Пётр Палий - Записки пленного офицера
Я стоял как завороженный и смотрел на быстро разрастающийся пожар. Вот и открыли второй фронт, Жорка Прозан был прав. Война! Ох и горят же нефтесклады, шпалопропиточный… О, что же я, в самом деле, ведь мое место на базе, что-то делать нужно, немедленно, там уже ждут начальника… И я, не возвращаясь в комнату, побежал через лесок на базу.
Весь лес был фантастически освещен заревом пожара на станции, в стороне базы тоже светлело небо, но там начиналась заря, заря первого дня войны. Чем ближе я подбегал к базе, тем чаще среди деревьев мелькали фигуры бегущих людей. Я нагнал какого-то рабочего, и тот, увидя меня, на бегу нелепо поднял руку к козырьку и прокричал: «Товарищ… товарищ, а куда детей и бабу девать-то… какое приказание будет?»
Задыхаясь от бега, я остановился около ворот базы. Дежурный по базе уже ввел в действие особый специальный план обороны. У ворот стоял пулемет и с десяток красноармейцев, в полном боевом вооружении, с противогазами и в касках. В стороне собиралась кучка прибежавших раньше меня рабочих и служащих, их на базу не пускали, это тоже было предусмотрено особым планом, и в согласии с этим же планом дежурный лейтенант спросил пароль, я ответил и побежал в свой кабинет к телефону звонить в Высокое.
Ночной дежурный по конторе, младший воентехник, почти мальчик, сильно перепуганный, сбиваясь и путаясь, доложил, что почти одновременно с первым налетом позвонили из Высокого и дежурный по управлению передал: «Особый план обороны, приказ 212 в действие!» А потом сказал: «Немцы переходят границу, война! Пусть начальник базы немедленно позвонит по аварийному проводу». Это было в 4.38, первый налет на Черемху был в 4.22. Весь персонал охраны базы в полной боевой готовности, вся база оцеплена усиленной охраной, пожарные и особые отряды будут готовы, фельдшер и две сестры уже на медпункте…
Я глянул на часы, было 5. 10 утра. — «Вызывайте по аварийному управление».
Я взял трубку. В телефоне были слышны разговоры, крики, стандартная матерщина. Кто-то кричал настойчиво: «Ящики, зеленые ящики! Грузите их в первую очередь… Зеленые!» Наконец к кто-то спросил: «Кого тебе?» — и я получил соединение с Ляшкевичем. — «Война, Палий! Немцы перешли границу… Бомбят все подряд. Как у вас? Колонна УР'а и мы, управление, с ней, будем проходить мимо базы около 9.00. Готовьте своих присоединиться… Все! Действуйте по приказу 212! Посылаю связных с деталями! Все!»
Один за другим прибежали Дудин, Лифшиц, Погорелов и старший лейтенант Борисов, начальник охраны базы. Мы начали экстренное заседание, но не успел я открыть его словом «товарищи», как завыли сирены противовоздушной обороны. Мы выскочили из конторы. Солнце уже взошло, и в его низких лучах, ярко освещенные, розово блестящие, были видны четыре самолета, летящие цепью со стороны границы.
Самолеты развернулись и все сразу строем пошли на базу, стремительно снижаясь. Я прижался к стволу большой сосны, самолеты пронеслись над базой низко, стреляя из пулеметов и бросая легкие зажигательные бомбы. Вся база сразу покрылась пылью и дымом, в нескольких местах начались пожары, одна бомба попала в здание механических мастерских, и я видел, как большой токарный станок вылетел из мастерских и повис в воздухе, заклиненный между стеной здания и сосной, растущей рядом.
Едва самолеты пронеслись, начальник пожарной охраны хотел бежать к пожарному депо. «Назад, под укрытия! Они сейчас будут опять здесь!» — остановил его я, следя за маневром самолетов.
Вся четверка в точности повторила маневр. Теперь они вылетели со стороны Высокого и под прямым углом к направлению первой атаки снова все четыре ринулись на базу. Одна бомба разорвалась рядом с конторой, я полетел кубарем на землю, но сразу вскочил на ноги. Нервная дрожь била меня, как лихорадка, даже зубы стучали мелко и дробно, и я не мог говорить. На базе был полный хаос, пожары начались сразу в десятке мест, большая половина построек была разрушена, взорвалась цистерна с бензином… Человеческих потерь почти не было, т. к. на базе были только охрана и пожарные команды. Был убит один красноармеец и другой ранен. Несчастного, как-то тоненько визжавшего, солдата пронесли на носилках в медпункт. Передний из несущих, с окаменевшим от страха лицом, поравнявшись со мной, сказал: «Сей минут помрет… сей минут…по грудях его… помрет».
Самолеты исчезли, тушить пожары было невозможно и бессмысленно. Один-два очага можно было бы потушить, но десяток… Не было ни оборудования, ни людей… А главное, не было воды! Водокачка была разбита бомбой, а запаса в чудом уцелевшей водонапорной башне было недостаточно и на один пожар…
Все постройки на базе были барачного типа и стояли каждая отдельно, довольно далеко друг от друга, поэтому огонь не перебрасывался с одной постройки на другую. Сгорело больше половины базы, к счастью, главный склад продуктов, обмундирования и мелкого оборудования остался нетронутым, также склад взрывчатки и боеприпасов, стоявший совсем особняком. Связи с Высоко-Литовском не было, ни по общей линии, ни по аварийной. Я, после нервного шока, чисто физического испуга и паники, пришел в себя, смог побороть дрожь, приобрел способность говорить, соображать и действовать. — «Все! Математически точно! Крест-накрест — и базы нет… хорошо еще, что людей на работе не было, а то бы трупов было больше, чем живых», — с глубоким вздохом как бы облегчения сказал Лифшиц.
Связи с управлением не было, наконец нашли, где провода были порваны, и я снова вызвал Высокое. Ответил дежурный и передал приказ начальника управления: «Имеющимися силами держать оборону базы до подхода колонны УР'а. Подготовить все средства для борьбы с возможным пожарами в случае воздушного нападения. Подготовить базу к возможной срочной эвакуации Местное население на базу не допускать В непредвиденных случаях руководствоваться приказом № 212». Потом дежурный добавил «Колонна УР'а уже вышла из Высокого на Черемху, у нас была атака на штаб 145-и, Брест еще не взят… Я снимаю оборудование и буду догонять колонну, это все желаю всего хорошего, товарищ инженер!»
«Ну и приказ! — подумал я — 52 красноармейца, два старых „максима“ и пятизарядные винтовки… будем защищать базу! Готовить оборудование против „возможных пожаров“, конечно, нечего… погорело со всей базой. А вот подготовить полную эвакуацию — это дельно!»
И я отдал соответствующие распоряжения: всех с женщинами и детьми собрать в лесопосадках на северном краю базы. Имеющийся автотранспорт — 14 автомашин, по одной подгонять к складу, грузить продуктами наполовину, и потом туда же, в посадки, дополняя груз людьми. Пожарников вооружить по возможности и присоединить к охранной команде и распоряжение Борисова. Все оставшиеся здания, включая склад взрывчатки, подготовить к уничтожению.
После семи часов утра снова пролетели над базой три немецких самолета, один отделился от стайки и, описав в воздухе широкую дугу, пронесся над базой, сбросив три бомбы и обстреляв базу из пулеметов. Две бомбы упали на пустое место, а третья опрокинула водонапорную башенку.
К восьми часам нагрузили все наличные машины, отвели их в лес и замаскировали, собрали почти весь персонал с женами и детьми. Вся база была оцеплена, кроме того, я выслал в лес и по дорогам в направлении к границе несколько патрулей.
Было тихо и спокойно, ясное солнечное утро, почти безветренная погода. Скромными кострами догорали постройки базы. Было ясно, что опасности новых налетов уже нет, изредка, издали были видны немецкие самолеты, пролетавшие мимо. Со стороны Бреста иногда были слышны не то взрывы, не то орудийные выстрелы.
Я сидел у ворот базы и все смотрел на лесную дорогу в сторону Высокого, не зная, что я увижу — колонну УР'а или…немецких солдат. Несколько красноармейцев под командой старшины-сверхсрочника Шуляка, охраняющие ворота, видно, тоже думали об этих возможностях. На дороге вдруг появилась группа красноармейцев, а впереди них почти бежал Красильников. Я встал и пошел навстречу. Красильников остановился и закричал «Военинженер Палий, ко мне! Бегом!»
Я остановился, тогда Красильников истерически стал просто вопить: «Ко мне, бегом, я вам приказываю, инженер Палий! Бегом!». Вид у него был больше чем странный: гимнастерка выбилась из-под пояса, фуражка сбилась набок, ворот расстегнут. «Вы что, Красильников? Выпили с утра для храбрости?'' — негромко спросил я. В ответ Красильников снова закричал, срываясь на фальцет „Без разговоров! Выполнять приказ! Бегом!“ — и вдруг вынул из кобуры наган.
Я на мгновение растерялся, вспомнив, как недавно на командирском собрании в управлении Красильников делал доклад о изменениях в дисциплинарном уставе и особенно смаковал пункты о праве командира во время военных действий требовать безусловного и немедленного подчинения приказу, вплоть до применения физической силы (легализация мордобоя) и оружия (легализация убийства). „Этот идиот и впрямь может пулю пустить“, — подумал я и, повернувшись к воротам, крикнул „Старшина, ко мне!“.
