Александр Грачёв - Падение Тисима-Реттоо
Капитан Сато сделал артистическую позу удивления и лукаво улыбнулся.
— По-русски она называется «жандармерия»? По-японски — это «комендатура»…
— Пусть будет по-японски «комендатура», — согласился Грибанов. — Куда она девалась?
— Ха, войска готовятся к перемирию, они выводятся на аэродром. Туда же должна прибыть и комендатура.
Майор Грибанов перевел полковнику Воронову содержание разговора с капитаном Сато.
— Скажите ему, Иннокентий Петрович, чтобы он провел нас на радиостанцию, мы опечатаем ее.
Выслушав Грибанова, капитан Сато воскликнул с деланным испугом:
— О! У меня нет приказа главного командования…
— Ничего, — успокоил его майор Грибанов, — вы сошлитесь на приказ советского командования.
Капитан Сато уныло побрел следом за советскими офицерами к зданию жандармерии. Там действительно было пусто. Бумаги и тряпье, разбросанные по полу, указывали на то, что хозяева покидали это помещение в спешке. Карцеры были раскрыты настежь, в некоторых оставались топчаны с грязными измятыми постелями.
Радиостанция размещалась в противоположном конце здания, в двух угловых комнатах. Когда туда входили советские офицеры, четверо японцев-радистов еще продолжали сидеть возле аппаратов, выстукивая что-то телеграфными ключами.
— Переведите им, Иннокентий Петрович, — обратился полковник Воронов к Грибанову: — Я приказываю освободить помещение. Старший лейтенант, оставьте здесь двух автоматчиков. Прикажите не впускать сюда ни одного японца.
Японские радисты недоуменно посмотрели на капитана Сато, потом отключили аккумуляторы и, озираясь со страхом на советских офицеров, вышли из помещения.
Все прошли в помещение штаба базы и гарнизона. Там застали лишь двоих японцев: престарелого полковника Янэока и его адъютанта. Они сидели в кабинете у стола и рассматривали какую-то книгу.
Начальник штаба полковник Янэока встретил советских офицеров без особого энтузиазма и даже не вышел из-за стола, а лишь на мгновенье привстал в кресле. Указав советским представителям на табуретки, он спросил:
— С какой миссией, прибыли, господа советские офицеры?
Полковник Воронов, выслушав перевод, посмотрел на часы и сказал майору Грибанову:
— Прошу перевести господину полковнику: в пятнадцать часов истекает срок известного господину полковнику ультиматума, после чего наши войска начнут всеобщее наступление. Мы прибыли, чтобы получить ясный ответ: во избежание излишнего кровопролития готовы ли японские войска капитулировать, или японское командование намерено продолжать безнадежное сопротивление?
— О да, в интересах сохранения жизней японских и советских солдат, — скучным голосом заговорил полковник Янэока, — японское командование приняло предложение советского командования.
— Нам поручено, — сказал полковник Воронов — проконтролировать подготовку к капитуляции, изъять военные карты, получить план заминирования как на суше, так и на море. Прошу передать эти карты.
Полковник Янэока улыбнулся.
— Карты в голове, — он потрогал пальцем свой продолговатый узкий лоб, вышел из-за стола, взял мелок и быстрыми, уверенными движениями набросал на доске схему острова Минами, отметив места, где будут собраны войска для сдачи оружия.
— Другой карты нет, — с деланным сожалением проговорил он.
— Ясно: вы уничтожили все карты. — без обиняков сказал полковник Воронов. — Спросите его, товарищ майор, куда отправлены войска с главной базы?
— К месту сбора, для сдачи оружия.
— Скажите, как связаться с подполковником Кувахара? — спросил Грибанов начальника штаба.
— Этого я не могу вам оказать, к сожалению, — вздохнул полковник Янэока. — Прошлой ночью он вместе с поручиком Гото, пленными американцами и небольшой группой солдат скрылся из гарнизона.
— Дезертировал?
— Да, это называется «дезертировал».
У Грибанова захолодело в груди.
— А четверо русских пленных? Что с ними?
— Я слышал о них давно, но никогда не видел и ничего не знаю о их судьбе.
«Все истреблены», — полыхнуло в сознании Грибанова, и он стал мрачнее тучи.
— Что случилось, Иннокентий Петрович? — с беспокойством спросил его полковник Воронов.
— Похоже, истребили наших четверых товарищей. Этот говорит, что не знает. Врет, конечно. Как это начальник штаба не знает о русских пленниках? Чепуха!
Полковник Янэока слегка поморщился при этих словах: он, видимо, понимал русский язык. Именно в расчете на это Грибанов и произнес последние слова четко и громко. Но японец промолчал.
— Где сейчас находится подпоручик Хаттори? — спросил Грибанов.
— О, ха, подпоручик пропал без вести в первый день высадки вашего десанта.
— Еще один фокус, — сокрушенно сказал майор Грибанов полковнику Воронову. — Переводчик, который был приставлен к нам и потому знал хорошо о положении пленных, оказывается пропал без вести в бою! Ну и ну!
— Ничего, разберемся, — пообещал полковник Воронов. — Сейчас нужно дать радиограмму флагману. А пока будет подходить десант, нужно побывать у командующего, уточнить все детали относительно места сбора их войск для разоружения. Переведите полковнику, что мы требуем доставить нас к японскому командующему.
Полковник Янэока с мрачным вниманием выслушал Грибанова.
— Для этого мне необходимо связаться с господином командующим, — сказал он, — и получить его разрешение.
— Хорошо, связывайтесь, — сказал полковник Воронов, — а пока прикажите вашему адъютанту сопровождать нас по территории базы и показать все важнейшие объекты.
Больше часа продолжался осмотр телефонной, станции, складов, казарм, офицерских домов, расположенных на территории базы. Всюду было пустынно, везде виднелись следы поспешного ухода бывших владельцев базы. Только на телефонной станции у коммутаторов сидели два солдата. Они в страхе вскочили со своих мест при появлении советских офицеров и вытянулись по команде «смирно».
— Садитесь! — приказал майор Грибанов. — Продолжайте выполнять свои обязанности, пока вас не заменят русские телефонисты.
Когда офицеры вернулись к штабу, здесь у подъезда стояла грузовая автомашина.
— Что за машина, откуда? — спросил майор Грибанов у шофера.
— Русских привезла, — ответил шофер, взяв под козырек.
— Каких русских, откуда?
— От господина командующего.
— Ничего не понимаю! — Грибанов повернулся к полковнику Воронову. — Говорит, привез русских, от командующего. Может быть, парламентеры с плацдарма?
— Возможно. Спросите, где они сейчас?
— Они у господина начальника штаба, — ответил японец.
В эту минуту через открытую дверь послышался гулкий топот ног в коридоре. Офицеры повернулись и остолбенели: первым из дверей выбежал капитан Воронков в измятом кителе, за ним показалась Андронникова в застегнутой на все пуговицы шинели и при погонах, последним бежал Борилка с забинтованной головой.
— Друзья! — прогремел ликующий бас Грибанова, и он широко раскинул руки, словно готовясь обнять всех сразу. — Наденька!
Андронникова без слов упала в его объятия, прижалась лицом к широкой его груди и разрыдалась.
— А Стульбицкий? — спросил Грибанов, когда немного улегся шум встречи.
— Умер, — сурово сказал Борилка. — На допросе меня избил Кувахара, я потерял сознание. Очнулся в карцере жандармерии. Со мной Стульбицкий. Его поместили со мной для острастки, чтобы согласился стать шпионом. А он и не выдержал. Сердце разорвалось.
— Товарищи, время не терпит, — Полковник Воронов посмотрел на часы. — Впереди у нас вечность, а сейчас дорога каждая минута. Отправляйтесь, друзья, на корабль, — с усмешкой он показал на «морской охотник». — Да скажите, чтобы вас там накормили хорошенько. Что, сыты? Тогда гуляйте здесь, а нам нужно к командующему.
Когда офицеры вошли к начальнику штаба, полковник Янэока встретил их низким поклоном. Он сказал:
— По поручению господина командующего приношу от его имени глубокое извинение, он не может принять вас, господа офицеры, ввиду своего болезненного состояния. Но господин командующий полагает, что к концу дня он будет лучше себя чувствовать и сам прибудет на корабль к советскому командующему. Что касается разоружения японских войск, то господин командующий приказал мне сообщить вам, что войска собраны на аэродроме и ждут представителей, советского командования, чтобы сдать оружие.
— Все ясно, — коротко бросил полковник Воронов. — Даем радиограмму флагману.
Для Грибанова весь мир отодвинулся на второй план. На первом была Наденька Андронникова. Вышел из штаба, а на крыльце — она. Он ненасытно смотрит в ее чудесные глаза, на выбивающиеся из-под берета шелковистые прядки ее волос и не может ни о чем думать, кроме как о ней.
