Борис Яроцкий - Русский капкан
7
В госпитале земляки и сослуживцы встретились на прогулочной аллее, окликнули друг друга веселыми возгласами:
– Господин капитан! Сергей Витольдович!
– Жора! И ты здесь?
– Давненько мы не виделись.
– Пожалуй, больше года.
– Неужели больше года валяемся на госпитальных койках?
– Не валяемся, а путешествуем, как видишь, добрались до Нового Света.
Однополчане принялись хвалиться своими ранениями.
– А теперь вот послали на курсы переводчиков, – признавался капитан. – Хотя… какой из меня переводчик?
– Все мы что-то переводим…патроны, продукты, – усмехнулся Насонов. – Об уцелевших на войне в Америке говорят: их посетил ангел благополучия.
– Ангела я что-то не заметил.
– И я не заметил.
– Это не наш ангел. Наш – в России.
– Если позволят вернуться…
– А куда мы денемся? Если не убьют – вернемся.
Они обменялись вроде незначительными репликами, но сразу же поняли друг друга. Как понимают друг друга заговорщики.
Прапорщик стоял, по-стариковски опираясь на трость, с восторгом смотрел на своего боевого товарища. Он не рассчитывал увидеть его в живых, к тому же за океаном. В артиллерийской бригаде ходили слухи, что капитан Самойло тяжело ранен, потерял руку. А он, оказывается, даже машет рукой.
И опять разговор не о нашем ангеле…
– Говоришь, ангел благополучия? Это как сказать… – усомнился капитан, помня, что ангелы в Америке бедняков не замечают, а вот русских фронтовых офицеров почему-то заметили, излечивают не для праздных прогулок.
Слово за слово, выяснилось, что сослуживцы случайно попали в одну команду и что готовят их в Россию для службы в экспедиционном корпусе в качестве военных переводчиков, знающих местные условия Русского Севера. Но при чем тут Русский Север, если предстоит служить в экспедиционном корпусе, а корпус – ходили слухи, будет введен в сражение на западе Европы, вероятней всего, в Германии.
Сергей Самойло до службы в армии жил с родителями в Архангельске. Родной отец владел небольшим лесопильным заводом в Соломбале, мать в местной гимназии преподавала русский язык и литературу. Профессии родителей (родного отца Сергея и родного отца Георгия) почти совпадали. В России это зажиточное сословие – надежная опора власти.
После гимназии Сергей поступил в Константиновское артиллерийское училище, был выпущен по ускоренному курсу в чине подпоручика, изъявил желание без отпуска убыть в действующую армию. Но десятидневный отпуск, как того требовало положение, ему все-таки предоставили – для свидания с родными, и он остался в Петербурге, где проходил службу его приемный отец, которому он был обязан довольно успешной военной карьерой.
Несколько иначе начинал свою военную карьеру Георгий Насонов. Север был его малой родиной. В Архангельске он закончил городское техническое училище имени Петра Великого, затем, там же, в Архангельске, – школу прапорщиков. В тот военный год весь выпуск после короткой переподготовки был отправлен на Северо-Западный фронт. Тогда на Северо-Западном фронте шли ожесточенные бои. Тяжелораненые заполнили губернскую больницу, превращенную в военный госпиталь. Несколько частных клиник по примеру столичных принимали раненых.
Отец Георгия по крови, к тому времени уже владелец крупного лесопильного завода, пожертвовал на оборону миллион золотых рублей. Об этом была заметка в «Северном курьере». Заметку потом перепечатали столичные газеты. Оттуда она попала в папку генерал-лейтенанта Миллера.
Георгий не без оснований считал себя помором, жителем Севера. В Обозерской прошли его детство и юность. В армию поступил на патриотической волне. В те предвоенные годы в Северном крае заметно усиливала свое влияние немецкая колония. Большинство лесопильных заводов принадлежало немцам. Своими деньгами и сплоченностью они притесняли русских предпринимателей. Отец не скрывал своей неприязни к немецким фабрикантам. Георгий помнит случай с детства, когда после пожара в Самоедах (сгорел лесопильный завод Альфреда Конрада) отец принял на дому рабочего из сушильного цеха и вручил сто рублей. Обрадованный рабочий, помнится, спросил отца: «Савелий Титович, может, еще кому петушка подпустить? Вы только намекните».
Уже в Америке, обучаясь на курсах Красного Креста, друзья поняли, что оказались на другом континенте не по ранению (в России врачи не хуже американских), а по замыслу одной организации. Кто-то их тщательно отбирал, целенаправленно готовил выполнять какую-то загадочную миссию. А какую, объясняли намеками. Поступит приказ – и вы его выполните, вы – русские офицеры, всегда помните: на вас надеется православная Россия.
Не знали они главного: кто им отдаст приказ и в чем его суть? Оставаясь наедине, офицеры осторожно высказывали предположение: не прикажут ли им убивать своих, единокровных братьев? Не для парада им выдали оружие? И первое время они друг к другу относились настороженно.
Система обучения на курсах Красного Креста была построена так, что подспудно в сознание вкрапливалась мысль: остерегайся ближнего. А ближний – это твой сослуживец, ты с ним поделишься сокровенным, и в штабе будет известно, о чем ты думаешь. Если ты вслух осуждаешь политику президента и правительства, ты обрекаешь себя на большие неприятности.
8
«Олимпия» шла неделю с короткой остановкой в Рекьявике. Двоих солдат из 310-го инженерно-саперного полка не досчитались. Сняли их в Рекьявике, но вряд ли вернули обратно в Штаты.
Так что эти русские офицеры не случайно оказались на крейсере «Олимпия». Из русских, имевших боевой опыт, они не были первыми, кто высаживался с десантом союзников. Подобную подготовку проходили и в Англии русские офицеры, взятые из госпиталей. Они плыли на английском крейсере «Глория», за месяц до американцев в составе десанта сошли на берег в Мурманском порту.
День 6 марта 1918 года стал началом вторжения интервентов в Россию. Спустя двенадцать дней французский крейсер «Адмирал Об» высадил под Мурманском крупный десант. Им попытался оказать вооруженное сопротивление красногвардейский отряд, подчиненный местному совету. Но уже с первыми выстрелами на мотоциклетке примчался заместитель председателя Мурманского совета эсер Миньков, от имени совета приказал прекратить стрельбу, так как сопротивляться бесполезно. В ходе перестрелки легкое ранение получил француз, и за это командир красногвардейского отряда был наказан. Французы его расстреляли здесь же, у пирса.
Тем временем английские десантники захватили целый состав пассажирских вагонов, под конвоем привели машиниста и кочегара. Паровоз отыскался в депо. И уже к вечеру первый эшелон с оккупантами отправился на юг, в Кандалакшу.
Англичане удивлялись: никто не оказывал им сопротивления. Что это за страна – Россия? Даже в Индии, цыганского вида местные жители, на железной дороге устраивали завалы. Здесь завалов не устраивали, стрелки переводили сами солдаты, и они же дровами загружали паровозы.
Неделю спустя после начала оккупации Мурманского края и захвата Кольского полуострова до самой Кандалакши в Лондоне вышли газеты с сообщениями: «При нынешних темпах наступления союзных войск большевицкий Петроград в течение месяца капитулирует».
Оккупация Русского Севера намечалась как легкая увеселительная прогулка. Часть войск, высадившихся из крейсера «Олимпия», присоединилась к англичанам и французам, чтобы вместе с ними войти в Петроград.
В этом городе противники Советов уже намечали парад победителей, в зарубежной печати даже называлась дата: 25 октября – ровно год спустя после Октябрьской революции.
Но уже от станции Оленья везенье стало покидать союзников. Темп наступления заметно снизился. Участилось мародерство. Пример подали солдаты второго батальона 339-го пехотного полка. На этой станции среди бела дня они разграбили факторию, принадлежавшую купцу Арефьеву, известному лесопромышленнику. В ту же ночь возле разъезда Африканда сошли под откос несколько вагонов с боеприпасами. Командование союзников предположило, что это были партизаны из числа местного населения. Для острастки расстреляли путевого обходчика. Но когда крушения стали повторяться, брали заложников из близлежащих поселений. Поселенцы – в большинстве своем бывшие каторжане. Это они строили Мурманскую железную дорогу. Со всей России сюда их гнали в кандалах. В Кандалакше цепи с них сбивали. На дерзкий побег мало кто решался.
Уже к июлю Мурманская железная дорога была в руках союзных войск. «Олимпия» высадила десант в устье реки Онега. По распоряжению генерал-майора Пула власть в лице местного совета перешла в руки городской думы. Капитан Самойло получил приказ изъять документы местного совета.
– Обязательно потребуйте карту лесных угодий, – напомнил генерал.
Капитану догадаться было не трудно. Крейсер еще не покинул берега Америки, а в офицерских каютах только и разговоров о корабельных лесах Прионежья. О корабельной сосне Русского Севера в Соединенных Штатах уже ходили легенды. Корабельным лесом торговал русский царь Петр Алексеевич, но прежде он построил корабли, военные и торговые, чтоб было чем защищать свои несметные богатства и какие богатства вывозить в Европу для пополнения государственной казны.
