Натаниэль Фик - Морпехи
— Можешь себе представить, что бы было, если бы все эти люди решили на нас ополчиться? — спросил я Уинна.
— Подожди пару месяцев, и если наша деятельность не совпадет с их ожиданиями, они так и сделают, — ответил сержант уверенно.
Мы въехали в детскую больницу несколькими минутами позже полудня.
Каждая рота заняла помещения, в которых раньше располагались палаты, а штаб батальона занял, кто бы сомневался, то здание, где раньше находилась администрация больницы. На полу каждой палаты были кучи разбитых бутылок, шприцов и тонны разной бумаги. Мебели не осталось; даже щитки переключателей были выдраны из стен. Мои морпехи ели, устроившись прямо на полу. Я тоже сел на пол, присоединившись к своему взводу.
— Сэр, как вы думаете будут разворачиваться события? — озвучил вопрос капрал Джек, который, я знал, существовал в мыслях каждого из солдат. Все оторвались от еды и молча смотрели на мета.
— Слишком рано делать выводы, но я скажу, что произойдет в соответствии с моими надеждами, — сказал я. — Я надеюсь, мы наконец перестанем наматывать круги и за нами закрепят сектор патрулирования. Я надеюсь, мы будем патрулировать этот сектор день за днем. Сейчас местные не имеют ни малейшего понятия, что значит демократия. Им нужна чистая вода. Они должны знать: их не застрелят посреди ночи. Люди ставят свои деньги на коня, который выглядит победителем. Ми должны убедить их, что мы победители.
— Какая еще вероятность существует, сэр? — спросил младший сержант Чаффин, почему-то не спускавший свою винтовку с коленей. — Бьюсь об заклад, мы как раз продолжаем кружить и раздавать обещания, которые не сможем выполнить, а потом обычные люди начнут видеть в нас оккупантов, а не освободителей. — Чаффин был светлокожим парнем с рыжеватыми волосами. Когда он говорил, его лицо почему-то темнело. — Очень скоро никто не захочет видеть нас здесь, и на нашей родине у хреновых либералов начнутся трудности, а потом мы получим второй Вьетнам. Но только мы будем не в книжках о нем читать, а вариться в нем.
— У меня как-то более оптимистичные взгляды, — ответил я. — Это не Вьетнам — у солдат, с которыми мы сражаемся, нет сверхмощной поддержки и безопасного района, куда они могут скрыться.
— Сэр, я собираюсь убрать из колоды вашу крапленую карту, — перебил меня Эспера. — Со всем уважением к вам, я думаю, вы ошибаетесь. — Он наклонился ко мне и продолжал, как бы тыкая в меня своей тонкой сигарой: — Партизанские войны не ведутся из безопасных районов и необязательно имеют подкрепление в лице солдат братских держав. Они вызревают в головах, а потом выплескиваются наружу. — Он покрутил сигарой у виска. — Если люди сами для себя ничего не хотят, как мы можем им что-нибудь навязывать? Это точно будет Вьетнам. Мы уйдем, а Ирак станет хуже, чем был тогда, когда мы первые постучались в его хренову дверь.
— От кого ждать самых больших проблем? — спросил я.
— От парней твоего возраста, — ответил мне Эспера. — Они ненавидят нас. Хотят убить. У них на лице написано.
Я с ним согласился. Все люди моложе восемнадцати были рады нас видеть. Женщины нас приветствовали возгласами одобрения. Мужчины старше пятидесяти пяти или около того одобрительно кивали головами. Но вот те, кто был моложе их, в возрасте от двадцати до пятидесяти, всегда смотрели на нас молча.
— Почему так, Эспера? — спросил я его.
— Сэр, мы их кастрировали. Оторвали им яйца. Мы сделали для них то, что они сами давно должны были сделать.
— Но у них было на это двенадцать лет.
— Сэр, я не профессор, чтобы знать ответы на все вопросы. Я только объясняю, почему они себя так ведут. Я не говорю, что они правы.
Его обрубил Кольберт. Он лежал на бетонном полу и чистил своей зубной щеткой гранаты «М-203»: «А как насчет того, что у молодежи при предыдущем режиме была власть, а теперь большинство из них ее лишилось?
— Об этом будут говорить «умники» с телевидения, я уверен. Но они ошибаются, — произнес Эспера, по-прежнему тыча сигарой при каждом слове. — Ты думаешь, все массовые захоронения полны маленькими детьми и стариками? Эти молодые парни пострадали от режима ровно настолько, насколько и все остальные. Саддам без сожаления убивал всех — детей, стариков, женщин. Он убил даже мужа собственной дочери.
Все замолчали. Только звук зубной щетки, трущейся о гранату.
На следующее утро мы совершили свою третью за четыре дня поездку, — ехали сначала на север, а потом на запад, в Менин Аль-Квидс, к ЭС рядом с Тигром.
Вся рота «Браво» въехала на предписанную территорию, обосновавшись в одном из складских помещений.
Опускалась ночь, а морские пехотинцы роты «Браво» в это время вопили и орали, бегая под струями льющегося с неба ливня.
Майор Уитмер сидел в углу одной из комнат, читал рапорты. Он не находился в цепочке моего командования, но мы знали друг друга почти четыре года, я ему доверял, действительно доверял.
— Добрый вечер, сэр. Можно присоединиться к вам на минутку?
— Добро пожаловать, Нат. Двигай стул.
— Сэр, вы выгладите уставшим. Я думал, старший офицерский состав спит по восемь часов в день.
Он засмеялся и по-дружески ударил меня кулаком в грудь.
— У тебя видок не лучше.
— Да, но обещаю с этим справиться. Утром мы со взводом отправляемся на сорокавосьми-часовое задание. Предполагается, что мы будем патрулировать юг данной территории, на реке Тигр. Может, совет дадите? — Я развернул перед ним план патрулирования.
«Помни, Нат, не прошло и недели с того времени, как мы постоянно подвергались обстрелу врага. И это означает три вещи. Первое — жизнь людей бесповоротно изменилась; второе — они ждут от нас многого, тем не менее не надо связывать себя непосильными обязательствами; третье — плохие парни исчезли вместо того, чтобы умереть в бою. Они могут остаться плохими парнями, а могут и нет, но в любом случае они вокруг вас, поэтому будь осторожен».
Крестный отец, это Головорез-два, запрашиваем разрешения покинуть территорию с пятью «Хаммерами», одним офицером морской пехоты, двадцатью солдатами морской пехоты, одним солдатом ВМФ и двумя местными жителями. Маршрут патруля был доложен ранее; расчетное время возвращения — сорок восемь часов начиная с этой минуты».
После этого сообщения по рации ворота ЭС открылись и взвод вместе с Мишем и репортером Званом Райтом двинулся в путь — курс на Багдад. В районе были зафиксированы федаины, разведка сообщала, об их присутствии в парке с аттракционами, расположенном рядом с Тигром. Нашей миссией было излучать флюиды доброжелательности на мирных граждан, собирать информацию, касающуюся федаинов, и всеми средствами мешать им осуществить их планы.
Мой взгляд с автострады упал на добротные дома. Я прикинул: в домах такого уровня при режиме Хусейна могли жить только члены партии Баас или их единомышленники. Нашей миссией была стабилизация жизни города и искоренение сомнительных элементов, и, подумал я, устранение хотя бы одного опорного пункта партии Баас будет неплохим началом. Поэтому я поступил так, как поступил бы каждый офицер, закаленный тремя неделями боев на неприятельской территории: я решил их спровоцировать.
Мы поехали к близлежащим домам, оставляя за собой облака дизельного дыма и вовсю размахивая нашим оружием. Вместо ледяных взглядов мы были встречены распростертыми объятиями. К нам подбегали дети, а взрослые собрались вокруг, чтобы задать пару вопросов на очень плохом, честно говоря, английском.
— Наконец-таки приехали американцы! Ирак — хорошая страна, не правда ли?
К нам сквозь толпу людей шел старик, пробивая себе путь локтями. Он выглядел обозленным. Когда я вылез из «Хаммера», ко мне подошел Миш. Я кинул взгляд на Миша, нужно было убедиться, что он уловил те же вибрации, что и я. Все хорошо. Миш зажимал пистолет между коленями. Старик же улыбнулся и схватил меня за руку.
— Здравствуйте, здравствуйте. Спасибо вам. Добро пожаловать. — Он объяснил, что в основном в домах по соседству жили врачи и инженеры, уважаемые даже во времена Саддама Хусейна люди. — Но мы рады, что Саддам уже в прошлом.
Я поблагодарил его, предупредил, что они должны держать детей подальше от взрывчатых вещей и пообещал вернуться на следующий день. Мне не терпелось осмотреть зону, до наступления темноты оставалось не так уж много времени. Мы уезжали от них под шум одобрительных возгласов: «Завтра, Америка, завтра!»
Я хотел увидеть парк с аттракционами — это поможет нам выработать план действий на следующий день.
В парке с ветки на ветку порхали птички, на солнечном лугу красовались распустившиеся белые цветы.
Кольберт присвистнул:
— Мы только что нашли райский сад.
Когда мы вышли из деревьев на гравийную дорогу, проходящую параллельно реке Тигр, было уже почти темно. На дороге стояли трое мужчин. Увидев нас, они не стали убегать.
