Николай Тычков - Маленькие пленники Бухенвальда
Штубендинст крикнул своего помощника Володю Холопцева и попросил его постоять у дверей барака, покараулить, чтобы не нагрянул кто — нибудь из начальства.
Володя встал на пост, а Яков Семенович направился в спальню.
— Петя, где ты там! — окликнул мальчика штубендинст.
— Здесь, здесь, дядя Яша, — послышалось из-под нар.
— Не зря тебя Блохой прозвали, — удивился Яков Семенович проворству мальчишки. — В самый дальний угол забрался…
Они сели рядом на нары.
Колодки-то не потерял, когда бежал от «зеленого»?
— Нет, обе целы остались.
— И то хорошо. Ты ведь, кажется, в детдоме вырос?
— Ага.
— А прозвище где приобрел?
— В детдоме же. Когда мы играли в ловички, меня никто не мог поймать. За то, что я такой верткий, меня сначала прозвали Нырком. А потом Блохой. А мне что, пусть зовут. Когда сюда приехал — никому не говорил, что я Блоха, а здесь опять мне это прозвище дали. Совпадение получилось.
— Раз получилось совпадение, — значит, ты и в самом деле Блоха, — улыбнулся Яков Семенович и мягко дотронулся до Петькиного плеча. — Народ никогда не ошибается, запомни это, Петя.
Немного помедлив, штубендинст сказал:
— Ну, сегодня ты от работы отбрыкался. А завтра? Тоже не пойдешь?
— Не пойду.
— И вообще не будешь работать?
Петька задумался. Это вопрос был трудный. Эсэсовцы могут заставить его работать, могут поймать, избить. И он ответил неопределенно:
— В каменоломне не могу я, дядя Яша. Тяжело очень.
— Да, Петенька, тяжело, — покачав головой, сказал штубендинст. — А прятаться все время — сложная задача. Надо бы тебе подыскать работу… Не такую, как в каменоломне…
Яков Семенович смотрел на Петьку и вспоминал своего сына, ученика четвертого класса. Где он сейчас? Может, и ему трудно приходится, как вот этому маленькому пленнику. Сколько тяжести взвалила проклятая война на неокрепшие плечи ребят!
Вслух штубендинст сказал:
— Скоро конец рабочего дня. Спрячься здесь. А завтра что — нибудь придумаем.
Восьмой блок ужинал. Когда похлебка из моркови и брюквы была съедена, ребята, сложив миски на столе, занялись своими делами. Штопали ветхую арестантскую одежду, чинили колодки. А вот один паренек где-то раздобыл серого тряпья и из лоскуточков шьет себе шарф. Открылась целая мастерская.
Самые маленькие узники, семи и восьми лет, сгрудились, словно цыплята, возле дяди Яши и Володи Холопцева, которые попеременно читают вслух интересную книжку. Яков Семенович хитрыми путями раздобыл ее в вещевой камере. Попались сказки Афанасьева. Дети, затаив дыхание, слушают удивительные истории про Ивана — царевича, серого волка, жар — птицу, бабу — ягу…
— Теперь слушайте, ребятишки, новую сказку, — перевернув страницу, говорит дядя Яша. — Называется она «Правда и Кривда». Жили два купца: один кривдой, другой правдой, так все и звали их: одного Кривдою, а другого Правдою.
«Послушай, Правда! — сказал раз Кривда. — Ведь кривдою жить на свете лучше!..»
— «Нет!»
— «Давай спорить».
— «Давай».
— «Ну, слушай, у тебя три корабля, у меня два, если на трех встречах нам скажут, что жить правдою лучше, то все корабли твои, а если кривдою, то мои!»
— «Хорошо!..»
— Правда все равно победит Кривду, — с детской убежденностью произносит один малыш.
Дядя Яша дочитывает сказку до конца:
— Так и выходит, что правдою-то жить лучше, чем кривдою. Верно, ребята?
— Верно, дядя Яша!
— Хорошо, что понимаете… Вот нас держат фашисты в этом лагере, плохо нам, а ведь правда-то на нашей стороне.
И придет время, когда она победит. А кривду — в могилу. Ну теперь читай ты, Володя. — Яков Семенович передал книжку и ушел к старшим ребятам. Подходя, он услышал Петькин голос.
— Нет, я не стал бы жить в Германии. Здесь нет Черного моря. Да и потом — не люблю я эту немчуру. Всех бы их одной веревкой связать и утопить.
— Ты что это, Петя, разбушевался? — усмехнулся Гофтман, садясь рядом с ним на скамейку.
Петька пробурчал:
— А чего их жалеть, таких зверей!..
Яков Семенович немного помолчал, переводя взгляд с одного мальчишки на другого. Лица не по — детски суровы.
— Многого вы еще не знаете, — вздохнул Гофтман. — Я как — нибудь прочту вам прекрасные стихи великого немецкого поэта Генриха Гейне. Он дружил с Карлом Марксом. Когда вырветесь отсюда, то непременно услышите по радио или в концерте музыку гениального Бетховена, его симфонии. Недалеко от Бухенвальда находится, как вы знаете, город Веймар. Это очень древний и интересный городок. В нем жили великие немецкие поэты Гете и Шиллер. На горе Эттерсберг, где наш лагерь, сохранилось дерево, под которым любил сидеть Гете.
— А я об этом и не знал! — заморгал глазами Петька.
В глазах ребят появились огоньки любопытства.
— А какие замечательные люди коммунисты Германии, сподвижники Эрнста Тельмана, вы и сами знаете. Вот так ребятки. Немцы и фашисты не одно и то же.
Коля Науменко смотрит на Петьку, улыбается и переводит разговор на другое.
— Петь, когда наша армия разобьет фашистов и кончится война, ты чем будешь дома заниматься?
— Чем? Как приеду — первым делом наемся, до отвала. Съем все, что под руку попадет.
— Ой ли? А если кошка под руку попадется, ее тоже съешь?
— Кошку не буду. Буду есть колбасу, хлеб. Много всего съем, пока живот не затрещит. — И он показал руками, какой у него будет огромный живот. — Потом лягу на кровать и буду переваривать пищу.
— Ты что, удав разве?
— А я сейчас готов бы сделаться удавом, — сказал Владек. — Подполз бы к какому — нибудь эсэсовцу — и ам, проглотил бы живьем.
— Сдалось глотать такую дрянь! — поморщился Петька.
— Нет, я не хотел бы быть ни удавом, ни крокодилом, — высказался Митя Бужу. — Лучше всего изобрести бы такую мазь, чтобы натерся — и стал невидимкой.
Петьке это понравилось.
— Да! Сделаться бы невидимкой и перебить всех фашистов, а потом и домой уехать.
— Ведь у тебя дома-то нет… — неосторожно заметил Владек.
Блоха нахмурился:
— Чего? Дома у меня нет? Не понимаешь ты ничего. Конечно, хорошо иметь отца и мать, но не всем ведь такое счастье выпадает. Ну и что же!.. Если бы ты знал, как хорошо у нас в детдоме: кино, лекции, представления разные. Да еще шефы с подарками. Каждый день — как праздник. Ешь, да сил набирайся. А если нет аппетита за обедом — тебя сейчас же к врачу: не заболел ли.
И забыв, что он отвечает Владеку, Петька с упоением стал вспоминать:
Эх, ребята, а летом что за жизнь была! Помогали мы колхозу убирать виноград, яблоки, груши, арбузы. Ешь сколько хочешь, никто не ругает. За целый-то день так, бывало, на — пробуешься всего, что живот под рубашкой не умещается. А когда домой поедем, смотрим — за нами катит грузовик, полный гостинцев. Вот это лафа!
Владек, поняв свою оплошность, сказал: — У нас в Польше Советской власти нет, у нас все по — другому.
Во флигель вошел незнакомый Петьке мальчик, остановился, отыскивая кого-то глазами.
Владек обрадованно замахал рукой. — Жан! Иди сюда.
Мальчик, сказав всем «бонжур», сел рядом с Владеком. Они тут же оживленно заговорили по — французски. Остальные ребята продолжили свой разговор.
— Ты, Петь, все о еде. Неужели только и будешь дома есть да лежать? — скучно протянул Коля Науменко.
— Конечно, нет. Буду учиться на токаря по металлу. Это очень интересно-точить разные детали. Токарь Петька Блоха!
— Блоха! Ха — ха — ха — ха! — озорно пропел Митя Бужу.
— Владек, а ты кем будешь? — спросил Петька в свою очередь.
— Я? — растерялся маленький поляк. — Еще точно не знаю. Наверное, открою магазин и буду торговать мясом. Выращу много — много жирных свиней, зарежу их и буду продавать.
— И все?
— А чего же еще? Мясо все любят.
Петька кивнул на Жана:
— Спроси — ка у него, Владек, кем он станет после войны.
Владек задал вопрос Жану по — французски. Затем стал переводить его ответ:
— Жан говорит, что он дома будет учиться на врача. Ему потребуется для этого очень много франков, потому что обучение во Франции платное. Но у Жана есть богатый дедушка, он заплатит за внука. Дед — хозяин одной парижской клиники. И Жан, выучившись на врача, станет там работать и после смерти дедушки получит в наследство эту клинику.
— Фи, значит, Жан капиталистом будет? — скорчил гримасу Петька.
— Да, он будет хозяином.
— А если бы у него не было такого богатого дедушки, что бы тогда он стал делать? — спросил Коля многозначительно.
— Без дедушки он ничего не смог бы сделать. Пришлось бы работать на фабрике или на заводе. Жан живет очень бедно. Мать зарабатывает столько, что едва хватает на питание. Отец долго был безработным и покончил жизнь самоубийством — повесился.
