прошли гитлеровцы.
Девушка вздохнула, передвинула мешок с одной плеча на другое и пошла дальше. Минула хату, другую Незаметно приглядывалась, стараясь разобраться, есть ли где немцы и много ли их.
Вот на дороге стоит машина. Возле нее возится солдат.
“Фриц”, - мелькнула догадка. Сердце заколотилось Это первый гитлеровец, которого Мариана видит здесь. Там, на фронте, она издали наблюдала их, когда ходила в разведку. Видела пленных, но все они выглядели иначе, чем вот этот молодой невысокого роста немец, в коротенькой куртке, опоясанный широким ремнем, в сапогах с короткими голенищами. Он по-хозяйски копается в моторе и напевает.
- Точно у себя дома, сволочь! Погоди, бисова душа скоро запоешь по-другому, волком выть будешь… - думала Мариана, проходя мимо него.
…Проволока тянется по земле. На заборах, воротах, на стенах домов мелом и краской выведены цифры, знаки. Все это о чем-то говорит разведчице. Еще в школе она наизусть выучила значение всех этих значков, цифр Глаз отмечает марки автомобилей, даже след шин.
Так прочитала Мариана первую страничку из жизни оккупированного села.
У третьей хаты она остановилась. Хотела было зайти, но двор показался слишком чистым, и девушка прошла дальше. Еще несколько хат осталось позади. Около полуразрушенной хибарки, еле видневшейся из-за бурьяна, одиноко возилась у глиняной печки старуха. Мариана шагала уверенно. На груди под вышитой рубашкой у нее хранились в узелке “документы”: справка с печатью. Среди немецких букв пауком проступала черная свастика; несколько марок и пожелтевшая фотография пожилой женщины с крестиком на груди. Эту женщину Мариана для всех называла матерью…
В документе значилось, что Диденко Мариана Григорьевна, украинка, 1923 года рождения, жительница села Россоши, Россошанского района, Воронежской области, проживает в городе Харькове.
Бумага была выдана немецкой комендатурой города Харькова, и сам комендант никогда б не догадался, что не его подпись стоит на справке. Мариана была уверена в своих документах. Но у разведчиков есть закон: “Старайся, чтобы тебя меньше проверяли”. И она стремилась свято соблюдать это правило.
