Николай Асанов - Огненная дуга
Вспыхнула еще одна машина сбоку. Командир высунулся из нее и сразу обвис на борту, уронив руки, словно пытался достать что-то с земли, изрытой гусеницами. Яблочков бросил танк в то место, откуда стреляли по машинам. Сибирцев почувствовал только толчки, когда танк пополз по батарее, давя пушки, минометы, а вместе с ними и фашистов.
Еще Сибирцев увидел автоматчиков Сереброва, прыгавших с машин и бежавших по лесу. Затем впереди показалась поляна, а на ней одинокий танк со вздыбленным носом, похожий на памятник. Танк стоял над немецким окопом, раздавив в нем людей и орудия, погибнув, но открыв дорогу вперед, где виднелся пустой город. По дорогам и полям бежали толпы людей, поднимались черные султаны дыма над подожженными складами и хранилищами горючего. Рядом с подбитым танком Подшивалова на желтой траве сидели два танкиста, словно оберегали покой командира. Подшивалов лежал лицом вверх на холмике, строгий и важный, каким никогда не был при жизни. Рядом с ним лежал Парамонов, широко раскинув руки, так стосковавшиеся по свободной земле, по любимой работе.
Яблочков остановил танк возле холмика, открыл люк и долго смотрел на лицо убитого друга.
Сибирцев включил рацию и закричал:
— Аврора! Аврора!
Никто не отзывался. Тогда, надеясь только на чудо, благодаря которому станция Демидова, может быть, еще слышит, хоть и не отвечает, он сказал:
— Держитесь, товарищи! Мы идем!
Затем вызвал Астру. Астра откликнулась сразу, — должно быть, командир ее ждал вызова Сибирцева.
— Идем на квадрат тридцать девять Г. Тридцать девять Г.
В его голосе было столько торжества, что Астра даже не спросила, есть ли препятствия. Донесся только голос командира:
— Поздравляю Яблочкова, Подшивалова! Веду бой…
Это поздравление мертвому потрясло Сибирцева, но он промолчал. Пусть командир узнает о погибших в тот час, когда победа обрадует его. Тогда легче переносить гибель товарищей.
И, передав Яблочкову поздравление, он приник к смотровой щели.
13
Марина освободилась от парашюта еще в воздухе. Держась руками за лямки, она смотрела на темную приближающуюся землю, пытаясь выбрать удобное место. Ее относило к самому берегу, который был отличен от воды тем, что казался светлее. Это было так странно, что Марина едва не пропустила момента, когда надо было выпустить лямки парашюта. Она опустилась возле самой воды.
То, что она сразу выпустила лямки парашюта, спасло ее. Парашют, клубясь и путаясь, пролетел еще некоторое время, и к нему протянулись оранжевые длинные жала пулеметных очередей, светясь над головой Марины. Она сползла по вязкому, сырому песку, торопясь уйти как можно дальше от места падения, пока ее не заметили. Взглянув на небо, она увидела, что все оно было пересечено светлыми полосами, в которых раскачивались парашютисты. Один луч упорно шарил по берегу, выхватывая то устои моста, то фигурки бегущих в полукилометре людей. Один раз этот луч прошел на уровне головы Марины, ослепив ее, но последовавшая за ним пулеметная очередь разрезала темноту значительно выше.
Прожектор и пулеметные точки были где-то недалеко.
Теперь Марина не стремилась уползти от луча: спасение ее и товарищей было в бою.
Она поползла по берегу, ища пулеметы, запечатлевшиеся в памяти с тех дней, когда она разведывала мост. Вот шпиль радиомачты на том берегу. Вот под руками груда валунов. Если провести воображаемую линию на тот берег, то несколько правее окажется прожекторная установка, которая чуть не погубила ее.
Прожектор выхватил из темноты длинную фигуру человека, бежавшего к мосту с минометом на плече. Вокруг человека мгновенно вспыхнул золотой ореол, словно он сам засветился. За ним, рассыпавшись по всему берегу, бежали еще люди, но Марине почему-то стало смертельно жаль именно этого, высокого. Луч прожектора разрезал его пополам, и тотчас же к нему пронеслись различимые даже в свете прожектора трассирующие пули, и человек упал. Марина вскрикнула, словно боль чужой раны передалась ей, и побежала к прожектору. Фашисты не видели ее, но, услышав шум шагов, открыли огонь из автоматов. Марина швырнула гранату. Прожектор погас одновременно со взрывом. Марина стремительно кинулась к мосту.
Много раз во время разведывательной работы она была возле моста, но никогда он не казался ей таким враждебным. В те времена она была здесь в одиночестве, теперь же боялась за всех, кто находился рядом с нею. Эта боязнь толкала ее вперед, поддерживала, и потому Марина торопилась, карабкаясь по крутому склону железнодорожного подхода, чтобы как можно скорее оказаться на мосту. И так же — она знала это — бежали к мосту ее незнакомые друзья, заботясь о ней и ее удаче, как она заботилась о них.
До слуха донеслась тревожная трель свистка, повторенная трижды. Это Демидов. Он жив и ищет ее. Только теперь она поняла, что испугалась именно за Демидова, когда прожектор осветил высокого человека с минометом. Она откликнулась сигналом, чтобы Демидов замолчал. Треск автоматов усилился, и ей казалось, что все эти звуки направлены против Демидова. Она нацепила опознавательную повязку и бросилась на сигнал.
Постепенно бой затихал. Все реже становились в этой сумятице звуки немецких орудий и все громче и гуще наши. Марина увидела бегущих на противоположный конец моста людей со смутно белеющими опознавательными повязками, увидела башню на восточном конце моста, где был назначен сборный пункт офицеров.
Гитлеровцы не успели обрезать осветительные и телефонные провода. В комнате с узкими окнами, похожими на бойницы, с винтовой лестницей, уходившей на второй и третий этажи, горели две сильные лампы. В глубине, на столе, беспрерывно звенел телефон. Демидов, мальчишески улыбаясь, поднял трубку и спросил по-немецки:
— Кто говорит? Очень приятно. Это говорит капитан Демидов. Да, русский. О, русские давно уже здесь и скоро будут на вашем берегу.
Опустив трубку, он с удовольствием сказал:
— Не понравилось фашисту сообщение.
В комнате уже собрались командиры. Не хватало лишь Голоскова. На столе лежала карта.
Марина улыбнулась Демидову, но сейчас же погасила улыбку. Надо было действовать.
— Я отметила здесь три зенитные батареи, надо проверить, захвачены ли они, — сказала она, указывая на отметки, которыми была испещрена карта.
Командиры вышли, сзывая людей. Скоро тяжелый топот бегущих солдат утих. Теперь являлись только одиночки, пробивавшиеся в темноте к мосту. Перестрелка продолжалась, возникали и затихали гранатные взрывы, слышались гулкие удары немецких мин, пускаемых пока наугад.
Голоскова все еще не было. На противоположной стороне реки, в предместьях города, вспыхнул новый очаг боя.
Это парашютисты сходились по два, по три, постепенно группировались в отряды, занимали отдельные дома в городе, стараясь пробиться ближе к мосту, чтобы своей, даже и неравной, борьбой с врагом помочь тем, кто выполнял основную задачу.
Мост был так хорошо изучен во время подготовки к операции, что Демидову не понадобилось отдавать специальных приказаний. Саперы уже разъединили провода, подготовленные для взрыва, разыскали и бикфордов шнур на тот случай, если им самим понадобится взорвать мост. У шнура стоял дежурный, который должен был по сигналу, а в крайнем случае по собственному разумению, зажечь шнур. В нижнем этаже башни работал санитарный взвод. Девушки размещали тех раненых, какие смогли добраться сами, пробегали с носилками, хотя кругом шла стрельба и трудно было понять, где фашисты, где свои.
В дальнем углу, хорошо защищенном толстыми стенами от снарядов и мин, заработала рация. Марина передала первую условную радиограмму. И теперь читала огромную и сложную книгу эфира, ища строки, предназначенные ей.
Все пока совершалось по порядку, так, как было предусмотрено, хотя Демидов все чаще хмурился, — слишком многих парашютистов недоставало. Пробежали минометчики, чтобы занять позиции на западном берегу — ближние к мосту дома. На восточном берегу устанавливали пулеметы, рыли окопы, маскировали противотанковые пушки, несли снаряды.
Но как мало было людей! Все они как-то рассеялись на большом пространстве. Самая большая группа билась в городе, возле рыночной площади. Там действовал Голосков. Но шум этого сражения не приближался. Три или четыре группы сражались на восточном берегу, где-то в районе пристаней.
И отбивающиеся там и находящиеся здесь знали, что в ближайшие минуты фашисты предпримут атаку, чтобы отбить мост. И Демидов молча стоял на мосту, прислушиваясь к звукам этих рассредоточенных схваток.
И все-таки люди прибывали. Иные приходили только для того, чтобы сообщить разведанные данные и свалиться, обессилев от ран; другие, доложив о своем появлении, уходили в окопы и занимали место в строю.
