Генрих Гофман - Черный генерал
Не теряя времени, Мурзин перебежал улицу. Вместе с другими партизанами бросился он к подъезду, заскочил внутрь. На лестничных клетках гулко хлопали выстрелы. Где-то наверху грохнул взрыв гранаты. На голову посыпалась штукатурка. И разом оборвался дробный перестук пулемета.
Перескакивая сразу через две ступеньки, тяжело дыша от быстрого бега, партизаны ринулись наверх. На втором этаже двери в квартиры были раскрыты настежь. В одной из них Мурзин увидел лежавшего навзничь немца. Руки его были раскинуты в стороны, возле головы растеклась большая лужа крови. Из соседней комнаты с поднятыми руками вышли два германских солдата.
– Жить захотелось? – усмехнулся Мурзин и, обернувшись к Николаеву, приказал: – Посмотри за ними, а мы наверх сбегаем.
В это время из противоположной двери прогремела автоматная очередь. Один из партизан схватился за грудь и стал медленно опускаться на пол. Мурзин спрятался за косяк и дал длинную очередь из автомата. На верхнем этаже тоже снова началась перестрелка. То и дело слышался звон разбиваемых стекол.
– Я с Николаевым прочешу эту квартиру, а остальные давайте наверх, к Милеку и Куделе, – подал команду Мурзин.
Но и без этой команды несколько партизан уже бежали вверх по лестнице. Они подоспели как раз вовремя. Павел Куделя один отстреливался от наседавших на него немцев. А Ян Милек, обхватив раненую руку, из которой струилась кровь, притулился к стене и тихо стонал.
Немцы засели в одной из комнат и вели огонь вдоль коридора. Куделя притаился за углом, на самом краю лестничной клетки. Улучив удобный момент, один из партизан метнул в конец коридора гранату. Выстрелы прекратились.
– Хенде хох! – прокричал Куделя.
Ответа не последовало.
Партизаны с опаской вошли в коридор, потом прошли в большую светлую комнату с перебитой, поваленной на пол мебелью. Из нее дверь вела в другую комнату. Там прозвучал глухой одиночный выстрел. Павел Куделя, шедший впереди всех, отпрянул в сторону. Но в дверях показался рослый солдат с поднятыми руками. За ним, тоже с поднятыми руками, следовали еще трое.
– Штурмбанфюрер капут! – дрожащим голосом пробормотал один из них.
Куделя заглянул в дверь и увидел раскинувшегося на полу немецкого офицера. На его виске зияла рана, рука судорожно сжимала рукоятку пистолета.
Собрав трофейное оружие, партизаны спустились на второй этаж. Там тоже все уже было кончено. Два пленных немца топтались на лестничной клетке, не спуская глаз с автомата, направленного на них Николаевым.
– Где капитан? – спросил Куделя. Он еще не остыл от только что закончившегося боя. Голос его звучал отрывисто, дыхание прерывалось.
– Там, – кивнул Николаев на открытую дверь. – Старуху какую-то в чувство приводит. Она с перепугу, кажись, язык проглотила. Слова сказать не может.
Партизаны перевязывали раненых товарищей. А тот, которому пуля попала в грудь, уже не нуждался в медицинской помощи. Из двери показался Мурзин.
– Старуха говорит, что в подвале еще кто-то есть. Надо проверить, – сказал он.
Со вскинутыми автоматами, подталкивая перед собой пленных немцев, партизаны спустились вниз. В подвале они обнаружили перепуганных жителей дома, Немецких солдат среди них не было.
Приказав отвезти военнопленных в штаб и пристроив раненых в одной из квартир освобожденного дома, Мурзин с партизанами кинулся к соседнему зданию, которое атаковал Ян Ушияк со своей группой. Но и там уже все было кончено; Небольшая горстка немецких солдат сдалась на милость победителей.
Частая перестрелка слышалась теперь в соседнем квартале, да над центром города поднимались клубы густого дыма. Оттуда доносилось гулкое эхо взрывов.
К Мурзину подбежал Ян Ушияк.
– Юра! Ты зачем убежал из командного пункта? Зачем сам в огонь лезешь?
– Не могу я сидеть без дела, когда кругом бой идет. И хлопцы у нас еще не обстрелянные. Их поддержать надо…
– Я и сам с ними справлюсь. – Ушияк прислушался к раздававшимся на соседней улице частым выстрелам. – Там наши ребята с Морозовым атакуют. Видно, боши крепко засели. Мы пойдем к ним на подмогу, а ты, Юра, отправляйся в штаб. И трофейные автоматы возьми с гобой. У нас весь резерв сидит без оружия.
– Хорошо, Ян! Если будет туго, присылай связного. Мы с ребятами к тебе на подмогу двинем.
Увесив шею и плечи одиннадцатью трофейными автоматами, сгибаясь под их тяжестью, Мурзин побрел назад на окраину го рода, где в просторном сарае нынешним утром был наскоро оборудован штаб партизанского отряда имени Яна Жижки. Собственно, никакого штаба в обычном понимании этого слова не было. В сарае разместились только радисты с радиоаппаратурой, да около сотни партизан, не имевших оружия, расположились возле него.
Бой в городе Мартин длился в тот день недолго. К обеду разрозненные группы гитлеровцев и гардистов прекратили сопротивление и сложили оружие. А несколько подразделений немецкого гарнизона поспешно отступили за реку Ваг. Партизаны освободили небольшой лагерь военнопленных, за счет которых пополнили свои ряды. В захваченном арсенале оказалось много оружия и боеприпасов.
Начальником гарнизона освобожденного города был назначен подполковник словацкой армии Перко. По его распоряжению отряд имени Яна Жижки занял оборону по берегу реки севернее Мартина. На этом направлении немцы подтягивали крупные силы из района города Жилина.
Отдохнуть после боя так и не удалось. До поздней ночи Ушияк и Мурзин проверяли участок обороны своего отряда, раздавали оружие, заставляли людей глубже закапываться в землю. Но, несмотря на усталость, настроение было приподнятое. Окрыленные первым успехом, партизаны поклялись отстоять город. Предполагаемая атака немцев никого уже теперь не страшила. Винтовки были у каждого. Многие обзавелись трофейными автоматами, ручными пулеметами. Патроны оттягивали карманы, на поясах болтались гранаты.
В полночь, выставив боевое охранение, командир отряда разрешил партизанам спать. На ночлег устраивались тут же, в свежевырытых блиндажах и окопах. Утомленные после бессонной мочи, после огромного напряжения первого боя, уставшие от рытья траншей, люди в изнеможении опускались на землю и сразу же засыпали беспробудным сном.
Только Ушияк и Мурзин, расположившись в ближайшей хате, еще долго беседовали о нуждах отряда, подсчитывали потери за минувший день. Около сорока партизан были убиты сегодня в бою, более ста получили ранения и отправлены в городскую, больницу. Среди них оказался и комиссар отряда Саша Турский. Правда, несколько человек во главе с Яном Милеком после перевязки вернулись в строй. Остальные нуждались в долгом лечении.
– Ничего, Юра! – успокаивал Ушияк Мурзина. – Впереди еще много боев, и потери тоже будут. К этому всегда трудно привыкнуть. Но главное сделано. Отряд сформирован. Сегодня он получил боевую закалку. Наши люди показали, что могут бить бошей. Мы еще…
Последние слова Ушияка Мурзин уже не слышал. Подперев голову руками, он так и уснул за столом. Ушияк тихо поднялся, стараясь не шуметь, отодвинул от стены топчан поближе к Мурзину и осторожно, словно ребенка, перевалил его с табуретки на мягкий матрац. Затем расстелил на полу тюфяк, оставленный предусмотрительной хозяйкой, и, не раздеваясь, вытянулся на нем.
…Проснулись они одновременно, разбуженные сильными взрывами, натужным ревом авиационных моторов. За окнами было уже светло. Стекла в рамах звонко дребезжали, стены вздрагивали при каждом взрыве.
– Кажется, нас бомбят, – крикнул Мурзин и, схватив автомат, бросился к двери.
За ним выбежал на улицу и Ян Ушияк.
В небе с ревом кружились одиннадцать «юнкерсов». Над позициями партизан они по одному, словно ястребы, устремлялись к земле, и тогда от них отделялись маленькие черные точки. С неистовым свистом бомбы рассекали воздух, упав рядом с траншеями, рвали землю в клочья.
– Лапотники! – проговорил Ян Ушияк, вспомнив, как на фронте советские воины называли немецкие Ю-87.
– Точно! – Мурзин разглядел черные кресты на крыльях «юнкерсов» и торчащие под фюзеляжем колеса с обтекателями, напоминавшими обыкновенные лапти. – Раз авиацию на нас бросили, – значит, атаковать собираются. Как бы хлопцы самолетов не испугались.
– Ничего. В траншеях не так страшно. Молодец, Юра, что заставил вчера вечером в землю зарываться. На голом месте они бы нам деревьев наломали.
– Каких деревьев? – не понял Мурзин.
– Ну, ваша русская поговорка такая есть.
Мурзин рассмеялся:
– Не деревьев, а дров.
– Да, да. Дров бы нам наломали.
Разбросав бомбы, «юнкерсы» на бреющем полете уходили на запад.
– Айда в блиндаж, на комадный пункт. Сейчас они в атаку пойдут! – крикнул Мурзин и побежал к траншеям отряда.
Он не ошибся. Не успел еще стихнуть гул авиационных моторов, как где-то на правом фланге ударили артиллерийские залпы, поднялась ружейная перестрелка, в которую то тут, то там врывалась частая пулеметная трескотня.
