Клара Ларионова - Московское воскресенье
— Ну, зови свою ученицу, — сказала Катя Нечаевой.
— Вот спасибо! — обрадовалась Даша. — Надо готовить смену, скоро начнутся такие бои, что только держись! Многие могут выйти из строя.
Катя погрозила ей пальцем. Она не позволяла даже намекать на возможность беды: не умирать они прибыли на фронт, а побеждать.
— Алло, Маша, я жду! — закричала Катя, увидав Зимину.
— Тише! — рассердилась летчица. — Комиссар услышит, она тебе покажет Машу! Не на свадьбу летишь! — И, повернувшись, строго, по-уставному, приказала: — Младший лейтенант Зимина, в самолет!
Зимина подбежала, радостно взглянула на Катю:
— С вами, товарищ Румянцева? Очень рада. Когда летишь с хорошим штурманом, забываешь, что ты начинающая летчица, так все складно идет.
— Не тараторь, — оборвала ее Даша. — Помни: теперь ты не техник, а летчица. Характер надо вырабатывать! Ну, лети, не осрами меня! Счастливого пути!
Зимина подняла самолет, и Катя сосредоточила все внимание на маршруте.
Отбомбились удачно. Зимина, слушая указания штурмана, быстро увела самолет от прожекторов, удачно миновала зенитчиков. Катя облегченно вздохнула: задание выполнили.
Они подходили к аэродрому, когда с гор надвинулся вязкий туман, он залепил все долины и ущелья. Катя вывела самолет на аэродром, но летчица, не видя посадочной площадки, начала кружить, не решаясь опуститься.
— Смелее, — подбадривала ее Катя, — веди на посадку!
— Не могу, — дрожащим голосом отвечала летчица, — не вижу земли.
Наблюдая за ней, Катя старалась унять свое раздражение: «До каких пор она будет кружить? Пока бензин не кончится? А после ей и совсем не приземлиться».
Скоро Катя поняла, что они ушли от аэродрома. Поняла это и летчица и, растерявшись, уже не слушала указаний штурмана. Наконец Катя, заметив на земле просвет, заставила ее посадить самолет.
И самолет сел в густые волны пшеницы.
Стиснув зубы, Катя оглядывалась. Летчица испуганно спросила:
— Где мы? Может быть, на вражеской стороне?
Она подняла пистолет и приготовилась встретить врага. Но вокруг тихо шумела пшеница, косыми стрелами пролетали над ними встревоженные ласточки. И вдруг послышались голоса.
— Идут, — прошептала летчица.
Прислушавшись к голосам, Катя сказала:
— Спрячь пистолет. Наши! Я-то знаю, где мы находимся. Ты должна была доверять штурману.
Волны пшеницы раздвинулись, и появился солдат. Мгновение он рассматривал девушек, сморщенное лицо его было тревожно, но вдруг морщины разгладились, голубые глаза засияли. Катя узнала Ивана Бывалова из одиннадцатой стрелковой.
— Это же мои летчицы! — воскликнул он, обернувшись к подбежавшим солдатам. — Это же наши сестрички! Да как же вы сюда попали?
— Здравствуй, Иван, здравствуй, — ответила обрадованная Катя. — Мы-то попали случайно, а вы как? Неужели здесь проходит линия фронта?
— Где мы? Далеко ли немцы? — тревожилась летчица.
— Какие немцы! — успокоил ее солдат. — Здесь, можно сказать, глубокий тыл. И мы тут на особом задании — хлеб убираем. А вы зачем сюда прилетели? Неужели письма привезли?
— Нам не до шуток, — строго сказала летчица, — помогите самолет вывести на дорогу.
— Это мы можем, только не торопитесь. Пойдемте в колхоз, погреетесь, отдохнете, туман сойдет — и полетите. Ай-ай, где же это видано — на хлеб садиться? — ворчал солдат.
Пока Катя обдумывала, как бы ответить — и себя не посрамить, и от правды не отступиться, летчица вдруг без всякого стеснения объяснила солдатам, что они опустились на это поле потому, что не могли из-за тумана сесть на свой аэродром.
Катя ждала, что «зубастый» Иван сейчас же начнет потешаться над ними, но солдат слушал, морщил лоб, потом облегченно вздохнул:
— Хорошо, что уцелели. Пойдемте в колхоз чай пить.
Катя взглянула на побледневшую летчицу:
— Иди отдохни, я постерегу самолет. Туман рассеется — полетим.
— Идите отдохните, — заговорили солдаты, обступая их, — мы постережем ваш самолет.
— Нет, нет, — запротестовала Зимина, — я никуда от самолета не уйду! — Ей было стыдно за только что проявленную трусость, и она хотела загладить свою вину. — А ты осмотри местность.
Катя пошла за солдатами и скоро увидела реку, на берегу которой раскинулось горное селение. Окна в домах закрыты ставнями, тишина вокруг. Даже собаки не залаяли на ранних прохожих.
Бывалов подошел к дому председателя колхоза и постучал в ставень. Окно открылось, и выглянул мужчина, одетый в полувоенный костюм. Взглянув на Катю, кивнул и пошел отпирать дверь.
Все вошли во двор. У стены загремел цепью поднявшийся на дыбы бурый медведь. Катя попятилась, но Бывалов протянул ей руку и повел за собой:
— Тут и погрейся, а я хозяйку позову, пусть похлопочет насчет чайку.
Катя оглядела комнату. Это была обыкновенная комната правления колхоза, с обычной обстановкой, даже диаграммы урожая, лозунги, расклеенные по стенам, были те же самые, что видела она повсюду — от Волги до Кубани.
Вошел председатель колхоза, тревожно взглянул на Катю, словно ждал от нее каких-то особо важных сообщении, и, когда Катя рассказала, что привело ее сюда, он вдруг рассмеялся.
— А я-то думал, — говорил он сквозь смех, — я-то думал, что связная из райкома пришла с приказом — отступать. А ты в пшеницу села! Вот так штука! Помогу! Помогу! — уже другим тоном сказал он. — Вывезу на дорогу и путь укажу. Бей их, не подпускай сюда.
— Только поскорее, меня летчица ждет, — сказала Катя вдогонку председателю.
В комнату вошла девушка. Взглянув на нее, Катя изумилась: бывают же такие красавицы!
Никогда еще Катя не видела таких больших сияющих глаз, изогнутых бровей, цветущих губ, такой высокой, тонкой шеи, таких темных кос. Катя одернула гимнастерку и по-военному представилась:
— Штурман Румянцева.
— Нина, — улыбнувшись, сказала девушка. — А я думала, вы летчик… то есть мужчина. — Она поставила поднос с бутылкой и закуской на стол, с любопытством посмотрела на Катю: — Пожалуйста.
— Я не пью вина, — сказала Катя, — но от чаю не откажусь. И вот пирожок возьму для своей летчицы, она стережет самолет, и у нее, наверное, тоже сосет под ложечкой. — Тут она увидала улыбку Нины, поняла, что проговорилась, и взяла два пирожка.
— Берите все, я еще принесу, — сказала Нина и вышла.
Она вернулась с большой корзиной яблок и со свертком. Катя начала было протестовать, но, увидев яблоки, умолкла: приятно было привезти девушкам такой подарок.
За окном уже гудела машина, в ней стояли бойцы и приветливо махали Кате. Иван Бывалов протянул ей руку и помог влезть на машину. В руках у солдат были косы.
— Идем хлебушек убирать, — пояснил солдат. — Это настоящее человеческое дело! Ох, поскорее бы с врагом рассчитаться и взяться бы за землю, распахать ее всю, чтоб ни дотов, ни траншей, никаких следов от войны не осталось.
Катя заметила, что солдаты слушали его, тихо улыбаясь, видимо, он высказывал затаенные мысли этих хлеборобов.
Машина подошла к самолету. Летчица уже отдохнула, лицо оживилось, порозовело.
— Скорее, Катя! Я поняла, где мы находимся. Два шага до аэродрома. Летим, летим!
— Сначала подкрепись. — Катя подала ей сверток с пирожками.
Летчица откусила пирожок, подмигнула: «Вот это да!» — и, забыв о всех огорчениях, принялась есть.
Увидев подходивших солдат, она пробурчала с набитым ртом:
— Почему солдаты с косами?
— А мы вам дорожку в пшенице прокосим, — ответил Бывалов. — По этой дорожке вы и взлетите.
Летчица взглянула на Катю: правда ли это — и запротестовала:
— Нет, нет! Я с поля подниматься не буду. Выкатите самолет на шоссе.
— Хорошо, — сказала Катя и пошла показывать солдатам, как выкатить самолет.
Прощаясь с председателем, Катя сказала:
— Увезите вы отсюда Нину…
— Увезти? — удивленно сказал председатель. — Как же вы без нее летать будете? Она же синоптик метеорологической станции. Она дает вам прогноз погоды по этому району Кавказа…
Синоптик!.. Катя выпрямилась: «Так вот какие есть девушки!» А ей-то казалось, что Нина из другого, тихого мира, где совсем другие заботы! И вот, оказывается, она с ними, помогает им делать одно большое дело.
Самолет поднялся. Блеснула река, вот и поворот железной дороги, а вот и ясно обрисовался аэродром.
Катя представила, как ждут их, как волнуются. Командир сейчас сделает им выговор, а потом на комсомольском собрании напустится на них Женя и напомнит, что они давали обещание работать без аварий. Многие будут недовольны Катей; ей, опытному штурману, ничего не простят… У Кати щемило сердце, когда самолет опускался на аэродром.
Глава пятнадцатая
