Георгий Брянцев - Конец Осиного гнезда (Рисунки В. Трубковича)
— Нет, так не пойдет,- сказал я решительно.- Гюберт, очевидно, не предполагает,что поездка в Москву так сложна. Я его информирую. Оставайтесь здесь, и больше к этой теме возвращаться не будем. В Москве все же остались у вас свои люди?
— Как это понимать?- испытующе спросил Саврасов.
— Раз вы категорически не можете к ним поехать- а ваши доводы меня убедили, — придется мне помочь вам.
— Хм… Есть один человек, служит на железной дороге. Я приобрел его еще в прошлом году. Удачный человек. Я бы сказал- очень удачный и перспективный. Проверен. Он уже оказал нам кое-какие услуги и готов их оказывать дальше.
— Это надежно?
— Вполне!- твердо заверил Саврасов.- Я информировал о нем Доктора. Он понравился ему еще тогда,до войны.Мы условились именовать его«диспетчером». На него можете рассчитывать.
— Ах, Диспетчер!- воскликнул я.(О Диспетчере я слышал, конечно, впервые!) — Слышал… А еще кто? Диспетчера трогать пока не разрешают.
— Есть еще человек, уже другой категории,- сказал Саврасов нерешительно.
— Именно?
— За этого поручиться не могу- будет слишком смело.
— Кто он?
Саврасов охотно рассказал, как рассказал бы любому другому, пришедшему к нему с паролями. Этот второй человек- бывший прораб одной из подмосковных гражданских строек. Инженер-строитель по опыту, но без диплома. Судился по уголовному делу, после заключения долго не мог обосноваться в Москве и получить прописку, но перед самой войной ему удалось это. Живет на частной квартире в районе Тимирязевской академии.
— О нем мне ничего не говорили, — деловито сказал я. — Так вы говорите, человек он ненадежный?
— Ненадежный,- кивнул Саврасов.- Этот тип привык к большим деньгам и очень избалован ими. За деньги, тем паче за хорошие деньги, которых у него теперь нет,он не остановится ни перед чем. Использовать его постоянно очень опасно,он пригоден лишь для эпизодической работы. Пьяница.А пьяницы,с одной стороны, весьма нам полезны, но с другой — опасны, неосторожны. Поэтому использовать его можно с оглядочкой. Я виделся с ним перед отъездом из Москвы.Он озабочен получением документов, которые освободили бы его от призыва в армию. Воевать не хочет.
— Понятно,- сказал я.- Еще кто?
— Все. Больше нет. Война все перемешала, раскидала людей.
«Негусто у тебя, оказывается», — решил я про себя и сказал:
— Значит,сами вы ничего не сделали, чтобы восстановить положение?А как вы живете материально?
— Живу неплохо, но можно было бы и получше,- усмехнулся Саврасов.
— Это дело легко поправимо…
— Что вы сказали?- Саврасов подался немного вперед.
Я прямо не ответил на вопрос и продолжал:
— Давайте договоримся так…- тут я почесал переносицу, будто что-то соображая.- Все, что вы считаете нужным сообщить Гюберту, набросайте себе для памяти, чтобы завтра подробно рассказать мне. Хватит времени до завтра?
— Безусловно.
— Отлично. Завтра же я сниму деньги с аккредитива и вручу вам. Тут с этим делом нетрудно?
— Как вам сказать. Жмутся, конечно. У вас большая сумма?
— Сорок…
— Ого! Ну что ж… Я вам подскажу, в какие кассы обратиться.
— Договорились,- весело сказал я и встал.
— Позвольте!-спохватился Саврасов и тоже встал.-А что вы делаете вечером?
— Ничего. Если не возражаете, давайте поужинаем у меня в номере и поболтаем.
— Ради бога,я с удовольствием.Вечер и у меня свободен.А где ваша комната?
— Внизу, под вами… — Я назвал номер.
Не прощаясь с Саврасовым,я вернулся к себе, вытащил из чемодана сверток с нехитрой закуской и немного подкрепился. Потом прилег на диван и перебрал в памяти всю беседу с Саврасовым. Записывать я по уже укоренившейся привычке считал нецелесообразным.Да в этом сейчас и не было нужды:память служила мне пока безотказно.
Потом я набросал план дальнейших действий.
Погруженный в раздумье, я не заметил, как уснул, и проснулся от стука в дверь. В комнате царила темнота. Я вскочил и зажег свет.
Вошел Саврасов.
— Отдыхали?- спросил он, энергично потирая руки.
— Немножко.
— А вы посмотрите, что делается на дворе.- Саврасов раздвинул шторы.
Я тоже подошел к окну. В заплаканное окно глядел слякотный сумрак. По запотевшим стеклам змеились дождевые струйки.
— Бож-же мой, какая гадость! — передернув плечами, воскликнул Саврасов и отошел от окна.- В такую погодку даже лягушки могут схватить воспаление легких!…
Мы долго сидели за столом у окна.Незатемненная улица выглядела неуютной и неприветливой. Торопливо сновали пешеходы, прижимаясь к стенам домов.
Беседа наша затянулась. Вначале я рассказывал Саврасову разные были и небылицы о жизни в оккупированных гитлеровцами городах. Он слушал с интересом, задавал множество вопросов и, кажется, убедился в моей полной осведомленности.Затем я осторожно попытался узнать, какая среда взрастила и воспитала такого отщепенца и предателя. Но мои попытки проникнуть в прошлое Саврасова успехом не увенчались.Прошлого он не касался и, как мне показалось,даже избегал тронуть его.То ли это была осторожность,то ли черта характера, я так и не определил. Зато о заводе Саврасов рассказал очень пространно; он действительно был хорошо информирован, и это делало его особенно опасным врагом. Тем скорее надо его обезвредить. Но от этого корня могли появиться и ростки… Я воспользовался рассказом Саврасова об уральских делах.
— Вы пробовали искать людей, которые могли бы пригодиться нам здесь?
Саврасов снисходительно посмотрел на меня.
— А как вы думаете?- сказал он.
— Я ничего не думаю,- в тон ему ответил я.- Я интересуюсь.
— Пробовал, дорогой, не раз…- Он налил в стакан вина, затем снял очки и стал протирать стекла носовым платком.-Пробовал,зондировал почву, обхаживал кого-то, но ни черта путного не получается.Что скрывать — патриотический подъем в народе огромный!Я никак не ожидал. Войска фюрера бьют их, блестяще прошли в глубь страны: Прибалтика, Молдавия, Белоруссия, Украина, Западные области! А все глупо уверены,что немцев побьют… Черт-те что!Какой-то фанатизм! Откуда только берутся силы, терпение, вера и упорство?! Признаюсь честно: позавидовать можно. Вы не подумайте, что я сочувствую. О нет! Я ненавижу их,ненавижу от всей души!Но поражаюсь. Ведь,кажется, всем ясно,что от таких ударов Советы не оправятся, а попробуйте с кем-нибудь поговорить на эту тему. Ого! Вас быстро сведут в милицию, а то и в другое место. При таком положении надо быть очень осторожным.Сто раз отмерь, а один — отрежь! Я уже ученый…
Почему он уже ученый, Саврасов не договорил.
— Ну что ж,- сказал я со вздохом,- поскольку передвинуть в Москву вас не удастся, дайте мне координаты этих ваших… Диспетчера и Прораба. Придется связаться с ними.
Он, не колеблясь, вырвал листок из записной книжки и написал адреса и фамилии, потом сообщил мне несложные пароли, которые я мысленно несколько раз повторил.
Мы расстались почти в полночь. Проводив гостя и выждав некоторое время, достаточное для того, чтобы убедиться, что Саврасов улегся отдыхать, я покинул свой номер. Мне надо было связаться с местными товарищами.
Дождь перестал, небо прояснилось, проглядывали звезды. Не высохшие еще асфальтовые мостовые при свете фонарей напоминали реки.Я радовался улучшению погоды, так как на другой день мне предстояло лететь.
Утром состоялся последний разговор с Саврасовым, хотя о том, что он последний, знал лишь я. Саврасов надеялся еще на встречу после обеда и рассчитывал получить обещанные деньги. Он, конечно, и не подозревал, что я поручил его «заботам» местных товарищей.
Задолго до обеда я был уже в воздухе.
4. КОНТРОПЕРАЦИЯ
В наш прифронтовой городок я вернулся вечером,подробно доложил полковнику Решетову о своей встрече с Саврасовым и отправился спать. В эту ночь, как и в другие, был налет вражеских бомбардировщиков. Бомбили и обстреливали одновременно мост,железнодорожный узел, центр города, аэродром и больничный городок.
А через полчаса после отбоя, когда легким туманом задымилось утро, меня вызвал к себе на квартиру подполковник Фирсанов.
Я добрался до его дома по исковыренной бомбами улице. Над городом стлался дым пожаров. Фирсанов расхаживал по двору вместе с комендантом штаба, который ему что-то докладывал.
Ответив на мое приветствие и отпустив коменданта, Фирсанов сказал:
— Ну вот… сегодня наши зенитчики отличились. Сшибли два «юнкерса». Один упал на кладбище, второй- в реку. С одного успел выпрыгнуть парашютист, кажется стрелок… Полковник Решетов уже побеседовал с ним… Ну, а ты как чувствуешь себя? Как настроение?
Я отлично знал, чему предшествуют такие по виду ничего не значащие вопросы. Знал также (как и другие офицеры штаба), что, если подполковник обращается к подчиненному на«ты», это не проявление панибратства.Отнюдь нет. Это свидетельствует прежде всего о том, что предстоит серьезный, ответственный разговор. Это было таким же обыкновением Фирсанова, как и привычка смотреть, прищурившись, прямо в глаза собеседника.
