Генрих Гофман - Герои Таганрога
...Виктор Гуда сразу же согласился плыть на ту сторону и сам назвал одного из подпольщиков, которого порекомендовал отправить вместе с ним. На подготовку Гуда попросил два дня, объяснив, что за это время попытается найти подходящую лодку.
— Раньше и не следует уходить, — сказал Константин. — У нас тут пятнадцатого кое-что должно проясниться, а шестнадцатого, как стемнеет, так и отчаливай. Только накануне зайди ко мне, может, еще какое поручение будет.
На том и договорились. Перед расставанием постояли немного возле дома Виктора в надежде услышать отдаленные звуки артиллерийского боя, к которым так привыкли за последние дни. Но восток молчал.
* * *В назначенный день Виктор Гуда с двумя товарищами пробрался в порт металлургического завода. Не найдя подходящей лодки, он решил вплавь пересечь Таганрогский залив. Один из товарищей вызвался плыть вместе с ним, другой должен был проследить, как они спустятся в море, и в случае необходимости прикрыть их огнем.
Старые, заброшенные котлы валялись недалеко от берега. Друзья залезли в самый большой котел и спрятались там, ожидая наступления темноты. Они знали, что в сумерки немцы выставляют посты по всему побережью, и приготовились снять часового, чтобы расчистить дорогу к морю. Но до этого не дошло. Возле ржавых котлов гитлеровцев не оказалось.
Когда тьма окутала море и землю, Виктор Гуда и его товарищ ползком миновали прибрежную полосу и поплыли. Временами яркие лучи немецких прожекторов, освещая морской простор, скользили над их головами. Тогда оба пловца, вздохнув полной грудью, уходили под воду и ждали, пока не умчится во тьму предательская световая дорожка.
Около двух часов плыли они рядом. Но долго ли пролежишь в ледяной воде? Ветер вздымал волну за волной, холод сковывал тело. Уже больше пяти километров осталось позади, когда Гуда потерял товарища. Тот исчез где-то в темноте за грядами волн. Пришлось плыть одному. Но и сам он скоро почувствовал, как уходят последние силы. Порою мучительно хотелось хлебнуть соленой воды и навсегда покончить эту борьбу с разбушевавшимся морем.
Но мысль о том, что в Таганроге остались друзья, что впереди свои, которым нужно сообщить о переброске немецких войск, придавала силы. Он продолжал грести и плыл, плыл, пока не ощутил под ногами дно.
Гуда знал эту песчаную отмель. Не раз, еще до войны, бросал он здесь якорь своей рыбацкой лодки. И теперь, будучи не в состоянии плыть дальше, он пошел к берегу по горло в воде. Судороги то и дело сводили ногу, во рту пересохло от жажды.
Вскоре у самого горизонта погасли звезды, восточная часть неба окрасилась в оранжевый цвет. А когда рассвело, он увидел пологий берег. До него оставалось каких-нибудь триста метров. Но и брести по дну Гуда уже не мог. Его крик о помощи услышали наши бойцы. Они бросились в воду и вскоре вытащили на сушу вконец обессилевшего человека.
В штабе полка, куда бойцы привели Гуду, он рассказал командиру о таганрогском подполье, передал ценные данные о немецких оборонительных сооружениях, о позициях артиллерии, об огневых точках, установленных на побережье. Склонившись над картой, офицеры наносили доставленные им сведения.
Вечером за ним приехал полковник Передальский и повез в штаб фронта.
Командующий принял Гуду в просторной хате и долго расспрашивал о Таганроге, о немцах, о городском подполье и о многом, многом другом. Гуда не забыл рассказать и о том, что гитлеровцы вывозят из Таганрога воинские части, технику и отправляют на север, к Орлу.
— Вот за это спасибо. Значит, данные точные. Кое-что нам уже известно, — сказал командующий. Когда он услышал, что немцы арестовали Василия Афонова и еще нескольких членов штаба, нахмурился и, как бы раздумывая вслух, добавил: — Будем надеяться, что они дотянут до нашего прихода.
Говоря это, командующий знал, что в ближайшее время фронт наступать не будет. На то были свои причины. Не мог же он рассказать сидевшему против него подпольщику, что недавно вернулся из Москвы, где в Ставке Верховного Главнокомандующего узнал о намечавшемся немецким командованием наступлении под Орлом и Белгородом. Гитлер намеревался взять реванш за поражение под Сталинградом. И теперь судьба всей летней кампании Советской Армии зависела от исхода боев на Центральном фронте, куда за счет других фронтов сплошным потоком доставлялись и новая техника, и боеприпасы, и резервы. Советское командование готовило немцам достойную встречу на Курском выступе.
В конце беседы командующий посоветовал Гуде отправиться в партизанский отряд «Отважный-2», который нес боевое охранение морского побережья возле самой линии фронта.
— А к подпольщикам в Таганрог мы пошлем людей. Попробуем наладить прямую связь с вашими ребятами. Они нам еще помогут при освобождении города.
— Могу и я с ними пойти, — предложил Гуда.
— Нет, пока побудьте в партизанском отряде. Если потребуется — вызову.
Но в партизанский отряд Виктор Гуда попал не сразу. Несколько дней он провел в Ростове, в штабе партизанского движения фронта. Виделся с секретарем обкома партии Ягупьевым. Больше двух часов провел он у него в кабинете, рассказывая о Таганроге. Известие о гибели Морозова и аресте Василия взволновало секретаря обкома.
— Слишком доверчивы наши люди, — сказал Ягупьев. — А враг коварен, не гнушается буквально ничем. Наверно, и к вам в подполье пробрались провокаторы. Нужна тщательная проверка людей. Я попытаюсь добиться, чтобы к вам в Таганрог командировали опытного партизанского командира. Судя по всему, в этом есть крайняя необходимость. Без умелого руководства все таганрогское подполье не сможет выстоять и окажется в руках гестапо...
Размышляя вслух, Ягупьев как бы невзначай ставил вопросы. Он хотел знать, как относятся немцы к населению города. Много ли успели угнать в Германию молодежи? Как с продовольствием? Какую продукцию выпускают заводы Таганрога? Кто в настоящее время руководит городским подпольем?
Он все ждал, что Гуда, отвечая на вопросы, вспомнит и назовет фамилию Козина, от которого в Ростове так и не получили никаких известий. Но тот говорил о других товарищах, и тогда Ягупьев спросил:
— Про Алексея Козина не приходилось слышать?
— Нет. У нас в подполье такого не было.
— Ну что ж, прощаюсь с вами до встречи в родном Таганроге, — сказал Ягупьев. — Уверен, что это будет очень скоро.
XX
В середине мая на улицах Таганрога участились облавы. Немецкие солдаты и полицаи задерживали прохожих, толкали их в машины и отправляли на рытье траншей и ходов сообщения. В спешном порядке гитлеровцы разбирали деревянные дома, хозяйственные постройки, рубили деревья на улицах города и все это везли к фронту на укрепление оборонительных сооружений.
Газета «Новое слово» в каждом номере призывала граждан добровольно помогать германскому командованию, вступать во вновь создаваемые подразделения немецкой армии, обещая после разгрома большевиков райскую жизнь. Но охотников не находилось. Даже те, кто когда-то роптал на Советскую власть, успели раскусить «новый порядок». Добровольцами записались только такие, кому нечего было терять, кто уже бежал с немцами с Кубани и Дона.
А радио не умолкало ни на минуту. Вместе с хвастливыми речами Геббельса и других заправил третьего рейха диктор ежедневно перечислял приметы немецких солдат-дезертиров, за поимку которых гитлеровское командование обещало вознаграждение. Некоторых задерживали немецкие патрули, других — русская вспомогательная полиция. После короткого расследования дезертиров расстреливали в Петрушиной балке.
С одним из румынских солдат, бежавших с фронта, Василий Афонов познакомился в камере в первый же день своего ареста. Он сразу обратил на него внимание, когда очутился в подвале полиции.
Петр Понтович — так звали румына — отличался от других, заключенных своей одеждой. Он все еще был в солдатской форме, но без ремня.
От Сахниашвили, который оказался в этой же камере, Василий узнал, что Понтовича ожидает расстрел. «Румын, а тоже не хочет воевать за Гитлера», — думал Василий, когда распахнулась дверь и надзиратель выкрикнул:
— Афонов! Выходи на допрос.
Шагая по мрачным коридорам в сопровождении полицая, Василий гадал, какие обвинения могут ему предъявить. Дознались ли немцы о подполье или это случайный арест по другому поводу? Кто еще арестован?
Сахниашвили успел рассказать ему, что уже несколько раз побывал у следователя и что полиция интересуется только тем, кто дал ему листовку. Аптекарь клялся, что нашел ее случайно в госпитале военнопленных и не знает, как она там появилась.
«Били меня. Но я терпел. Никого не называл», — вспомнил Василий слова Сахниашвили. Да, единственно правильным будет не отвечать ни на какие их вопросы.
