Кинжал для левой руки - Черкашин Николай Андреевич
Монблан из старых газет, книг, журналов поражал воображение… Шулейко, Павел Николаевич, его дочь, Валя и Оксана Петровна перебирали связки макулатуры, как заправские сортировщики.
Из-под ног Шулейко вывалилась картонная коробка. Из нее посыпались письма, тетради, фотокарточки…
— Кажется, нашел! — радостно закричал он.
Нина Павловна бросилась к нему, выхватила у него несколько писем, глянула на конверты и разочарованно бросила в кучу.
— Нет, это чьи-то другие…
У подножия бумажной горы работал прессовый автомат. Парень в джинсовой куртке бросал в него пухлые пачки бумаг, и из машины вылетали плотно сбитые брикеты.
«Хрясь, хрясь, хрясь!» — лязгал мощный пресс.
— Чего ищете? — полюбопытствовал парень. — Документы, что ль, потеряли?
— Документы, — тяжело вздохнул Шулейко.
— Пиши пропало! — махнул рукой парень. — Вчера три самосвала вывезли…
— А что это вы по воскресеньям работаете? — невесело спросил Шулейко, глядя, как машина пожирает очередную порцию старых бумаг.
— Хозрасчет у нас, — пояснил парень. — Вот и вкалываем.
Автомат работал без остановки. Вокруг него собрались все, кто искал архив командира «Святого Петра». Усталые, они понуро смотрели на четкую работу машины.
— Павел Николаевич… — Оксана Петровна первой нарушила тягостное молчание. — Но ведь у вас же оставалась труба — корнет-пистон… Где она?
— Да-да! — вспомнил Трехсердов. — Была такая. Это мы найдем! Она, знаете ли, не шибко фурычила. Сколько ни дуй — все сипит, шипит. В общем, отдал я ее одному мастеру. Золотые руки! У него не пропадет. Будьте-нате!
— Он далеко живет? — спросил Шулейко.
— Да в Камышовой… Тут четверть часа езды. Сгоняем в два счета!
Серые «Жигули» вырулили на главную магистраль…
Мастер по ремонту духовых музыкальных инструментов — старый лысый бородач — поднялся навстречу гостям из-за рабочего стола, заваленного инструментами и деталями труб, заставленного флаконами с кислотами, коробочками с припоями…
— Готово! Готово! — откликнулся он на приветствие Павла Николаевича. — Вот он, ваш заказ. Получайте!
Мастер снял с полки сияющий корнет и исполнил на нем звонкий пассаж.
— Ну, вот видите! — расплылся в улыбке Трехсердов. — А вы переживали. Я ж говорил — не пропадет! Держите!
Шулейко растерянно повертел инструмент, заглянул в раструб…
— Здесь должна была быть такая приставка в виде сурдинки… В ней-то весь фокус!
— Была, была! — подтвердил мастер. — Я голову ломал — что за штуковина такая? Разобрал — там улитка медная, хитро закручена… В общем, пустил я ее на ремонт вот этого агрегата.
Мастер выкатил из угла старинную шарманку и закрутил ручку. Мелодия грустного вальса «Майский сон» — того самого, под который старший лейтенант Михайлов увозил когда-то в Форос юную Наденьку, — зазвучала в мастерской… Мастер крутил ручку, улыбался и не мог понять, почему его гости не улыбаются ему в ответ…
По Приморскому бульвару, лавируя среди прохожих, мчался на колесной доске парень в шортах и куртке-камуфляжке — Вадим Шулейко. К поясу его был прикреплен плейер, от которого убегал проводок к крохотным наушникам.
Он гнал свою доску под музыку иеро-рока, слышимую лишь только ему одному. Он выписывал крутые виражи, огибая людей, словно деревья в лесу.
Никто не знал, куда он мчался на своем зыбком снаряде. Да и знал ли он сам? В ушах у него грохотало: «Хон! Хон! Хон!..»
Москва — Севастополь
1985–1989 гг.
